Никто из нас не разговаривал.
Через некоторое время я нервно оглянулся и проверил, не сидит ли у нас на хвосте машина.
– Никто не следит за нами, – резко бросила Хильда. – Я совершенно уверена в этом.
– Это профессионалы…
– Никто не следит за нами!
В голосе Хильды звучала резкость, которую я раньше не замечал за ней. Я быстро глянул на нее. В слабом свете уличного освещения она выглядела бледной и очень уставшей. Хильда смотрела вперед и достаточно профессионально вела большую машину, моментально реагируя на меняющуюся ситуацию на дороге, хотя движение было весьма интенсивным.
Мы проехали так минут двадцать и наконец выехали из Лос-Анджелеса на магистраль, где Хильда смогла прибавить скорость.
Мы по-прежнему не разговаривали.
Еще через двадцать минут она свернула на боковую дорогу и начала подниматься по горному серпантину, все время поддерживая большую скорость. Через несколько минут она остановилась на смотровой площадке, специально сделанной для влюбленных парочек и туристов, которые приезжают сюда, чтобы полюбоваться панорамой Лос-Анджелеса, открывающейся с высоты холма.
Едва машина остановилась, я оглянулся, но не увидел позади и намека на свет фар машины, поднимающейся вслед за нами. Видно было лишь зарево над городом и свет фар машин, несущихся на большой скорости по магистрали.
Хильда повернулась и посмотрела на меня.
– Почему ты так испуган, Терри?
– С чего ты взяла? – сказал я осторожно. – Просто немного беспокоюсь. Этот иск в страховую компанию был трагической ошибкой. Агент страховой компании обследовал телевизор. Ему кажется, что твое требование необоснованно.
– Что позволяет ему думать так?
– Из-за инвалидности твоему мужу было трудно, скорее всего, даже невозможно снять заднюю стенку телевизора. С высоты своего кресла он не мог дотянуться до нижних крепежных винтов.
– Но я же говорила тебе: я совершенно уверена, что он никогда бы не снимал заднюю стенку телевизора. Это просто невозможная вещь, учитывая его характер. Лишь ты утверждал, что он это сделал.
– Конечно же, он сделал это! Когда я вошел, задняя стенка была снята и…
– Я думаю, что самое лучшее, что я в настоящий момент могу сделать, – прервала она меня, не глядя в мою сторону, – так это попросить мистера Маклина, чтобы он аннулировал иск. Я вполне могу обойтись и без их денег. Все продам. Считаю, этого вполне хватит, чтобы расплатиться с долгами.
Я вздрогнул.
– Ты уже не сможешь аннулировать иск.
– Почему же нет?
– Когда приходит требование об оплате полиса, оно автоматически фиксируется, и дальше компания проводит стандартное расследование. Иск нельзя вернуть, в противном случае компания вправе решить, что ее пытались ввести в заблуждение. В этом случае они моментально уведомляют полицию. И полиция берет дело под свой контроль.
– Ну и какая мне забота, если они известят полицию? Мне нечего скрывать.
– Ты так думаешь? А наши с тобой отношения? Вдруг они об этом узнают?
– А даже если и так. Чем мне это грозит?
Я застонал. Сунув руки между колен, я с силой сжал их.
– Но я же тебе уже однажды объяснял, Хильда! Мы должны быть предельно осторожны.
– Именно поэтому ты и попросил перезвонить тебе из кабины телефона-автомата?
– Да. Я не верю детективу из страхового агентства. Они вполне могли прослушивать твою линию.
Хильда резко повернулась ко мне. Ее глаза блестели.
– Скажи мне правду!
– О чем ты?
– Это не было несчастным случаем, не так ли? Ты что-то скрываешь. Ты должен сказать это мне!
Я уже открыл было рот, чтобы вновь повторить свои басни, но остановился. Внезапно я почувствовал, что не могу больше врать ей. Я не мог врать женщине, которая занимает такое большое место в моей жизни. Я знал, что совершаю роковую ошибку, говоря ей это, но не мог и дальше врать ей.
– Нет, Хильда, это не был несчастный случай, – начал я тихо. – Я убил его!
Она затаила дыхание и отодвинулась от меня.
– Ты убил его?
– Я, должно быть, сошел с ума, – сказал я. – Сама мысль о том, что ты связана с ним до конца его дней, доводила меня до безумия. Вот почему я убил его.
Она сидела без движения, и я мог слышать только ее дыхание, прерывистое и неровное.
– Я сделал это только потому, что люблю тебя, Хильда. При определенном везении, это никогда не открылось бы. Я надеялся, что через несколько месяцев мы смогли бы уехать отсюда и начать вместе новую жизнь.
Ее плечи задрожали, словно ей вдруг стало очень холодно.
