К часу аперитива бар постепенно наполнился завсегдатаями, в числе которых оказался и Марк Кове. Я ввел его в курс последних событий, после чего мы пустились в пустые разговоры о том о сем, которые прервали, чтобы пойти подкрепиться. Покончив с десертом, мы вернулись в «Бар в Пассаже». В десять часов телефонный звонок разбудил гарсона. Все такой же пыльный, но чуть более собранный, этот достойный господин устремился к нашему столику, являя собой воплощенную подозрительность.
— Кто из вас... гм... господин Бюрма? — спросил он почти шепотом, с трудом глотая слюну. — Его просит к телефону полиц... комисс...
Он так и не выговорил того, что хотел. Я оставил его в замешательстве, попросил Марка проводить меня к телефону и едва не поранил себе ухо, с силой прижав к нему трубку.
— Алло! Нестор Бюрма у телефона.
— Говорит комиссар Бернье, — послышался веселый голос. — Не знаю, как вы, а я зря время не потратил. Тайна раскрыта, и можно ставить точку... или что-то в этом роде. Приходите. Я сегодня как никогда разговорчив. Печь жарко натоплена, и можно заварить кофейный эрзац.
— Сейчас буду, — ответил я и повесил трубку.
...Комиссар Бернье поджидал меня в маленьком темном кабинете с окнами, выходящими на набережную Соны. Поджидал, как в засаде, за пеленой серого дыма и спертого воздуха. В углу жаром пылала круглая печь. На ней, распространяя странный запах, булькало содержимое кастрюли. Эрзац он и есть эрзац.
Я зябко поежился. За окном холодало. Не столько из-за тумана, сколько из-за пронизывающей измороси. Бог мой, этот город становился все более гостеприимным.
— Присаживайтесь, — сказал, завидев меня, сияющий комиссар. — Дело близится к развязке, и недалек тот час, когда мы сможем предаться безоблачной радости запланированной партии в покер. А тем временем полистаем картинки, как два пай-мальчика. Поверьте, я честно заработал эту передышку.
Он налил в чашки кофе, щедро сдобрил его кусками настоящего сахара и закурил сигарету. Выпустив два больших клуба дыма и еще больше сгустив атмосферу, он вынул из ящика стола и протянул мне револьвер с приклеенной на нем этикеткой.
Это было все то же оружие, найденное в квартире Поля Карэ. С кое-где видневшимися пятнами свинцовых белил, применяемых для выявления отпечатков пальцев.
— Смело можете брать его в руки, — сказал Бернье. — Он блестит, как начищенный пятак. Без единого отпечатка. Еще бы, ведь его аккуратно вытерли, прежде чем спрятать. Экий чистюля!.. И все-таки нам удалось обнаружить едва заметные следы от перчаток — его собственных, разумеется, — но теперь уже совершенно бесполезные, а на нынешнем этапе следствия и малоинтересные. Что вы скажете об этом инструменте?
— А вы?
— Простите, если я повторюсь: автоматический пистолет иностранной марки, 32-го калибра. Пули идентичны тем, которыми нашпигован ваш сотрудник. Вот несколько наглядных фотографий. Во-первых, пули, извлеченные из тела Коломера и разложенные на оловянном листе таким образом, чтобы были отчетливо видны все имеющиеся на их поверхности бороздки. Рядом — полученное тем же способом изображение пули, выстреленной из этого оружия в нашей лаборатории. Можете убедиться, что характеристики совпадают: аналогичные бороздки, сходные особенности.
— А вероятность ошибки?
— Не задавайте глупых вопросов. Любая ошибка исключена. Идентификация проведена с той же тщательностью, с какой сняты отпечатки пальцев. В нашем распоряжении — лучшая техническая лаборатория криминальной полиции. И заключение ее однозначно: это то самое оружие, выстрелом из которого был убит ваш друг. Между нами... когда мы обнаружили эту пушку на кухне вашего клиента, ведь вы подумали о том же, а?
— Отнюдь, — возразил я. — С какой стати? Калибр? Как будто на свете нет других револьверов 32-го калибра.
— Логично. Но вы не учитываете некоторых деталей. Например, что пули, извлеченные из Коломера, — иностранного производства. Именно это обстоятельство подсказало нам, между прочим, ошибочную версию политического убийства, на которое я, как мне помнится, намекал вам в свое время.
