— Я хочу тебя.
Начался повтор предыдущей ночи. Одной рукой она потянулась себе за спину и расстегнула молнию на длинном платье. Оно упало ей под ноги, мягкой охапкой обвив ее лодыжки. Под платьем у нее были бледно-голубенькие шелковые трусики, которые плотно сидели на ее бедрах. Легкий золотистый загар все еще покрывал остальную часть ее тела. Она перешагнула через платье и повернулась лицом ко мне. Ее полные груди подрагивали с каждым ее движением, а огромные сливовые соски начали твердеть под влиянием прохладного воздуха из кондиционера. Звонка в дверь не последовало. И на том «спасибо». Пальцы Сильвии проскользнули под пояс трусиков, и она с воровским проворством вмиг освободила от них свое тело. Когда она снова выпрямилась, чуть ниже ее гладкого животика моему взору открылся У-образный клочок лобковых волос светло-клубничного цвета.
— Я не хочу больше разговаривать, — сказала она решительно. — Я хочу заняться любовью. Если ты хочешь услышать из моих уст эту смешную фразу, — пожалуйста: Я хочу трахаться.
Она подошла ко мне и не останавливаясь плотно прижалась всем телом ко мне. Я почувствовал неотвратимый импульс — и мой член окреп. Сильвия тоже почувствовала это и улыбнулась. Ее пальцы протиснулись между нами и расстегнули ширинку. Через секунду она уже держала мой член обеими руками и нежно сжимала его.
— Хорош, — сказала она упоенно. — Хочу!
Мои руки обвили ее пояс, затем опустились ниже и обхватили ладонями ее круглые ягодицы, сжимая и раздвигая их. Ее полные груди еще более тяжелым грузом прижались к моей груди и расплющились на ней. Ее рот с настойчивой жадностью искал мой, потом ее зубы впились в мою нижнюю губу. Моя правая рука отпустила ее левую ягодицу и, быстро обогнув ее гладкое бедро, запустила пальцы в пучок ее лобковых волос. Она развела ноги, покрякивая от удовольствия, пока мои пальцы исследовали влажное пространство между ее раздвинувшимися влагалищными губами. Ее зубы отпустили мою нижнюю губу, и она закинула голову назад.
— Снимай свою одежду, Холман, — прохрипела она. — Пока я не разорвала ее в клочья!
Кому охота ходить в рваном костюме? Я быстро стащил с себя одежду и к тому времени, когда на мне ничего не было, я увидел, что она наблюдала за мной, обняв ладонями влагалище и разводя в стороны ее губы, так что я мог видеть жемчужную белизну ее напряженного клитора. Я понял, что она дважды была права, когда употребила слово «трахаться». Понятие «заниматься любовью» не имело с этим ничего общего. Я схватил ее, обнимая одной рукой за плечи, другой — под колени и оторвал от пола. Кушетка была просторной, но не настолько, чтобы воспользоваться ею, подумал я. На полу лежал огромный ковер из овечьей шерсти, который отлично подходил для нашего дела. На него я ее и опустил. И началось!
Безумные страсти поцелуев, лизаний, сосаний и кусаний, когда ни один из нас не обращал внимания на другого. Все было подчинено одному — самоудовлетворению, достижению своей собственной волнующей вершины, — и плевать на партнера. Сильвия достигла оргазма первой, закричав в голос и барабаня своими кулаками по моим плечам. Через несколько секунд последовал и мой, сопровождаемый чередой судорожных толчков, и в конце концов я остался лежать на ней совершенно опустошенным.
— Слазь, — казалось, прошла целая вечность прежде чем Сильвия произнесла это слово низким голосом. — Ты же задавишь меня до смерти.
Мой вялый член выполз из своего влажного рая, и я медленно встал на колени. Сильвия смотрела на меня с особым чувством триумфа в ее ясных голубых глазах.
— Извини, что обошлась без этих бисексуальных штучек, — сказала она. — Я подумала, что для того, чтобы их тебе продемонстрировать, нет времени.
— Если принять во внимание мое теперешнее состояние, — сказал я, — то ты, должно быть, многих женщин стерла в порошок, то есть в абсолютную пыль.
— Ничего не могу с этим поделать. — Она приподнялась и приняла сидячее положение. Затем она почти любовно поласкала свои груди. — Но у меня это всегда получается лучше, когда есть аудитория.
— Вот, что я называю чертовски прекрасным шоу! — раздался сзади меня чей-то мужской голос. — Не жеманное притворство двух девок, а настоящая жестокая животная похоть. Истинное наслаждение!
Я взглянул через плечо и увидел Чарли Стрэттона, дружески улыбавшегося мне, а также пушку в его руке, направленную прямо на меня.
— Да, это ваша пушка, приятель, — сказал он. — Но это вовсе не значит, что вам не надо одеваться.
