– Ты можешь чем-нибудь отвлечь Толстуху? – заговорщицки прошептал Кабанов.
– Зачем? – задала свой любимый вопрос Зойка.
– Узнаешь потом.
За завтраком он почти ничего не ел, хотя внес в общий котел традиционную тройную норму. Каша не лезла ему в горло. В тягостной атмосфере подземелья витал дух революционных перемен.
– На диету сел? – поинтересовалась Толстуха, пожирая за Кабановым то, что он оставил в своей тарелке.
– Так бывает при запорах и пептидазах, – высказался Бывший, опуская голову в опустевшую кастрюлю. По давно сложившейся традиции он закрепил за собой право вылизывать общественный котел.
Кабанова трясло, как в лихорадке. Он не знал, как скрыть от пронырливых глаз Толстухи свое состояние; как назло, сегодня она проявляла повышенное внимание к нему, будто догадывалась о его замысле.
«У него есть заточка и газовый баллончик, – вспомнил Кабанов об арсенале Командора. – Вполне возможно, что он носит в кармане еще и нож…»
Ему было страшно. Страх перешел в ужас после того, как из темноты коридора раздался голос Командора:
– Друзья мои! Цена на песок снова возросла! Пусть же богатства наших недр сделают нас еще более богатыми и счастливыми! Ройте себе комнаты – большие и уютные! – И после паузы, недобрым голосом: – А тем, кто хочет нарушить наш созидательный труд, я обещаю большие неприятности.
– Так-то, – давясь кашей, многозначительно произнесла Толстуха.
– Золотые слова! – со звонким эхом отозвался из кастрюли Бывший. – Престиссимо!
– Больше дела, меньше слов! – задорно пропела Полудевочка-Полустарушка и, водрузив совковую лопату на плечо, зашагала в карьер.
Заламывая руки, Кабанов ходил по опустевшей мастерской. Его всего трясло. Зойка испуганно поглядывала на него и как попало тыкала иголкой в ткань.
– Не сиди же! – зашипел Кабанов.
– А что мне делать?
– Иди туда… к ним… И отвлеки Толстуху…
Он стиснул кулаки так сильно, что хрустнули суставы пальцев, и пошел в коридор. Сделал круг по отхожему месту, полил сырую, насквозь провонявшую стенку. Из карьера доносились звонкие голоса. Кабанов услышал скрипучий голос Полудевочки-Полустарушки:
– Хватит… Взялись! И-и-и оп-па!
Кабанов пошел к кабинету, остановился за углом, прижался к стене. Из штольни вышли Бывший и Полудевочка-Полустарушка с носилками. Старика заносило, его худые костлявые ноги подгибались. Полудевочка-Полустарушка шла впереди, высоко вскидывая коленки, ее белый в желтых пятнах платочек съехал на глаза, и одному богу было известно, как она находила путь. У дверей они остановились. Лязгнул засов, дверь отворилась. Кабанов, едва не теряя сознание от страха, быстро пошел вперед, схватился за дверь, оттолкнул старика, который тотчас выронил носилки. Полудевочка-Полустарушка заголосила на всякий случай, хотя ничего не видела. Кабанов, взопревший как в бане, кинулся на Командора и вцепился двумя руками в лацканы пиджака, который когда-то принадлежал ему.
– Я тебя убью! – заорал Кабанов, но голос предательски надломился, и получилось нечто похожее на жалобную мольбу.
– О горе, горе!! – завопила Полудевочка-Полустарушка, присыпая свою мелкую, как репка, голову песком.
Командор поначалу растерялся, но потом начал оказывать сопротивление. Он кряхтел, тужился, силясь оторвать руки Кабанова от пиджака.
– Не убьешь! – возразил он.
Бывший, сбитый Кабановым с ног, не спешил подняться. Он ползал вокруг люльки, поглядывая на картонную коробку, из которой торчали горлышки бутылок. Внушительная масса Кабанова вынуждала Командора отступать. Он пятился к двери, в проеме которой, воздев руки кверху, голосила Полудевочка-Полустарушка. С проворностью варана Бывший добрался до коробки, выудил оттуда бутылку и, затолкав ее в штаны, выполз наружу. Кабанов и Командор, продолжая рвать друг на друге одежду, вывалились из кабинета, попутно вдавив в песок причитающую Полудевочку-Полустарушку.
– Кончилось твое время! – хрипел Кабанов, толкая Командора в темный угол, где еще не впиталась в песок оставленная им лужа.
– Это мы еще посмотрим! – не сдавался Командор.
Толкаясь бедрами, словно два швартующихся судна, в коридор вывалились Зойка и Толстуха. Ошарашенные открывшимся им зрелищем, они замерли, а потом вдруг хором начали скандировать:
– Давай! Давай!