— Было дело.
— Непростительное легкомыслие с моей стороны, каюсь. Мне следовало бы знать, что такие международные преступники, как Джо Эйфелева Башня и его сообщники, не пользовались оружием иностранной марки.
— Джо Эйфелева Башня?
— Да, но вы не знаете самого главного. Как, по-вашему, звали напавшего на вас бандита?
— Хватит водить меня за нос. Хотя Лион по праву считается столицей спиритизма, я никогда не поверю, что покойники назначают здесь друг другу свидания, чтобы поупражняться в стрельбе из хлопушек.
— Нет, Коломера убил не Джо, если вы это хотите сказать. Убийцей Коломера... и, осмелюсь сказать, вашим был некто Поль Карэ, если, конечно, верить найденным при нем документам. Но я больше доверяю этим маленьким картинкам... их труднее подделать.
Он извлек из своей коллекции еще две фотографии.
— Полистаем немного наш семейный альбом, — ухмыльнулся он. — Номер два: отпечатки пальцев, снятые с трупа так называемого Карэ. Номер один: дактилоскопическая карточка некоего Поля Жалома. Старого приятеля нашего Парке, обладателя весьма богатого послужного списка: побег из тюрьмы, запрет на проживание, ссылка и — в прошлом — член банды Жоржа Парри, затем Виллебрюна. Отпечатки идентичны.
Я прищелкнул пальцами от удивления. Он не дал мне времени высказаться более вразумительно и продолжал:
— По всей вероятности, Коломер вышел на пего как на бывшего сообщника похитителя жемчуга — помните коллекцию газетных вырезок, собранных вашим помощником? Но мне думается, Коломер был убит не только по этой причине. Ведь Жалом с тем же успехом мог попытаться бежать. К тому же возможности Коломера были весьма ограничены. Нет, здесь другое. Дело в том, что этот Поль был еще и сообщником Виллебрюна, вышедшего из тюрьмы и, как нам кажется, также способного на убийство из мести. Что могло быть проще для этого потрошителя банков, чем вложить оружие в руки своего бывшего подручного, который, убивая Коломера, мстит за своего шефа и одновременно избавляется от собственного нежелательного свидетеля? Вы скажете, что эта логика нашего приятеля мало чем отличается от логики Простофили? А я отвечу, что в преступном мире имя этому Простофиле — легион, и вам это известно не хуже, чем мне.
— Справедливо. И все же, почему преступник, применивший огнестрельное оружие на многолюдном Перрашском вокзале, в схватке со мной ограничился кулаками? Очередной промах Простофили?
— А шум от выстрела, месье Бюрма...
Он снова взял в руки револьвер.
— ...Это устройство — звукоглушитель Хорнби — позволяет значительно снизить шум и вспышку от детонации. Этого вполне достаточно, чтобы применить оснащенное им оружие в гомоне вокзальной толпы, под грохот военных маршей, но отнюдь недостаточно, чтобы без последствий воспользоваться им в ночной тишине. Так вот, чтобы уж ничего от вас не скрывать, я не считаю, что Карэ-Жалом заранее выбрал Перрашский вокзал в качестве идеального места для убийства. По-моему, он следил за Коломером и выстрелил в него лишь под давлением обстоятельств. То есть, когда ваш помощник, бросившись к вам навстречу, окликнул вас по имени, он испугался разоблачения и пошел ва-банк.
— А что Боб делал на вокзале?
Бернье раздраженно постучал ладонью по столу.
— Разве это уже не установлено следствием? Спасался бегством. Выследил слишком крупную дичь. Один Жалом — еще куда ни шло. Но вкупе с Виллебрюном добыча оказалась ему явно не по зубам. Коломер неловко раскрыл свои карты, а затем решил, что единственный способ дешево отделаться — это скрыться; если не навсегда, то хотя бы на время.
— Откуда Жалом звонил мне?
— Не из агентства Лафалеза, чего я поначалу опасался. Замечу в скобках, что проведенное нами расследование ставит вашего коллегу вне подозрений...
— Я боялся, что вы пойдете по ложному следу. Так откуда он мне звонил?
— Из пустующей квартиры неподалеку от места работы, владельцы которой уехали всего на несколько дней,