Я оделся. Сильвия тоже оделась, натянув на себя снова длинное кобальто-голубое платье и застегнув на спине молнию. Потом она подняла свои бледно-голубые трусики и, скомкав их в руке, бросила этот мягкий клубочек в меня.
— Подарок на память, — сказала она. — Примите с нелюбовью.
Я не стал их ловить, и они упали мне под ноги. На лице у Чарли Стрэттона все еще сияла дружелюбная улыбка, но пушка в его руке все еще была прямиком направлена мне в живот.
— Звони Эдди, — сказал он. — Скажи ему, что одна посылочка готова и дожидается отправки.
— Конечно, — сказала Сильвия и отправилась к телефону.
— Я уже был здесь до того, как вы приехали, — сказал Стрэттон. — По правде сказать, большая часть из того, что тут случилось, была чрезвычайно скучна. Вы даже себе не представляете насколько банален был ваш разговор за обедом.
— Не возражаете, если я налью себе выпить? — спросил я его.
— Как нехорошо с вашей стороны, Холман, задавать подобные вопросы, — сказал он укоризненно. — Я хотел заметить, что всем нам здесь хорошо известно, что вы можете выделывать с бутылками. Как я слышал, бедный Олсен все еще не пришел в себя. Что явно не улучшило настроения Эдди.
Сильвия вернулась.
— Эдди сейчас будет, — сказала она. — Или пришлет кого-нибудь вместо себя разобраться с этим дельцем. Он еще не решил кого.
— Налей своему запоздалому гостю выпить, — сказал Стрэттон. — Что вы предпочитаете, Холман?
— Бурбон со льдом.
— Это четко укладывается в ваш имидж.
Сильвия подошла к бару и стала готовить напиток. Разговаривая с ней, Стрэттон все еще внимательно следил за мной.
— Я был вознагражден, конечно, — сказал он. — Я хотел сказать, что все эти прятки и подслушивания окупились с лихвой! Но вот, какой вопрос меня занимает, Сильвия, дорогая: зачем был нужен такой неожиданно бурный секс?
Сильвия улыбнулась ему.
— Ну, я думала, что ты оценишь это, Чарли, и, возможно, это зрелище как-то поможет тебе скрасить унылый вечер. Кроме того, тебе известно, что я эксгибиционистка.
— На той пленке это ясно видно, — сказал он. — Как я жалел, что сегодня вечером при мне не было камеры! Это был один из самых лучших твоих эпизодов, моя дорогая.
— Все, что случилось, было вызвано тем, как он обошелся с Олсеном, — сказала она. — Это порождение насилия. Мне было любопытно, как это насилие проявляет себя, вырвавшись на свободу. Конкретно в сексе, конечно.
Создавалось впечатление, что меня в комнате нет. Сильвия завершила приготовление моего напитка и взяла в руку бокал.
— Передай бокал ему на вытянутой руке, — сказал Стрэттон. — Имейте в виду, Холман, — пока есть жизнь, есть и надежда. Но я непременно застрелю вас, если вы попытаетесь что-либо сделать.
Сильвия принесла бокал ко мне и послушно вытянула руку вперед. Я принял его и пригубил. Бурбон был хорошим и, возможно, последним.
— По-моему, это называется уйти с почетом, Холман, — заметил Стрэттон между прочим.
— Глория Ла-Верн и Элисон Вейл, — сказал я. — Одно и то же лицо, верно?
— Это представляется до очевидности банальным выводом, — сказал он. — Но вы ведь и сами, Холман — человек банальный. Одна жестокость и кровожадность, и, как я подозреваю, ни тени интеллекта.
— Я не думаю, что могу позволить себе торчать здесь до прихода антиклимакса, — объявила Сильвия. — У меня болят самые интимные места, и я совершенно без сил. Думаю, надо принять душ, припудрить синяки и отправляться спать.
— Как вам угодно, моя дорогая, — Стрэттон подарил ей лучезарную улыбку.
— Прощайте, Холман. — Сказала она мне с фригидной улыбкой. — В следующий раз, когда я буду заниматься этим с женщиной, я, возможно, вспомню вас и от души посмеюсь.
— А всего-то нужно — прикончить и похоронить Эдди. И все тогда смогут вернуться к своей привычной жизни и получать удовольствие, — сказал я. — Подумайте над этим.
— Нет, спасибо. — Она громко зевнула. — Я сейчас слишком устала, чтобы о чем-то думать. Пока, Чарли. Ну, а вас, Холман, я уже больше никогда не увижу.
Когда она покидала комнату, тонкий шелк ее платья моментально приник к ее круглому заду, очертив во всей красе ее славные формы. Этот прощальный жест уколол меня больше, чем все сказанные ею в мой адрес слова.
