Начался прилив. Вода прибывала со стороны Гавайских и других островов, лежащих за ними, где в выжженных воронках непохороненными лежали тела убитых воинов. Волны надвигались на нас, ударяясь и вгрызаясь в пляж, как огромный мягкий рот.
— Здесь есть опасные течения или что-нибудь в этом роде?
— Нет, но здесь глубоко. Под плотом около двадцати футов. Я не могу достать до дна, когда ныряю.
— Я хотел бы посмотреть ее комнату. Может быть, там нам удастся узнать, куда она направилась и с кем. Вы сможете сказать, вся ли одежда на месте?
Она засмеялась, как бы извиняясь, и открыла дверь в комнату.
— Раньше, естественно, я одевала свою дочь. Теперь нет. Кроме того, половина ее вещей, наверное, находится в нашей квартире в Голливуде. Но я все же попробую помочь вам.
После яркого света солнца было приятно оказаться в прохладном помещении, окна которого были закрыты жалюзи.
— Я заметил, что дверь в дом была заперта на ключ. У вас большой дом, много мебели. Вы сами со всем управляетесь?
— Иногда мне удается выбить кое-какие деньги у продюсеров. С моими работодателями труднее. Надеюсь, они станут более покладистыми, когда закроются авиационные заводы.
Мы вошли. Это была светлая комната, очень веселая. Но сразу было видно, что прислуги в доме нет. Чулки, туфли, нижнее белье, купальники, бумажные салфетки со следами помады валялись на креслах и на полу. Кровать не убрана. Фотографию в рамке на ночном столике загораживали два пустых стакана, которые пахли спиртным. Тут же стояла переполненная окурками пепельница.
Я отодвинул стаканы и посмотрел на фотографию молодого человека в форме морского летчика. Слова «наивный, красивый и страстный» соответствовали крупному прямому носу, полным губам, квадратному подбородку и широко расставленным гордым глазам. Миссис Дрин могла бы проглотить такую вкусную и здоровую пищу в один прием. И мне стало интересно: ее дочь такой же хищник или нет? Во всяком случае, фотография Джека Росситера была единственным признаком присутствия мужчины в ее комнате. Два стакана она могла использовать сама в разное время, судя по беспорядку. Однако комната была приятной. Она напоминала хорошенькую, но неряшливую девушку. И какую неряшливую!
Мы осмотрели комнату, стенные шкафы, ванную и не нашли ничего интересного. Осмотрев шикарную, но помятую и не слишком чистую одежду, я обратился к миссис Дрин:
— Пожалуй, я должен вернуться в Голливуд. Хорошо, если бы вы поехали со мной. И расскажите о знакомых вашей дочери. Вернее, о тех, с кем она дружила. Знакомых у нее, без сомнения, было очень много. Ведь вы же сами сказали, что, возможно, она ушла с мужчиной.
— Кажется, вы ничего не нашли здесь?
— В одном я почти уверен. Она не собиралась надолго уходить. Свои предметы туалета и лекарства она оставила в ванной комнате. У нее целая коллекция разных таблеток.
— Да, Юна всегда слишком заботилась о своем здоровье. А потом она не взяла с собой фотографию Джека. У нее всего одна его фотография. И она ей очень нравится.
— Это ни о чем не говорит. Вы, конечно, не сможете мне сказать, все ли ее купальники на месте?
— Не знаю. У нее их много. В купальниках она лучше всего выглядела.
— Вы говорите «выглядела». Почему?
— Да, мне кажется, что ее уже нет. Если, конечно, вы не докажете обратное.
— Вы не очень любили свою дочь?
— Нет. Я не любила ее отца. А потом, она красивее меня.
— Но не такая умная.
— Не такая стерва, вы хотите сказать? Она довольно стервозная. Но я беспокоюсь о Джеке. Он-то любил ее, в противоположность мне.
Как бы услышав ее слова, в холле зазвонил телефон.
— Это Милисент Дрин, — сказала она в трубку. — Да, вы можете прочитать мне ее. — Пауза. — «Готовь ужин, ставь на лед шампанское, стели постель и надень свою черную ночную рубашку. Завтра возвращаюсь домой». Я правильно записала? — Потом она сказала: — Подождите минутку. Я хочу отправить ответ. Джеку Росситеру, американская морская база Аламейда. Я правильно назвала его адрес? А теперь текст: «Дорогой Джек, приезжай на голливудскую квартиру. В доме на пляже никого нет. Милисент». Повторите, пожалуйста. Хорошо. Спасибо.
Она отвернулась от телефона и буквально упала в ближайшее кресло.
— Значит, Джек приезжает завтра. До сих пор ничего не знала о Юне и сейчас тоже ничего не знаю. До завтра. — Она наклонилась вперед и посмотрела мне в глаза. — Я все думаю, насколько могу доверять вам.
— Не слишком доверяйте, но я не шантажист. И не читаю чужих мыслей. Кроме того, довольно трудно играть в теннис с невидимкой.
