— Конечно, мистер Маршалл, нет проблем.
И отошла; за ней — мужиков чуть не полпивной, все наперебой предлагают рома с колой купить.
Вот тут я по-настоящему разозлился. Стоит кому-то сунуть мне пару пива, а я уж размяк. В тюрьме еще и курева тоже. От того курева — раз затянешься, и сам себя не помнишь, несешь хрен знает что, срам какой-то.
— Ну вот, Ники, — говорит этот Джордж.
— Ну вот, Джордж.
— Меня отрядили сделать тебе предложение.
— Хотите назначить главным инспектором? Так и быть, только сначала расскажи-ка мне, куда в тюрьме девают изъятую травку, заодно расскажешь, куда твои дружки из чингфордского изолятора часишки мои заныкали. Ты научи меня, как там у вас и что, а то я на пособие не больно надеюсь.
— Вот это уже теплее, Ники.
— Чего?
— Я же только посредник, ты же сам понимаешь.
— Кончай мямлить, Джордж. Не слышу, со слухом, видать, не все в порядке.
— Хорошо. Ребята думают, что ты можешь им помочь, Ники.
— Помочь бравым ребятам полицейским? Удавиться помочь?
— Я и сам такой полицейский, Ники, ты же знаешь.
— Да, только ты не из чингфордской уголовки, как какой-нибудь хренов сержант Грант. Эти ребята, когда хотят, чтобы им помогли, первым делом копытом в рыло.
— Странно, что ты помянул сержанта Гранта, Ники. Ты что, не слыхал?
— Слыхал что?
— Медленно же сейчас расходятся новости. Сержанта Гранта убили в субботу ночью.
— Вот те на.
— Подстрелили. В лесу.
— Может, приняли его за оленя. Он через изгороди не скакал, огород никому не попортил?
— Он вел расследование.
— Расследовал, небось, где бы ему капустки срубить. Нет, ну надо же. Сержант Грант копыта откинул! Хочешь кружечку, Джордж, в честь праздничка?
— Сержант Грант был моим коллегой, Ники.
— Да ладно тебе, Джордж, тебе он нравился не больше, чем мне.
— Это правда, но мы же не можем допустить, чтоб по улицам разгуливали бандиты и отстреливали полицейских.
— Да уж, это покруче, чем старух бомбить.
— Ребята узнали, что ты выходишь, узнали, что сержант Грант занимался твоим последним делом, и что ты успешно отсидел. Твое имя стало первым в списке. Мы подумали, вдруг тебе нравится слушать, что люди говорят. Информация сейчас доходит туго, считай, одни сопли…
— И, небось, вопли, да?
— В общем, ребята посовещались, и у них родилась идея.
— Какая в сраку идея? Это что, все неофициально? Нет, ну надо же, первый день на свободе, в кармане всего-ничего, одно пиво хрен знает во что влетело, а ты с дружками думаешь, закажешь мне выпивку, и я стану стучать на парня, который завалил коппера, да к тому же гребаного сержанта Гранта? Ты, Джордж, совсем, что ль, сдурел?
— Вот еще что, Ники…
— Ну?
— Твоего кореша взяли в оборот.
— Какого еще кореша?
— Рамиза.
Я прямо прыснул, не удержался.
— Ты думаешь, Рамиз — мой кореш, а, Джордж? Ты назвал Рамиза моим корешем?
— Вы ведь вместе ходили на то последнее дело.
Нет, ну надо же. Эти легавые думают, что они такие умные. А может, у них никуда не годные дятлы. Дело, господа легавые, — бизнес — кроме него, нас с Рамизом ничего не связывало.
— Ему чуть глаз не выбили.
— Чего-чего, Джордж? Глаз выбили?
— И отрезали палец. Он сейчас в госпитале Виппс-Кросс.
— Шикарно, блин, устроился. Охрану поставили ему?
— На двадцать четыре часа. Только он молчит.
— А язык ему, часом, не оттяпали?
Мы уставились на пиво. А Норин все ждала возле стойки.
— Я просто подумал, что тебе может быть интересно. Ты же знаешь, какой поднимается шум-гам, когда убивают полицейского. Добропорядочные граждане осуждают, даже недобропорядочные понимают, что это немножко из ряда вон. А что касается этого последнего, то если ты задашь нужные вопросы, сумеешь прощупать, что и как, считай, что ты под защитой закона.
— Да брось ты нудить, Джордж. Ты же знаешь, есть такая штука — непредумышленное убийство. Лично я никогда ничего не планирую.
— Знаю, Ники. А все же люди говорят, что сержант Грант шепнул-таки тебе, кто у тех ребят за главного…
— Ага, сержанту Гранту больше делать не хрена.
— И Рамиз, как ни крути, твой кореш. И на последнее дело вы вместе ходили, после того, как убили твоего друга Винни.
— Рамиз мне никакой не кореш, кто-то набрехал тебе, Джордж.
— Может, и так. Только мы подумали: ты выходные погуляй, устроишься, обдумаешь — может, надумаешь. Оно не бесплатно, конечно, сам понимаешь. Только дай мне знать, если надумаешь.
