Тут вступил в дело и я. С воплем: «Ах ты, сукин сын!» — я схватил его за грудки одной рукой, а второй врезал под дых. Он отлетел к стене. Лицо перекосилось от боли.
— Это ужасно, — объясняла Мэдди всем, кто хотел ее выслушать, а таких уже собралось немало. — Грязный извращенец… Облапал меня… О, это ужасно!
Я ударил «извращенца» второй раз, и его очки с толстыми стеклами полетели на тротуар. Тут же их кто-то и раздавил. Я еще бил его, когда появился коп. Здоровенный ирландец, пожелавший знать, чем это я тут занимаюсь. Мне не пришлось ничего говорить. Толпа, и довольно-таки большая, объяснила ему, что я вступился за честь женщины. Коп со вздохом повернулся к «извращенцу».
— Я мог бы забрать его в участок, да только потом хлопот не оберешься. Вам придется писать жалобу, давать свидетельские показания в суде. И мне надо будет заполнить кучу бумаг. Одна морока. — Я понимающе покивал. — Вот что я вам скажу. Почему бы не отвесить ему еще пару тумаков и не забыть об этом досадном происшествии? Я уверен, больше он себе такого не позволит. Ваш урок обязательно пойдет ему впрок.
Идея показалась мне привлекательной. Я приставил бедолагу к стене и врезал по физиономии. Он лишился нескольких зубов, из носа потекла кровь.
— Скажешь Баннистеру, чтоб катился к чертовой матери, — наказал я ему и ударил вновь. Он медленно сполз на тротуар, а мы с Мэдди сели в такси и уехали.
— Убрал бы ты эту штучку, — попросила меня Мэдди. — Она меня пугает.
Я проверял, заряжена ли «беретта». Выяснил, что да. Вставил обойму в рукоятку, положил пистолет в карман пиджака.
— Сними пиджак, — посоветовала мне Мэдди. — Расслабься.
Я повесил пиджак на ручку двери и вновь опустился на диван. Мы сидели в квартире Мэдди. Такси доставило нас к ее дому.
— Бедный Эд, — проворковала она. — Как ты себя чувствуешь?
— Коньяк больше не обезболивает. И живот вновь дает о себе знать. По дороге следовало купить бутылку.
— А ты загляни на кухню.
Я ответил долгим взглядом, поднялся, прошел на маленькую кухню. Линолеум в красную и белую клетку, в одном углу древняя газовая плита, в другом — холодильник, тоже не первой молодости, а на столике полная бутылка «Курвуазье». Я осторожно взял ее, отнес в гостиную. Мэдди широко улыбалась, глаза ее весело блестели.
— Вчера ее здесь не было.
— Великий детектив прав.
— А ты коньяк не пьешь. То есть купила ты ее не для личного пользования, Маделейн.
Она восхитительно покраснела.
— Великий детектив прав и на этот раз. Я купила ее днем, перед тем, как отправилась выполнять твое задание, надеясь, что в скором времени ты вновь заглянешь ко мне. А теперь наполняй свой стакан.
Свой стакан я наполнил до краев, ей налил не больше унции. Отпил коньяк и сказал своему животу, что он может расслабиться. Затем передал Мэдди ее стакан и сел на диван рядом с ней. Потягивал коньяк, курил, и мое самочувствие улучшалось с каждой минутой.
— Сегодня ты домой не пойдешь, — заявила Мэдди. — Не переоценивай своих достоинств, Эд. Я не собираюсь домогаться тебя, во всяком случае, когда ты в таком состоянии. Я же не хочу твоей смерти.
— Тогда…
— … лучше уйти. Что еще ты можешь сказать? Давай не тратить силы и время на споры, Эд. На ночь ты остаешься здесь, и точка. Тебе нельзя возвращаться в свою квартиру. Слишком многим хочется пристрелить тебя.
— Насчет многих ты загнула, — возразил я. — И потом, всегда можно переночевать в отеле.
— Нет, — отрезала Мэдди. — Сначала тебе придется искать отель, потом ты долго не сможешь заснуть. А моя квартира — лучший отель Нью-Йорка, Эд. Тебя накормят, напоят, убаюкают. Опять же, к твоим услугам телефон, который никто не прослушивает. Чего еще можно желать?
— Этого хватит с лихвой. У тебя убедительные доводы.
— Разумеется, убедительные. Ты остаешься. Договорились?
Я кивнул. Обнял ее, отпил коньяк. Усталость все сильнее придавливала меня к дивану, но спать не хотелось. Правда, не хотелось и что-либо делать.
— Меня осенило, — внезапно нарушила тишину Мэдди. — Не следует тебе вставать на сторону Питера Армина.
— Чего ты так решила? Мне показалось, что он тебе понравился.
— Да, понравился. Но он — преступник, Эд, хочет наварить деньги на украденных драгоценностях. Если брифкейс попадет к тебе в руки, ты отдаешь его Армину?