— Невидимка не имеет к этому никакого отношения. Я позвонила ему, когда Юна исчезла. Перед тем как пойти к вам.
— Хорошо, — сказал я. — Вы хотите найти Юну. Во всяком случае, вы так мне говорите. Кому вы еще звонили?
— Хилде Карп, лучшей подруге Юны. Ее единственной подруге.
— Как я могу с ней связаться?
— Она замужем за Греем Карпом, агентом. Живут они в Беверли-Хиллз.
* * *
Их дом на высоком плато, окруженном спускающимися вниз лужайками, был огромным, богатым и выглядел нелепо. Испанская миссия с оттенком паранойи. Комната, где я ждал миссис Карп, была просторной, как маленький амбар. Обставлена синей мебелью. В комнате стоял бар с медными перилами.
Хилда Карп оказалась блондинкой с атлетической фигурой. Глаза ее светились умом. Когда она появилась, комната стала выглядеть лучше.
— Мистер Арчер, ведь так? — Она держала в руке мою визитную карточку, на которой было написано «Частный детектив».
— Вчера исчезла Юна Сэнд. Ее мать сказала, что вы ее лучшая подруга.
— Милисент, миссис Дрин, звонила мне сегодня утром. И я сказала ей, что не видела Юну уже несколько дней.
— Почему она ушла, как вы думаете?
Хилда Карп села на ручку кресла и задумалась.
— Не понимаю, почему ее мать так беспокоится. Юна может о себе позаботиться. Она и раньше исчезала. Почему она ушла сейчас, не представляю. Но я достаточно хорошо ее знаю, чтобы сказать: она непредсказуема.
— А почему она уходила раньше?
— Почему девушки уходят из дома, мистер Арчер?
— На этот раз она выбрала странное время. Завтра возвращается ее муж.
— Это верно. Она говорила мне, что Джек прислал ей телеграмму. Он хороший парень.
— Юна тоже так думает?
Она посмотрела на меня таким холодным взглядом, как могут смотреть только очень светлые блондинки, и ничего не ответила.
— Послушайте, я работаю на миссис Дрин. Я не ищу скелетов, спрятанных в шкафах, и не заставляю их танцевать «Танец смерти».
— Прекрасно сказано, — ответила она. — В сущности, никаких спрятанных скелетов не существует. Юна немного покрутила с двумя или тремя поклонниками в этом году. Ничего особенного. Все вполне прилично.
— Одновременно с тремя? Или по отдельности?
— По отдельности. Она чрезмерно щепетильна в этом отношении. Однолюбка. Последним был Терри Невилл.
— Я думал, он женат.
— Только формально. Но, Богом прошу, не вмешивайте сюда моего имени. Мой муж занимается бизнесом в этом городе.
— Кажется, бизнес его процветает... Большое спасибо, миссис Карп. Я никогда не упомяну вашего имени.
— Ужасно, не правда ли? Я имею в виду фамилию. Но я влюбилась в него. Надеюсь, вы найдете Юну. Джек будет очень расстроен, если вам этого не удастся.
Я уже пошел к двери, но обернулся.
— А не могло так случиться: она узнала, что он приезжает, почувствовала себя недостойной его, решила, что не сможет посмотреть ему в глаза, и скрылась?
— Милисент сказала, что Юна не оставила никакой записки. Женщины не идут на такое, не оставив письма или по крайней мере романа Толстого «Воскресение» с соответствующей надписью.
— Поверю вам. — Ее голубые глаза казались очень блестящими в этой сумрачной комнате. — А как такой вариант? Ей вовсе не нравится Джек. Она ушла, чтобы он понял это. Такой несколько садистский поступок.
— Но ей нравится Джек. Просто его очень долго не было, больше года. Когда бы мы с ней ни говорили о нем, она всегда утверждала, что он прекрасный любовник.
— Даже так? Разве миссис Дрин не говорила, что вы ее лучшая подруга?
Ее глаза заблестели еще больше, и тонкие красивые губы скривились в улыбке:
— Ну и что? Послушали бы вы, что она говорит обо мне.
— Возможно, мне это удастся. Спасибо. До свиданья.
* * *
Телефонный звонок моему знакомому, пишущему сценарии для фильмов, костюм, за который я заплатил сто пятьдесят долларов из денег, полученных, когда демобилизовался, и уверенный вид позволили мне пройти мимо охраны в студию и дойти до уборной Терри Невилла. Она располагалась в отдельном бунгало. Это означало, что он действительно такая важная персона, как пишут в газетах. Я не знал, что ему скажу, но постучал в дверь. А когда услышал в ответ «Кто там?», вошел.
Не увидеть Терри Невилла мог только слепой. В нем больше шести футов (сто девяносто сантиметров), и он был ярким, хорошо сложенным мужчиной, от которого пахло, как от множества цветочных клумб. Какое-то время он продолжал читать, сидя в своем кресле, обитом шелком, не поднимая на меня глаз. Он даже перевернул страничку своей книги.
