– Мне очень жаль, доктор Хершель, что нам не удалось спасти Консуэло. Я вот о чем думал... Впрочем, убежден, что Треджьер представил вам свой отчет. Но, очевидно, у вас есть какие-то вопросы? Если бы я смог просмотреть его, мне удалось бы заполнить возможные пробелы. Насчет, кстати, того, что именно было сделано нами до его приезда... Лотти окинула его оценивающим взглядом.
– Доктор Треджьер был убит до того, как представил мне отчет. Поэтому вы меня очень обяжете, если пришлете по возможности полное описание всех ваших действий.
Она выудила из сумочки визитку, подала ему, затем ободряюще потрепала меня по плечу.
С тобой будет все в полнейшем порядке, Вик. Ты генетически очень здорова. Верь в свои силы!
Глава 11
Лицензия на артистичность
Я перехватила Пола Альварадо прежде, чем он забрался в лимузин, отправлявшийся на кладбище. Он и Диего, такие нескладные в строгих черных костюмах, ждали, когда мать закончит разговор с одной из монахинь. Пол наклонился и поцеловал меня в щеку, прикрытую соломенной шляпкой. Он воспользовался этим, чтобы проинспектировать состояние моего лица.
– Лотти рассказала Кэрол, что произошло, Вик. И, поверь, мне жаль, что ты угодила в эту кучу мусора из-за нас.
Я покачала головой.
– Не из-за вас. Я старалась что-нибудь узнать о Малькольме, ради Лотти... Я видела Фабиано. Ваша работа?
Пол торжествующе посмотрел на меня.
– Ну, ясно, – откликнулась я. – Ты конечно же ничего об этом не знаешь. Так? И Диего тоже?
Диего ощерился.
– Ты правильно все поняла, Вик.
– Послушайте, мальчики. Я очень ценю ваш боевой дух. Но боюсь Серджио и не скрываю этого. Что-то он подумает, когда Фабиано прибежит рыдать ему в жилетку?
Пол приобнял меня за талию:
– Есть у меня такое чувство, что этот парень не побежит к «Львам». Я вот слышал, вышло все так: Фабиано вел свой «эльдорадо» с дикой скоростью, а когда резко затормозил, то ударился рожей о ветровое стекло. Могу поклясться, что именно это он и расскажет Серджио, если тот его спросит.
Изумленно нахмурившись, Бургойн прислушивался к разговору. Не успел он спросить, кто все эти незнакомые ему люди, как монахиня смогла наконец отделаться от миссис Альварадо, и та царственной поступью двинулась к лимузину. Бургойн взял ее под руку, снова принес соболезнования и усадил в машину. Пол и Диего горячо пожали мне руку и присоединились к матери, Херман, Кэрол и еще одна их сестра, Алисия, ехали во второй шикарной наемной машине. Толпа родственников тоже расселась в лимузинах. Вот это процессия!.. Бургойн и я взирали на нее по пути к его «ниссану».
– Ну что, вам теперь легче? – саркастически спросила я.
– Миссис Альварадо замечательно держится, а ведь она – убитая горем мать, – серьезно ответил он, выезжая на Фуллертон-стрит. – И потому людям легче общаться с ней в такие минуты.
– А вы что же, ожидали всплеска латиноамериканских эмоций? Она очень достойная женщина...
– Вы с ее сыновьями беседовали? Я хотел бы знать... Может быть, это не мое дело, но... кто-то напал на вас? Я сначала думал, что вы угодили в автоаварию.
Я ухмыльнулась.
– Вы правы. Это не ваше дело. Один мой бывший клиент точил на меня зубы из-за старой обиды и нанес рану ножом. Это не имеет никакого отношения к Консуэло, а посему не заставляйте ваше сердце горевать обо мне.
Он был искренне удивлен:
– Я действительно выгляжу таким в ваших глазах? Слишком драматично отношусь к смерти пациента? Впрочем, может, так оно и есть. Но это – первая роженица, скончавшаяся за все время моей работы в «Дружбе-5»... Считается, что врачи легко к этому привыкают, а вот я – нет.
Он свернул к Белмонт-авеню...
Несколько кварталов мы проехали молча. Я чувствовала себя неловко после моих язвительных замечаний, а он, вероятно, все еще был погружен в думы о смерти Консуэло.
– Как она действительно умерла? Я имею в виду Консуэло, – спросила я.
– От сердечной недостаточности. Ее сердце просто перестало биться. Я был в это время дома. Мне позвонили, но к тому времени, когда я приехал, она была уже мертва. Вскоре подъехала доктор Хершель. Я живу в четверти часа езды от клиники.
– А разве вскрытия не было?
Он сделал гримасу.