Через мгновение к ним присоединился Бывший, выбралась из песка Полудевочка-Полустарушка. Население подземелья окружило дерущихся.
– Дави его!! Дави!! Сильнее!! Сильнее!! – кричали зрители, правда, трудно было понять, кому именно адресованы слова поддержки.
И тут Кабанов услышал, как сзади заскрипела на пружинах и захлопнулась металлическая дверь кабинета. Наверное, ее по незлому умыслу толкнула Полудевочка-Полустарушка, которая всегда боялась сквозняков. Кабанов отпустил Командора, а тот, не пытаясь как-нибудь воздействовать на бунтаря, стал спокойно поправлять на себе пиджак. Кабанов кинулся к двери. Дверь была заперта.
– Ключ!! – потребовал Кабанов.
– А нету, – ответил Командор, теребя пуговицу, которая висела на одной ниточке.
– Тогда ты фиг сюда зайдешь! – пригрозил Кабанов, тяжело дыша после короткой, но изнурительной схватки.
– А это мы еще посмотрим, – усмехнулся Командор.
Зрители, потупив очи, разбрелись кто куда. Через полминуты из мастерской донеслось дружное пение: «Ма-му-ми-мууууу». Бывший руководил хором, размахивая руками. Он был необыкновенно весел, лицо его горело, как солнце на закате, и сам он качался, словно высохшая березка. И ничто не напоминало о конфликте, разве что Зойка, склонившаяся над пяльцами, горько плакала, и ее слезы расплывались темным пятном по облику Иисуса Христа.
Кабанов выволок из мастерской кухонный столик, придвинул его вплотную к железной двери и лег на него. Командор, прохаживаясь рядом, не преминул съехидничать:
– Ты что ж, спать тут будешь?
– И спать, и кушать, и вообще…
– Ага! – криво ухмыльнулся Командор. – Кушать скоро будет нечего! Нет песка – нет еды!
– Ничего, потерпим.
Кабанов был настроен держать оборону очень решительно. Ближе к ночи он натаскал песка и наполовину засыпал дверь. Зойка принесла ему ужин на сковородке. Кабанов все съел, а сковородку оставил при себе в качестве оружия. Зойка осталась ночевать рядом, на полу. Спал Кабанов чутко, просыпаясь от малейшего шума, но Командор никаких решительных действий не предпринял. По-видимому, все его оружие осталось в кабинете, а без него Командор чувствовал себя неуверенно и оттого выбрал пассивную осаду.
Народ вел себя так, будто ничего не произошло. Утром женщины взялись за вышивку. Бывший залез под стол и время от времени просил, чтобы ему подали воды, которую выпивал с необыкновенной жадностью. Командор не показывался из спальни, где провел ночь. Кабанов был готов к тому, что Толстуха, как жена власть имущего, начнет строить ему всякие козни, но она заняла подчеркнуто нейтральную позицию. Собственно, как и Полудевочка-Полустарушка, которая всякий раз, проходя мимо Кабанова, надрывно восклицала: «О, горе, горе!» И трудно было понять, кого именно она считает автором этого «горя» – Кабанова, который оккупировал дверь кабинета, или же Командора, который не желает отдать Кабанову ключ. В подземелье воцарилось затишье, пропитанное острым ожиданием смены власти.
На третий день изоляции от внешнего мира Толстуха и Полудевочка-Полустарушка объявили, что у них закончились продукты. Причем объявили они об этом не кому-то конкретно, а как бы пожаловались друг дружке на опустевшие сусеки, но пожаловались громко, так, чтобы в равной мере отчетливо слышали оба кандидата – и Кабанов, и Командор. Командор на это заявление никак не отреагировал, а Кабанов распорядился разделить на всех свои личные запасы, включая Бывшего, но исключая Командора.
Командор вроде как остался без харчевания, но никто не замечал, что это доставляет ему страдания. Напротив, Командор выглядел сытым, жизнерадостно хлопал себя по тугому животу, громко икал и распространял вокруг себя запахи водки-селедки, грудинки-маслинки. Кроме того, он часто и основательно посещал туалет. Проанализировав этот феномен, Кабанов пришел к выводу, что Командор тайно пользует давно припрятанные стратегические запасы.
В томительном ожидании развязки прошло еще два дня. Зойка, принося еду бессменному часовому, шепотом признавалась, что ей очень, очень страшно и в воздухе пахнет большой бедой. Воздух в коридоре пах другим, но Кабанов и сам чувствовал, что так долго продолжаться не может и очень скоро накопившиеся эмоции выплеснутся наружу.
Он правильно думал. Неожиданно закончилась еда. Окончательно. Было съедено все, до последней печенюшки, и сгрызено все, до последней карамельки. Вдобавок к этому какая-то сволочь по злому умыслу или по неосторожности опрокинула ночью бак с водой. Обитателей подземелья ждали муки голода и жажды.
