Положим, у Джун и без того каждую ночь в постели находится бомба, но сейчас я вполне разделял ее опасения. Мы покинули нашу кабинку и вышли на улицу.
Бар выбирала Джун; она же предложила и другое местечко, которое, к моему удивлению, оказалось уединенным и очень живописным уголком. Чтобы до него добраться, пришлось проделать больше мили по ухабистому проселку; оно располагалось в нескольких ярдах от дороги, на гребне обрывистого холма.
Неподалеку от того места, где мы остановились, росло несколько стройных деревьев; их свисавшие ветви неясными тенями выделялись на фоне ночного неба. Высоко светила молодая, еще не созревшая луна. А под нами на целые мили открывался потрясающий вид ночного Лос-Анджелеса и Голливуда: мириады огней, непрерывная круговерть дорожных огоньков, яркие сполохи неонового света.
Я прикурил по сигарете, и мы задымили. Я еще поспрашивал Джун о том телефонном разговоре, но ничего нового не выпытал. Немного погодя она заметила, что впервые за весь вечер наконец-то чувствует себя в безопасности — от нескромных взглядов.
— За исключением вашего, мистер Скотт, — игриво добавила она.
— Шелл. Или ты забыла, что мы договорились обходиться без излишних условностей? И, простите мою откровенность, леди, но вам никогда не избавиться от нескромных взглядов. По крайней мере, пока рядом с вами мужчины. И тем более такие, как я.
— Против тебя, Шелл, я ничего не имею. — Джун выбросила сигарету и придвинулась ближе. — Скорее, наоборот.
Ее голос стал мягче, вкрадчивее, в нем появилась волнующая хрипотца, напоминающая потрескивание отдаленного лесного пожара. Мою щеку овеяло тепло ее дыхания, когда она проворковала:
— Мне нравятся мужчины вроде тебя, Шелл. Большие, грубоватые, сильные, с глазами свирепого зверя.
— Свирепого... зверя? Я?!
Я повернулся, чтобы посмотреть на Джун. Ее лицо находилось почти вплотную к моему. Когда она улыбнулась, на ее влажной нижней губе отразился свет.
— Я тебе солгала, Шелл. Но только самую капельку.
— Насчет телефонного разговора?
— Нет, я о другом. Помнишь, я сказала, что после душа расхаживаю нагишом, а потом пудрю все тело. Помнишь?
— Еще бы я забыл!
— Я сказала, что это вырвалось у меня случайно. Так знай, я солгала. Я сказала это с определенной целью — и совершенно умышленно. Мне хотелось, чтобы ты думал об мне — такой.
— И ты своего добилась. Больше того, я...
— А все остальное чистейшая правда, мне нравится после душа припудривать тело «Белой ночью». Так называется пудра.
Каждое слово, произнесенное Джун, рисовало в моем мозгу живую картинку, словно передо мной прокручивали фильм, снятый на пленке очень высокого качества, вроде «Техниколор», «Синерама» или даже «Смел-о-вижн». А отдаленный лесной пожар уже наваливался на меня, становясь все ближе и горячее; да что там — он бушевал вовсю.
— «Белая ночь», — повторил я. — С ума можно сойти. — Моя рука уже обнимала плечи Джун, наслаждаясь теплом ее кожи. — А может, лучше хватит об этом? А то мой рассудок словно попал в капкан. То есть я хотел сказать... Я хотел...
— Твои слова вызывают у меня такие восхитительные ощущения, — перебила меня Джун. — Почти порочные... — Прижавшись ко мне, она подняла лицо; теперь ее дыхание обжигало мне губы. — Порочные, — протянула она, — грешные, но такие упоительные... как ласка...
Мой рот, припав к ее губам, оборвал поток слов. Я обнял Джун, и мои руки замерли на бархатной коже ее обнаженной спины. В ответ она прильнула ко мне всем телом. Потом, отстранившись, проведя острым язычком по губам, ласково засмеялась и, не переставая смеяться, снова впилась в мой рот.
Да, я вам скажу, это нужно испытать.
Пунцовые губы Джун словно были созданы для огненных поцелуев. И если первый еще походил на те, что шлют любящие дети родителям в конце письма, то уже второй больше напоминал смерч. Не без сожаления я понял, что до этого целовался с одними куклами и лишь теперь изведал нечто настоящее.
Джун покачивала головой из стороны в сторону, ее зубы нежно, не причиняя боли, теребили мою нижнюю губу. Неожиданно она отстранилась и взглянула на меня.
— Ммм... — пропела Джун. — Как мне с тобой хорошо! — О, ее улыбка! — А тебе, Шелл, тебе?
— Кажется, мои губы пылают.
Джун, довольная, засмеялась:
— Давай сожжем их. Сожжем дотла, ммм...