– Было, было. Теперь уже вмешались власти графства, они тоже настаивают на отчете. Правда, администрация штата пока не в курсе... Я бы мог посвятить вас в детали, но они столь неприятны... Правда, косвенно они отражают причину остановки сердца. Какая жалость – молодая девушка... Я просто не понимаю. Возможно, причина – диабет...
Он покачал головой. Когда мы остановились у моего дома, он погладил рулевое колесо, помолчал, затем сказал:
– Я понимаю, что мы познакомились не при идеальных обстоятельствах, но мне хочется узнать вас поближе. Может быть, пообедаем вместе? Например, сегодня вечером? Я освобожусь после визита в центр и подхвачу вас здесь, скажем, в половине седьмого.
– Ну что ж, – легкомысленно откликнулась я. – Это было бы неплохо!
Осторожно, стараясь не зацепить колготки, я выбралась из машины. Мистер Контрерас не появился. Очевидно, занят своими помидорами. Ну и славно, проведу хоть пару минут в молчании. Зайдя в квартиру, я вытащила револьвер, положила его на комод и разделась до нижнего белья. Несмотря на то, что мой костюмчик был летний и легкий, револьвер сильно нагрелся.
Я улеглась на полу в гостиной, размышляя, какие следующие действия надлежит предпринять в расследовании смерти Малькольма. После субботней встречи с Серджио голова моя была в тумане от боли, обиды и снотворных. Зато теперь мне представилась наконец возможность мыслить четко и ясно.
Серджио был очаровательным социопатом, врагом общества. В восемнадцать лет, когда я защищала его в суде, он рассказывал ужасающие, омерзительные небылицы с огромной степенью убедительности. Хорошо, что у меня имелось подробное полицейское досье на него, иначе из-за его баек нас просто бы растерзали в судебном заседании. Он делал хорошую мину при плохой игре: втайне клокотал от ярости, когда я его о чем-нибудь расспрашивала. Он то и дело менял показания на ходу, и прошло немало времени, пока мы не выработали нечто, имеющее под собой основу, а именно то, что могло выдержать перекрестный допрос.
Серджио, без сомнения, был способен убить Малькольма ни за понюшку табаку, а потому приказал кому-нибудь из дружков убить Треджьера. Возможно, так он и сделал. Но не иначе как по просьбе Фабиано.
Тем не менее в отличие от Серджио жалкий хлюпик Фабиано не выглядел психопатом. Он не был также в чести у «Львов».
Я просто представить себе не могла, что Серджио мог убить Малькольма по просьбе Фабиано. Нет уж, наверняка сунься он с такой просьбой ко «Львам», то подвергся бы оскорблениям и унижению. Однако у меня было ощущение, что Фабиано кое-что знает о смерти Малькольма, не прямо вовлечен, но знает. И скорее всего взбучка, которую он получил, его обескуражила и значительно смягчила. Надо бы еще раз потолковать с ним... Я встала, включила телевизор, надела джинсы, желтую хлопчатобумажную накидку, засунула револьвер в наплечную сумку и вышла из квартиры. На прощание я бросила взгляд во двор, где Контрерас возился со своими питомцами... Студия Тессы Рейнольде располагалась в так называемой украинской деревне, неподалеку от Гумбольдт-парка. Этот район наряду с рабочим людом населяют представители свободных профессий – художники, музыканты... Этакое чикагское Сохо. Получив муниципальный кредит, Тесса купила здесь большую трехкомнатную квартиру и полностью, с большой тщательностью ее переделала. Две верхние комнаты сдавала художникам и студентам. А весь первый этаж отвела под свои хоромы и студию.
Выбив южную и западную стены, она заменила их пуленепробиваемыми стеклянными панелями. Эта работа унесла два года ее жизни, заставила влезть в долги. Тесса была должна всем – друзьям-дизайнерам, конструкторам и, естественно, сантехникам. Зато получилась грандиозная, небывалая студия, идеально подходящая для демонстрации ее работ – монументальных скульптур из металла. Покупателям только и оставалось подгонять грузовики к студии по аллее, ведущей к роскошным кирпичным блокам.
Я припарковалась у фасада и пошла вдоль кирпичной стены, не заботясь о том, что могу отвлечь вечно занятую работой Тессу. Как я и предполагала, Тесса была дома; двери открыты настежь, чтобы пропускать побольше вечернего воздуха. Секунду-другую я неподвижно стояла у входа. Вдохновение Тессы было столь интенсивным, что грех был бы нарушить его. Она держала кисть, глядя в Невидимое. Голова была повязана шарфом с настоящим африканским узором. Он прекрасно подчеркивал утонченные черты лица высокоскулой представительницы славных Ашанти[5].
Увидев меня, она уронила кисть и пригласила войти.
– Не работалось мне эти дни, – сказала она. – Поэтому занималась уборкой. Подметала, чистила и все думала: что же мне захочется теперь делать? Потом решила: набросаю несколько эскизов, пока они в голове. Хочешь чаю, кофе?
