Алкоголь уже крепко держал Кэда за горло. Если он не пил, возвращались мысли о Хуане, а перенести этого он был не в состоянии.
* * *
Венд предложил Кэду другую работу: репортаж о визите в Мексику герцога Эдинбургского для «Лук Ньюс», нового калифорнийского журнала, который быстро набирал тираж. Ему предложили шестьсот долларов.
— Шестьсот? — сказал Кэд в трубку. — Странно. Этот визит волнует весь мир. Должно быть, это работа на синдикат.
— Так оно и есть, — ответил Венд. — Но это поручили Лукасу. Твоя ошибка с генералом наделала шума. Ты еще должен быть счастлив, что «Лук Ньюс» хочет получить твои снимки. Можешь, конечно, отказаться, но, если все же ты возьмешься за это дело, постарайся, чтобы твои снимки можно было отправить куда-нибудь, кроме сортира.
— Все будет как надо, — заверил его Кэд.
Работа стоила ему невероятных усилий. Теперь он был пьян почти целыми днями, а когда не был — получалось еще хуже. Альмейдо попытался напечатать фотографии и вернул их без комментариев. Кэд даже не посмотрел на них. Он знал, что это почти любительские снимки, не похожие на его обычную работу. И вряд ли найдутся идиоты, которые захотят их использовать.
Венд позвонил на следующий день. Кэд ожидал нового взрыва, но тот разговаривал очень спокойно, и это было еще страшнее.
— Так больше не может продолжаться, Вал, — сказал он. — То, что ты мне предложил, просто непристойно. Это унижает журнал… и тебя. Любой ребенок может сделать такие фотографии.
Кэд чувствовал, что его охватывает гнев, и, понимая, что не имеет на это право, негодовал еще больше.
— А что бы ты хотел получить за эти несчастные шестьсот долларов? Эти фотографии…
— Брось, Вал. Они заплатили, но возьмут фотографии Лукаса. Может быть, подумают, что это расточительно, однако им нужно думать о репутации. Мне тоже. Я не взял никаких комиссионных. На эти деньги ты сможешь прожить месяц или два. Полечись и приди в себя. Когда ты снова будешь в норме, я постараюсь еще что-нибудь тебе предложить, а пока…
— Убирайся к черту! — закричал Кэд и швырнул трубку.
Что теперь будет? Он не мог окончательно поверить, что Венд бросил его. После стольких лет… Подонок! За кого он его принимает?
Кэд допил свой стакан и с трудом поднялся на ноги. В конце концов, Венд не был единственным агентом… Он еще покажет им, на что способен. Отныне Венд не получит ни единой фотографии, подписанной именем Вала Кэда.
Но тут в нем что-то сломалось. Он задрожал и, упав на колени, разрыдался, спрятав лицо в ладони.
Эд Бурдик, специальный репортер «Нью-Йорк Сан», вошел в кабинет главного редактора газеты, плотно закрыл за собой дверь и уселся на единственный стул.
Генри Матиссон откинулся на спинку кресла, положил карандаш и с подозрением посмотрел на Эда, который должен был сейчас находиться в Мексике и писать серию статей о туристской индустрии.
— Кто вам разрешил вернуться, Эд? Во всяком случае, не я.
Бурдик усмехнулся. Этот высокий, тощий сорокалетний мужчина был лучшим сотрудником газеты, и знал об этом. Он позволял себе самовольно принимать решения, но это никогда не вредило работе.
— Не беспокойтесь об этих статьях, Генри, — спокойно ответил он. — С ними все будет в порядке. Но у меня есть новость, а в придачу к ней — идея, так что, если сейчас выслушаете меня, вам не придется жалеть. — Матиссон закурил и недоверчиво посмотрел на репортера. — Догадайтесь, кого я встретил в Мехико несколько дней назад, — продолжал Эд, нахально вынимая сигарету из пачки Матиссона.
— Кого?
— Вала Кэда.
Если Бурдик рассчитывал удивить Матиссона, то он ошибся.
— И что же? — спросил редактор холодно.
— Вы помните его?
— Конечно. У него была история с какой-то женщиной, после которой он стал пить, загубил репортаж о де Голле и рассорился со своим агентом. Почему вы хотите, чтобы я интересовался им?
— Потому что он по-прежнему самый лучший фотограф на свете, — сухо сказал Бурдик.
— Понимаю. Вы вернулись из Мексики, чтобы сказать мне это.
— Нет, — возразил Бурдик. — Я вернулся, чтобы сказать вам, что хочу с ним работать.
— Простите?
— Я хочу сотрудничать с Кэдом. Мы с ним сможем придать новое лицо газете, которая, строго между нами, в этом нуждается.
— Ясно. Вы помогли Кэду опорожнить его бутылку.
— Я говорю серьезно, Генри. Если вам эта мысль не по нраву, я переговорю с «Таймс», и если им она тоже не понравится, — с другими журналами. Дело очень перспективное и не может не заинтересовать того, кто держит нос по ветру.
