Я увидел кнопки сигнализации — под его ногой и на уровне колена. На полке, под крышкой стола, — револьвер. Кассир вдруг уронил монетку. Он поспешно слез со стула и ползал на коленях, пока не нашел ее. Я догадался, что мы заставили его занервничать.
Я улыбнулся, вышел из клетушки и закрыл дверь. Гардинер сказал:
— Не понимаю.
— Я, знаете ли, очень сентиментален, мистер Гардинер, — пробормотал я в ответ.
Сантименты, мать их… Мне было жалко Джони. Даже если он и сцапал эти деньги, я не винил его. Бежать, бежать из этой клетки. Теперь мне легко понять, почему он смылся. Ты грязен, тебя мочит дождь, тебе приходится выслушивать брань начальства и работать до изнеможения, но, по крайней мере, ты свободен. Вокруг тебя вольный воздух.
Гардинер проводил меня до входной двери. Когда мы шли по залу, звери в клетках прекращали болтать и пытались делать вид, что работают. Охранник открыл входную дверь и придерживал ее.
— Ты будешь где-то поблизости, конечно? — Гардинер попытался придать своему голосу равнодушие, но у него не очень-то получилось.
Мое лицо треснуло пополам. Это я так улыбнулся, чтобы дать ему понять, что кое-кто умрет, прежде чем я покину город.
— Да, я буду в городе.
На табличке было написано «Линкастл Бизнес-Группа». Она была сделана из бронзы, вставлена в рамку из красного дерева и вмурована в каменную стену. Дверь не успевала закрываться, настолько люди нуждались в этом здании. Офис босса размещался на втором этаже.
Охранник в синей униформе изобразил на своем лице что, что, наверное, должно было считаться вежливой улыбкой, и показал на стулья вдоль стены. Дюжина мужчин и пожилая женщина притулились на них, ожидая своей очереди. Многие барабанили пальцами по кейсам и бросали беспокойные взгляды на часы над столом секретарши.
Я же с вожделением посмотрел на девушку.
Тут было на чем остановиться глазу. Верхнюю часть платья, похоже, попросту забыли пришить. Оно начиналось почти в том месте, где гречанки подвязывали свои туники — я понятно объясняю? — и крепко, будто двумя жадными руками, вытянувшимися из-за спины, сжимало каждую половинку пышной груди. Девушка сидела, отодвинувшись от стола, и ничто не мешало желающим разглядывать ее ножки. Черное маленькое платье. Оно должно было быть обязательно черным, чтобы подчеркнуть платиновость ее волос, и непременно из джерси, чтобы плотно обтягивать ее фигуру. Она так закинула ногу на ногу, что у впечатлительных мужчин сразу стало бы мокро в трусах, когда она попытается встать.
Я подошел к столу и сказал:
— Вам следует подвести часы.
Она подняла лицо от карточек, которые заполняла, — все еще напряженное от не слишком успешных попыток вспомнить алфавит.
— Простите?
— Никто не смотрит на вас.
— На меня?
— Ваша грудь, ваши ноги. О! Самые длинные, самые прекрасные ноги в городе. Но никто не смотрит. Они все зыркают на часы, плебеи.
Ее взгляд сначала скользнул по стене к часам, потом метнулся за запястье.
— Часы идут правильно, — растерянно сказала она.
— Неважно, я пошутил. Мне необходимо немедленно видеть Ленни. — Я вздохнул про себя, пожалев, что такое тело вынуждено мириться с таким мозгом.
— О, извините, но вам придется подождать. Вы… сказали Ленни? — С опозданием она заметила мою фамильярность по отношению к ее шефу, — что ж, неудивительно.
— Совершенно верно.
— Вы его друг?
— Не исключено.
Она опять нахмурилась, пытаясь сформулировать следующий вопрос.
— Если вы по делу, тогда…
— Не по делу, красавица.
— О, значит вы друг. Хорошо, я доложу ему, что вы здесь. Ваше имя?
Я назвался. Она сняла трубку, подождала, когда ей ответят, потом сказала кому-то, что мистер Макбрайд ожидает в приемной. Шум голосов за моей спиной стих. Все ждали, как отбреют выскочку. Их постигло разочарование. Блондинка торжественно кивнула телефону и положила трубку.
— Мистер Серво будет рад вас видеть. Сию минуту.
— О, нет, я остаюсь здесь и буду смотреть на вас.
— Но мистер Серво сказал…
— Я знаю. Он хотел бы видеть меня.
Она нахмурилась, потом лицо ее вспыхнуло. До нее наконец дошло. Да, тяжелый случай.
Я вошел в маленький тамбур и увидел еще одну дверь, на которой было написано «Вход запрещен». Я толкнул ее и очутился в следующей приемной. Здесь тоже был секретарь — на этот раз огромный детина, привалившийся вместе со стулом к стене, так что тот стоял только на задних ножках. Во рту охранника торчал окурок потухшей сигары, большие пальцы он засунул под мышки, из кармана высовывалась дубинка. Он процедил:
— Входи, — и указал на последнюю дверь.