— Да.
— Хотя это противозаконно?
— Мы заключили сделку. Кроме того, я ищу убийцу, а не горсть драгоценностей. Меня интересует только убийца, ничего больше, — продолжил я. — Какая мне разница, к кому попадут драгоценности? У Армина прав на них не меньше, чем у любого другого. Кому они принадлежат? Вольштейн мертв. Его аргентинская жена не имеет на них никаких прав: они не принадлежали ему, да и брак у них, по существу, фиктивный, поскольку Вольштейн не развелся с первой женой. Настоящие владельцы погибли или пропали без вести. Кто еще в списке претендентов? Правительство Аргентины? Драгоценности станут наградой за укрывательство нацистов? — Я глубоко вдохнул, чтобы перевести дух. — На драгоценности мне наплевать. Как и на то, что Армин — преступник. Если он поможет мне добраться до убийцы, пусть катится со своим брифкейсом на все четыре стороны.
— Тогда почему ты попросил у него пять тысяч долларов?
— Потому что в противном случае он принял бы меня за психа. И потому, что мальчики Баннистера разгромили мою квартиру и едва не покалечили меня. В меня стреляли, за мной следили. А ведь я не выполняю чей-то заказ. Так что небольшая компенсация не помешает. Применение пяти «штукам» я найду. — Она покивала, обдумывая мои слова. Не знаю, одобрила она мою логику или нет. Но ведь я не святой. Кто из частных детективов святой?
— И занимает меня только одно: степень правдивости истории Армина?
— Ты думаешь, он лгал?
— Безусловно. — Я пожал плечами. — Кто поверит, что действует он лишь на основе анализа некой стекающейся к нему информации? Это объяснение для простачков, и мне хотелось бы знать о его истинной роли.
— Есть идеи, мистер Лондон?
— Да, мэм. Ты заметила, как формально он держится. Не только ты называешь меня «мистером Лондоном». Он обращался ко мне только так. Даже Клей у него исключительно «мистер Баннистер».
— Но такая манера свойственна многим.
— Согласен. Но Шейла-Алисия для него всегда «Алисия». И мне представляется, что он хорошо ее знал, когда она была просто Алисией. Припомни нашу беседу. У меня сложилось впечатление, что он мог многое о ней рассказать, если бы захотел поделиться своими воспоминаниями.
— Тогда я ничего не заметила. Но после того, как ты об этом упомянул…
— Теперь, когда я об этом упомянул, думаю, что он один из похитителей драгоценностей, или дружок Алисии из далекого прошлого, которого она призвала на помощь, чтобы сорвать крупный куш.
Мы посидели, обдумывая мою последнюю версию. Я набил и раскурил трубку, продолжая посасывать коньяк.
— Но прежде всего надо разобраться с брифкейсом, — поделился я своими мыслями с Мэдди. — Его нет ни у кого, и вокруг него ломаются все копья. Завтра мне следует позвонить Джеку Энрайту. Думаю, он рассказал мне далеко не все. Шейла не могла не нервничать, провернув такую аферу с Баннистером, и, возможно, упомянула о брифкейсе.
— Но он же сказал…
— Я знаю, что он сказал. Память любит подкидывать сюрпризы. Я поделюсь с ним версией Армина о том, кто и в каком порядке побывал в квартире Шейлы. Глядишь, он что-нибудь и припомнит. У него была одна забота — выйти сухим из воды и уберечь семейную идиллию. Но прошло уже два дня, он успокоился и, возможно, что-то да вспомнит.
Она взяла мою трубку, положила в пепельницу.
— По-моему, пора на покой. У тебя был трудный день, Эд. Допивай коньяк, и в постель. Спать, — уточнила она. — Только спать.
Утром Мэдди меня потрясла. Сделала омлет, поджарила бекон и гренки из ржаного хлеба и не пыталась заговорить со мной, пока я не выпил вторую чашку крепкого кофе. Впервые мне встретилась очаровательная женщина, которая еще и знала, как вести себя по утрам. Я тут же поделился с Мэдди этими мыслями, и она просияла.
— Ты собирался позвонить Энрайту, — напомнила она.
Я снял трубку, набрал его номер. Женский голос поинтересовался моей фамилией и попросил подождать. Потом трубку взял Джек.
— Я должен с тобой поговорить, Джек. По важному делу.
— О Боже, — вырвалось у него. Последовала пауза, заполненная детскими воплями. — Сейчас я ужасно занят, Эд. Ты дома? Я позвоню тебе, как только выдастся свободная минутка.
Я продиктовал ему телефон Мэдди.
Мы убрали со стола грязную посуду. Мэдди мыла тарелки, я их вытирал. Потом посидели в ожидании звонка. Словно семейная пара. Мне уже не терпелось вырваться из квартиры. Наконец раздался звонок, и я поднялся, чтобы взять трубку.