— Этот тип — пьяница и бездельник. Вы теряете время, Эд. Почему вы думаете, что он в состоянии работать?
— А почему вы сомневаетесь?
— Я знаю пьяниц. Если кто-то сумел основательно заглянуть в бутылку, его оттуда уже не вытащить.
— Вы разговаривали с Кэдом? Откуда же тогда этот пессимизм? Мы ведь ничего не теряем. Кроме того, он заинтересован не меньше меня.
— Говорят, он живет в какой-то лачуге за песо в день и бутылку текилы. Это верно?
— Факты устарели. Он действительно жил в лачуге, это верно. Но потом заболел. Агент Венда, Адольфо Крил, нашел его и поместил в госпиталь. Его вылечили. Он провел там три недели, не выпив ни капли. Это Крил пришел ко мне и попросил что-нибудь сделать для Кэда. Вы помните его фотографии, которые он сделал на корриде, или репортаж об индусах? Я видел Кэда, он мне симпатичен. Этот парень пал так низко, как только можно упасть, но он готов подняться. Вы помните, как в свое время пытались его заполучить. Но он был слишком дорогим фотографом, и неудивительно, — за талант надо платить. Сейчас ему очень трудно, но с нашей помощью он вернет себе хорошую форму. А что это означает — вы должны и сами понимать.
Матиссон раздавил сигарету в пепельнице.
— Если он не пил в госпитале, это совершенно не значит, что он снова не запьет.
— Ради Бога! — воскликнул Бурдик. — Вот уже восемь дней, как он вышел из госпиталя, и не пьет ничего, кроме кока-колы.
— Он здесь? — удивился Матиссон.
— Итак, Генри, я ставлю вам условие: либо я работаю вместе с Кэдом, либо предлагаю свои услуги «Таймс».
— Вы, кажется, это окончательно решили, Эд?
— Да, решил. Мне хочется прославиться.
— Что вы надумали?
— Мне нужно дополнительно шесть страниц ежедневно. Мы втроем будем выбирать сюжет, Кэд сделает цветные фотографии.
— У вас уже есть идея?
— Да. Контрасты. Кэд потрясающий мастер в этой области. Молодые и старые, бедные и богатые, альтруисты и паразиты, словом, все в этом роде.
Матиссон подумал и, наконец, кивнул, стараясь не показать, что предложение его заинтересовало.
Сколько это будет стоить?
— Вот это другое дело. Пока вы можете взять Кэда за три сотни в неделю. Год назад он стоил в четыре раза дороже.
— Ну, что же… возможно, это будет интересно. Вы думаете, он подпишет контракт на шесть лет?
— Я не позволю ему подписывать контракт на такой большой срок. Два года — не больше, и на второй год — пятьсот долларов в неделю.
— Вы что, стали его агентом? — ядовито спросил Матиссон.
— Я не хочу, чтобы его дурили, — сказал репортер. — Просто, я знаю вас… Итак, решили?
— Я поговорю с ним, — сказал Матиссон. — Ничего не обещаю, но поговорю с ним.
Часом позднее Бурдик отыскал Кэда в соседнем баре.
Кэд очень изменился за эти четыре месяца. Он похудел, и в его черных волосах появились седые пряди. Солнце Мексики сделало его кожу черной, но выглядел он неплохо. Несколько рассеянным, правда, но тут же улыбнулся, заметив Бурдика, и пригласил его сесть рядом.
— Спасибо, Вал, — сказал Бурдик. — Я договорился о контракте на два года. — Он похлопал Кэда по руке. — Мы им покажем, на что способны, старина Вал. Я принял вашу историю близко к сердцу. Теперь мы будем работать вместе.
Так образовалось содружество, которое впоследствии заставит заговорить о себе и поднимет тираж «Нью-Йорк Сан». Кэд, казалось, понял, что только дисциплина и быстрота реакции делают работу журналиста успешной. Сотрудничество с Бурдиком не оставляло ему времени на воспоминания. У него иногда возникало желание выпить, но он не поддавался, потому что не хотел подводить Бурдика, который очень помог ему. Они пили только кока-колу и кофе.
Бурдик жил в трехкомнатной квартире неподалеку от редакции, и уговорил Кэда переехать к нему.
Иногда Кэд вспоминал о Хуане, прежде чем уснуть. Его воспоминания уже почти не мучили, хотя он все еще любил эту женщину. Он знал, что, если она войдет в эту комнату, он ни за что не прогонит ее, и понимал, что он просто несчастный идиот. Да, она вела себя подло, но Кэд готов был простить ее. Хуана проникла в его душу, как вирус в живую клетку. И все же он никогда не пытался найти ее, или хотя бы разузнать, что с ней случилось. Она, без сомнения, вернулась в Мехико, и Кэд спрашивал себя, неужели она все еще с Педро Диасом, или уже бросила его ради нового увлечения. Кэд помнил, что Хуана все еще была его женой, знал, что может потребовать развода, но гнал от себя эту мысль.