– Но как ты смог сделать это?
Я рассказал ей. Пути назад уже не было. Я рассказал все в деталях.
Она забилась в угол машины, руки лежали на коленях. Не шевелясь, в неярком свете луны, она смотрела на меня широко раскрытыми глазами цвета незабудки.
– Если бы не этот проклятый полис и не твое требование об оплате, можно было бы ни о чем не беспокоиться. Но сейчас… Не знаю. Я думаю, Хармас уже сейчас что-то заподозрил. Вот почему нам нельзя встречаться до тех пор, пока агенты страховой компании не закончат расследование.
– Так чего же ты хочешь от меня? – ее голос был безжизненным и холодным.
– Я хочу, чтобы ты придерживалась истории, которую я рассказал Джефферсону. Это все, что я хочу от тебя. Хармас может задать теперь тебе массу вопросов. Если к тому же он раскопает, что мы были любовниками, начнутся неприятности. Так что нам в любом случае нужно воздерживаться от встреч.
– Ты хочешь сказать, что это у тебя будут большие неприятности, не так ли? Но если я скажу правду, то лично мне ничего не грозит, да?
Она, конечно, была права, но я изумленно смотрел на нее, не понимая, о чем она говорит.
– Хорошо, я совру ради тебя. Я буду придерживаться твоей истории. – Хильда молчала несколько минут, глядя на панораму Лос-Анджелеса сквозь открытое окно двери. Затем раздельно произнесла: – Тебе не трудно будет вернуться обратно пешком? Выйдя на магистраль, ты легко найдешь попутную машину. Я одна вернусь в город.
Мое сердце замерло в груди.
– Надеюсь, это не изменило твоих чувств ко мне, Хильда? Я люблю тебя. И надеюсь, что вскоре все будет позади.
– Я в ужасе. Будь добр, дай мне уехать.
Я попытался взять ее за руку, но Хильда выдернула ее.
Я видел, что она побледнела еще больше и находится на грани нервного срыва. Нужно было дать ей время прийти в себя и заново обдумать сложившуюся ситуацию. Теперь я уже сожалел, что рассказал ей все.
Я вышел из машины.
– Я сделал это только потому, Хильда, что очень люблю тебя.
– Да, я понимаю…
Заработал мотор, и машина начала медленно удаляться. Хильда уехала, даже не посмотрев в мою сторону.
Я наблюдал, как красные сигнальные огни «бьюика» исчезают вдали. Я вдруг почувствовал, что Хильда навсегда уходит из моей жизни.
Медленно прошли два дня, и это были самые плохие дни в моей жизни.
Я не переставал думать о Хильде, вновь и вновь воскрешая в памяти ее деревянное лицо, когда она, бросив меня на вершине холма, уезжала обратно. Почему она бросила меня?
Я пытался убедить себя, что это была естественная реакция. Ведь я убил ее мужа. Шок от этого известия мог толкнуть ее на такой поступок. Еще больше меня угнетала мысль о том, что мое опрометчивое признание могло убить в ней любовь ко мне. А это было самое страшное, так как я любил ее больше жизни.
На вторую ночь я почувствовал, что не могу выдержать больше. Я сел в фургон и поехал в Лос-Анджелес. Зайдя в аптеку, я позвонил ей.
И был весьма удивлен, услышав мужской голос.
– Где миссис Делани? – спросил я, испугавшись мысли о том, что этот мужчина вполне может быть офицером полиции.
– Миссис Делани уехала пару дней назад, – ответил мужчина. – Простите, но она не оставила своего адреса.
Я поблагодарил его и повесил трубку.
Итак, не нужно было объяснять, что случилось. Мое безумное признание убило в ней любовь ко мне, это было совершенно ясно. Она уехала, потому что не хотела больше меня видеть!
Я очень плохо спал в эту ночь. Впервые я пожалел, что убил Делани. Я начал пожинать плоды содеянного и, глядя в будущее, понимал, что еще долго буду их пожинать.
На следующее утро, когда я брился, зазвонил телефон.
Это был Хармас.
– Не могли бы вы подъехать к «Голубой Сойке» часам к одиннадцати утра? – спросил он. – Мы хотим провести небольшой следственный эксперимент, и я хочу, чтобы вы были техническим экспертом.
Я заверил его, что непременно буду к указанному времени.
– Заранее благодарю, – он повесил трубку.
Следующие три часа были очень плохими. Мои нервы расшалились до такой степени, что уже в половине десятого я был вынужден подкрепиться виски, и выпил три больших порции, прежде чем поехал в «Голубую Сойку».
«Паккард» Хармаса стоял возле ступенек веранды, и когда я поднимался по ним, то услышал немелодичное посвистывание детектива, находящегося в гостиной.