Ее «ммм...» превратилось в нежнейшую ласку, обжигавшую словно неразбавленный джин — пустой желудок. Мне казалось, что я целовал ее не одними губами, а сразу... сразу... боюсь, слова бессильны, слова больше не принадлежали мне, губы больше не принадлежали мне, ничего больше не принадлежало мне. Хотя нет, кое-что все-таки принадлежало.
Медленно, словно нехотя, Джун оторвалась от моего рта, откинулась назад и убрала руки с моей шеи. Она улыбалась и покачивала головой, а лунный свет серебром отливал на ее изогнутом лебедином горле, на развевающихся волосах. Затем она повела плечами, и узкие бретельки платья услужливо соскользнули. Джун подняла руки, скрестила их на обнаженной груди, призывно глядя на меня широко открытыми сияющими глазами.
С шумом втянув в себя воздух и продолжая улыбаться, она закинула руки за голову, выгнула спину и, еще крепче прижавшись ко мне, снова пылко обвила мою шею.
Ее серебристые в лунном свете груди кружили мне голову ароматом «Белой ночи», дыхание Джун слилось с моим.
Я нашел ее губы, жадно припал к ним и больше не отпускал.
Было уже около полуночи, когда мы свернули с Сансет на Вайн. Вайн через несколько кварталов переходила в Норт-Россмор, по которой можно подкатить прямо к парадному входу отеля «Спартан». Я немного поспорил с Джун, предлагая подбросить ее куда ей нужно, а домой вернуться одному, поскольку не исключено, что парни надумают перенести исполнение своего адского плана на более ранний час. Ну, например, на полночь. Она мягко возражала, настаивая, что поедет со мной, и, для вида посопротивлявшись, я согласился.
Когда мы приближались к отелю, Джун спросила:
— А ты не мог бы оставить машину где-нибудь сзади, Шелл?
— Без проблем.
— Тогда так и сделай, хорошо? Я... мне не хотелось бы идти через парадный вход, ты понимаешь?
Теперь, когда мы с ней сблизились, ее, мне казалось, больше тревожили предстоявшие мне испытания водой, огнем и взрывом бомбы.
— Лучше бы я отвез тебя домой, Джун.
— Да нет, все в порядке. Правда.
Я припарковался позади «Спартана», и мы вошли через черный ход. Велев Джун подождать в холле, я отпер дверь своей квартиры, зашел внутрь и осмотрелся. Осторожно включил свет... ничего не взорвалось. В спальне я заглянул под кровать, ощупал матрас — пусто. Все выглядело как обычно, однако для пущей уверенности я, стоя у двери, бросил на постель стул, а сам юркнул за стену. Раздался грохот, но его издал стул, свалившийся с кровати на пол. Водрузив его на место, я вышел в холл.
— Все в порядке? — спросила Джун.
— Угу. Никаких бомб под кроватью.
Ее лицо осветилось улыбкой.
— Прекрасно.
Я улыбнулся в ответ, взял ее за руку и повел к себе. Джун с любопытством осмотрела мою квартиру, заинтересовавшись тропической рыбкой и пресловутой Амелией. Потом мы скромно уселись рядком на шоколадно-коричневый диван.
— Выпьем что-нибудь?
Она взглянула на часы.
— Я бы выпила «Джимлит». Или, если у тебя нет лимонного сока, обычного мартини.
— Вот чего нет, так это обычного мартини. Сегодня. Когда дело касается выпивки, у меня появляется все — от лимонного сока и маленьких серебристых луковичек с Бермудов до шотландского виски «Обавалла», бренди «Ватерлоо» и кукурузного самогона. Кроме того, я ожидаю поступления жидкого ракетного топлива в максимально сжатые сроки, какие только доступны гражданским лицам.
Джун снова посмотрела на свои часы; кажется, она и впрямь немного нервничала. Наверное, ей хотелось удостовериться, что до часу ночи времени еще достаточно.
— Тогда остановимся на «Джимлите», — решила она. — Мне нужно немного взбодриться. Заправиться, если точнее.
— Сейчас сообразим. — Я соскользнул с дивана и направился на свою кухоньку, где занялся поисками джина и лимонного сока.
Шаря по полкам, я крикнул Джун:
— Кстати, о заправке... эти ученые изобрели твердое реактивное топливо. Так почему бы им не придумать твердую выпивку?
— Твердую выпивку?
— Ага. Почему бы и нет? Они же, пустомели, утверждают, будто твердое горючее выделяет больше энергии и к тому же горит синим пламенем. Вот посмотришь, еще наступит день, когда мы в поисках выпивки полезем в холодильник, чтобы отколоть кусочек твердого мартини и откусывать его помаленьку, ловя кайф.
— То есть горя синим пламенем?
— Молодец, ты сечешь. Пара кусочков, и мы на орбите. Существует ведь довольно много способов выхода в космос. Ох, братцы, а ведь мне доводилось бывать в открытом космосе!