— Да чтоб я сдох.
— Увидимся, Ники.
Я сидел там и пялился на стены. Ясно, чего ему от меня надо. Только вышел из тюряги, а ребята легавые тут как тут: будь любезен, стучи на парней.
Какая уж тут на хрен вера в британскую полицию.
— Норин, — говорю, — я жрать хочу и пьян уже — отвык там от пива.
— Ладно, Ники, поехали, поищем местечко.
И вот мы с ней поехали, нашли местечко где-то на рынке и я, помнится, ел пирожки, картошку и пил кофе. А Норин пила только диет-колу, чтоб титьки эти свои в форме держать.
От одной поглядки кончить можно, ей богу.
— Так что за дела, Норин? — спрашиваю.
— Пока секрет, Ники.
— А почему тебя послали?
Смутилась; белые от этого краснеют, а черные, как эта Норин, темнеют только.
— Решили, что тогда ты непременно придешь. Не подумаешь, что это, может, подстава, типа того.
— А ты не подумала насчет того, чтобы нам с тобой перепихнуться, типа того?
— Иди ты, Ники, — смеется.
Эта Норин, она всегда так: кого угодно пошлет, но так ласково, что никому не обидно. Мы с ней, кстати, ни разу не обжимались — все «иди ты», да «иди ты», а мне не обидно, приятно даже.
И вот сидим мы в той забегаловке, я ем чего-то, пью кофе, на ее буфера поглядываю. Тут, поверите ли, подваливает к нашему столику какой-то чувак. Лысый такой громила, лет сорока.
— Ты Ники Беркетт?
— Нет, — говорю, — она.
— Хочу предложить дельце, — и на стол облокотился. Громадный такой жиротряс, пузо с ремня свисает. Может, из Уолтэма хмырь, не знаю.
— Да брось, приятель, я только-только из тюряги. Дай сперва хоть выходное потрачу, а?
Ну надо же, вот только что я не знал, какой сегодня день, гадал, где бы раздобыть пивка, с кем бы перепихнуться, а тут чувак предлагает какую-то там работу.
— Можешь неплохо наварить, приятель.
— Слушай, мужик, я еще корешей своих не видал, к мамаше еще не съездил, а ты…
— Очень неплохо, приятель.
— Сколько?
— Пять.
— Пять?
— Пять кусков.
Так, посреди вшивой забегаловки запросто брякнул про пять кусков.
— А чего делать-то? Паленые чеки наличить? Молоко с порогов таскать?
— Мужика одного убрать. Чтоб под ногами не путался. Могу устроить суб-контракт.
Написал на салфетке телефон, и только его и видели.
С ума сойти.
Вот еще один хочет, чтоб я кого-то завалил. И получаса не прошло. Сначала Джордж, — тот прямо не говорил и, может даже, конкретно не имел в виду, но ясно же, чем эта цепочка заканчивается. А теперь еще и этот, за пять вшивых кусков. И все из-за того случая.
Норин аж глаза выпучила, поверить не может.
— Господи, Ники, — говорит.
— Полюбуйся на божий зверинец.
— Господи, Ники, он хотел, чтобы ты кого-то убил.
— В общем, да.
— А что такое суб-контракт?
— Ему, либо его дружкам, отстегнули двадцать; мне он предлагает пять, а остальное — его навар — за то, что меня привел.
— Господи, Ники.
— Ты допила колу?
Норин такая жутко законопослушная, даже ни разу не просрочила техосмотр. Таким, как она, никогда не предлагают кого-нибудь убрать. Она допила колу.
И мы ушли, притом я забыл заплатить. Отвык. Норин сама заплатила.
Мы перешли Хоу-стрит и умудрились не попасть под машину, хотя я так и не протрезвел. Пошли по Черч-Хилл, там как раз агентство по труду этому, социалка.
— Ну что, Норин, — говорю, — вот прямо сейчас и встану на учет, чтоб два раза не бегать.
— Подожди, — говорит, — после обеда встанешь. Вот только на горку поднимемся.
— Ладушки.
Хотя, по правде, я бы лучше полежал. Мы поднялись на холм, миновали сортировочную и свернули влево, на Говард-роуд.
— Куда это мы, Норин?
— Сейчас, Ники, увидишь. Умей ждать, мужик. Поспешить — добра не нажить.
— В Уолтемстоу точно не нажить.
Любая моя знакомая поняла бы, что это такая шутка. А Норин будто какая-то святая, прямо с души воротит. Миновали мы еще несколько дверей, потом остановились. Зашли в дом, Норин достала ключ.
— Что, Норин, твоя новая хата?
— Сейчас увидишь.
За дверью было еще две двери, одна в квартиру этажом ниже, другая — возле лестницы. Норин ее открыла, и мы поднялись наверх. Там шум-гам-тарарам. Кто-то орет: «Готовь выпивку, идут!». Это меня малость успокоило. Вряд ли бы они стали готовить выпивку, если б собирались нас почикать.