Я вошел.
Кабинет был добрых тридцать шагов в длину, с окнами по левой и правой стене. Тот кто обставлял его, наверно, получил чек, в котором была только подпись хозяина, чтобы стоимость вещей не связывала его фантазии. Почти в самом центре стоял массивный, почти во всю длину зала, стол красного дерева, в конце его восседал сам король. Без туфты, самый настоящий. Наши дни переодели королей в шикарные костюмы и чисто выбрили. Сегодня это приятные мужчины с начинающими серебриться волосами на висках. И непременно рядом с ними в кожаных креслах сидит парочка парней, чтобы исключить всякую возможность малейших недоразумений.
Ленни Серво смотрел на меня, пытаясь сохранить бесстрастное лицо. Я сказал:
— Привет, сосунок, — и усмехнулся, увидев, как сжались его губы, а на крыльях носа выступили белые полоски.
Телохранитель, похожий на ласку, казалось, не мог поверить своим глазам. Он медленно встал, аккуратно расправил складки на зеленом габардиновом костюме и опустил руки по швам. Пальцы у него дрожали, вместо глаз чернели узкие щели. Он процедил, почти не разжимая тонких губ:
— Ты, сукин сын, ты…
Его коллега просто сидел и смотрел, пытаясь понять, что происходит. Таким образом, мы оказались один на один.
— Сядь, Эдди. Мистер Макбрайд пришел навестить меня.
Голос у Ленни оказался низким, насыщенным, прямо-таки бархатным. Но меня не проведешь, приятель.
В наэлектризованной атмосфере кабинета я просто кожей чувствовал изливающуюся на меня ненависть. Или это был страх? Ленни весь напрягся, как звенящий лук, хотя старался не показывать этого. Они смотрели на меня как на урода. Я сунул в рот сигарету, прикурил, давая им возможность наглядеться, и когда счел, что прошло достаточно времени, выдвинул ногой кресло, присел на подлокотник и выпустил плотную струю дыма прямо в лицо Серво, не переставая улыбаться.
Человек в зеленом костюме, которого называли Эдди, опять выругался.
Я сказал:
— Я вернулся, приятель. Ты знаешь, зачем я вернулся?
Маленький мускул дернулся у Серво на щеке, почти под самым глазом, и заставил растянуться в улыбке губы.
— Надеюсь, ты сообщишь это нам. — Он посмотрел поочередно на обоих телохранителей, приглашая их тоже повеселиться над хохмой, которую я им выдам.
Я тоже улыбнулся.
— Ты, слякоть! Удивляюсь, что она нашла в тебе.
Серво даже не покраснел. Просто глядел на меня.
Он остался равнодушным, а вот у Эдди, видимо, сдали нервишки. Так оскорблять короля! Он хотел броситься на меня, но Ленни остановил его, выставив ногу. У Эдди от бешенства глаза повылезали из орбит, так что, казалось, само лицо его провалилось в череп. Он судорожно заглатывал воздух маленькими порциями, как рыба, выброшенная на берег.
— Дай мне добраться до него, черт возьми! Позволь мне сделать то, что я обещал сделать с ним!
Ленни легонько отпихнул его ногой.
— Всему свое время, Эдди. И мистер Макбрайд понимает это, не так ли, мистер Макбрайд? Пусть он покуражится пока, Эдди. Позволь ему это удовольствие.
Я затянулся еще раз сигаретой и посмотрел сверху вниз на крысообразного прощелыгу. Просто чтобы потешить себя, я встал, схватил его за руки и ударил головой ему в лоб. В черепе загудело, но зато этот придурок Эдди рухнул как подкошенный.
Никто не проронил ни слова. Минуту было тихо, как в гробнице, когда же Серво опять повернулся ко мне, его лицо было отвратительно бледным.
— Борзой? — только и мог сказать Серво.
— Угу.
— По-моему, у тебя слишком короткая память.
— Угу.
Он вышел из-за стола и молча глядел на меня, пока к нему окончательно не вернулся дар речи.
— Тебе лучше было не возвращаться, Макбрайд.
Я решил играть до конца. Это была игра вслепую: я не знал ни правил, ни соперников, ни счета, но в одном я был уверен: скучать не придется.
— Я хочу Веру, Пенни. Если ты догадываешься, где она, тебе лучше сразу сказать мне об этом. Ты знаешь, что случится, если ты будешь упрямиться?
Ленни с интересом смотрел на меня. Никто с ним, с королем, не разговаривал подобным образом. Зато телохранитель со шрамом на лице, кажется, понял меня. У него отвисла челюсть, и он смотрел на нас как фермерский мальчишка, впервые очутившийся на эстрадном представлении. Серво был близко от меня и жарко дышал мне в лицо. А я этого не выношу.
