— Я хочу оставить сообщение для мистера Линча.
Свет карманного фонарика отразился в зеркале. Паркер стоял в проеме только что вскрытой им двери и водил лучом по сторонам; зеркало было длиной во всю стену и высотой от пола до потолка, на вид футов двенадцать. Громадное зеркало, в котором отражалось пустое помещение с деревянным полом. Пианино в углу зала и пианино в зеркале. Небольшой проигрыватель на деревянном столе, настоящий и его отражение. Несколько стульев вдоль стены напротив зеркала, ряд стульев в его глубине.
Паркер запер дверь, насколько это теперь было возможно, и пошел через зал вдоль зеркальной стены. Он не обращал внимания на своего странного близнеца, который двигался параллельно ему вслед за отраженным лучом фонаря. Приблизившись к занавешенному проходу, он выключил фонарик и осторожно заглянул за полог.
Темнота. Ни света, ни звуков. Он шагнул вперед мимо пахнущей пылью занавески, и, когда она вновь прикрыла проход, зажег на мгновение фонарь.
Он находился в небольшой гостиной, обставленной современной мебелью в датском стиле. Напротив, за сводчатым проходом, виднелась маленькая столовая.
Между ним и столовой, казалось, нет никаких препятствий. Паркер медленно направился вперед, и, когда решил, что добрался до входа, снова посветил фонарем.
Обеденный стол, отделанный пластиком под дерево. Шесть стульев с красными сиденьями. Буфет справа, окна слева. В левой части противоположной стены проход, похожий на коридор.
Он повернул в темноте налево и пошел вдоль стены. Нащупав стекло первого окна, остановился и попытался разглядеть что-нибудь за ним, но там была непроницаемая темнота. Вероятно, окно выходило на стену соседнего дома. Следующая остановка — у поворота в коридор. Там он вновь зажег фонарь.
Пол в довольно длинном коридоре покрывал линолеум. Две двери направо, обе открыты; за первой — ванная комната, вторая — чересчур далеко, чтобы увидеть за ней что-нибудь. В конце коридора помещение, похожее на кухню.
Снова погрузившись в темноту, он бесшумно устремился вперед, ощупывая стены обеими руками. Остановившись у второй двери, он заглянул внутрь и разглядел очертания плотно занавешенных окон на дальней стене. Он прислушался, ничего не услышал и снова нажал кнопку фонарика.
В кровати лежал человек.
Моментально выключив фонарь, он нахмурился, обдумывая запечатлевшуюся в голове картинку. В кровати спала женщина; она лежала на спине, укрытая одеялом до подбородка. Но выглядела как-то не так, картинка показалась ему неестественной.
Он двинулся вдоль стены, обогнул стул, туалетный столик и, остановившись там, где должна была находиться кровать, прислушался.
Ни дыхания, ни каких-либо других звуков.
Напрягшись, он наклонился в темноте над кроватью.
Вдох. Очень слабый, очень медленный и очень длинный. Такой же выдох. Пауза, очень долгая, а затем снова вдох и потом выдох.
Прямо возле него стоял ночной столик. Он протянул руку и дотронулся до ночника. Провел по нему рукой, нащупал выключатель и включил свет. И когда привыкли глаза, присмотрелся к женщине на кровати.
Эту женщину хорошенько обработали. Обработали дважды, вторым был уже врач. Ее лицо покрывали кровоподтеки, челюсть была подвязана. Запястье левой руки, лежащей поверх одеяла, почернело от синяков, на три средних пальца наложили шины.
На ночном столике стояли пузырьки с лекарствами и стакан с водой, а на ее руке виднелся след от недавнего укола. Барри Дэйн была в ауте и, похоже, проведет в нем какое-то время.
Паркер покачал головой. Оглядевшись, увидел стул с лежащей на нем скомканной и рваной одеждой. Спихнув одежду на пол, уселся на стул напротив кровати. Он смотрел на спящую женщину и думал, что делать дальше.
Вот и пересеклись их с Розенштейном дорожки. Знала ли что-нибудь Барри Дэйн? Если знала, то Розенштейн получил эту информацию на два дня раньше; говорить в ближайшую неделю она не сможет. И что ему теперь осталось?
Время давно перевалило за полночь. Весь день он провел в разъездах вдоль Восточного побережья, начав с Грейс Вайс в Вайлкс-Бар, после — Лью Персон в Александрии, потом обратно на север, в Нью-Йорк, к Джойс Лэнжер и Хоуи Прогресси, а теперь снова на юг, в Вашингтон. Почти двенадцать часов в машине без всякой пользы.
Вот если бы Ул обратился к Прогресси... Розенштейн туда не совался, и Паркер смог бы его крупно обойти. Но Прогресси ни черта не знал.
Паркер проверил его, хотя и не так основательно, как Розенштейн проверил Барри Дэйн. Но Прогресси — горлопан, болтливый малый с крутыми манерами; такие парни обычно держатся недолго. Достаточно тряхнуть хорошенько, и все, что им известно, сыплется из них как из рога изобилия.
Паркер нашел его в третьем из осмотренных им мест, в кегельбане на Флэтбуш-авеню. Поначалу он повел себя спокойно и тихо, сказав лишь, что у него есть кое-что для Прогресси от Джорджа Ула.
Прогресси явно заинтересовался.
— Джордж? Влип, что ли, куда?
— Выходи, поговорим.
— Приятель, я еще не закончил партию.
— Ты быстро вернешься.
Прогресси пожал плечами и вышел за Паркером на улицу. Они забрались в машину Паркера, и он ударил Прогресси по горлу, подождал, пока к тому вернется способность говорить, после чего сообщил:
— Я разыскиваю Джорджа.
Лицо Прогресси с крупными чертами, выбритое до синевы, имело теперь бледный и нездоровый вид. Он все еще держался за горло обеими руками; когда заговорил, голос его звучал хрипло:
— На фига ты меня ударил?
— Чтобы ты рассказал мне, где искать Джорджа.
— Тебе адрес его нужен? Черт тебя дери, ищи его в телефонной книге. В телефонной книге города Вашингтона.
— Ты рискуешь вывести меня из себя. — Паркер еще раз ударил его наотмашь.
— Боже мой!
— Все, что мне надо, — знать, где найти Джорджа.
— Да не знаю я! Не знаю! Паркер ударил его еще раз.
— Да ты чего?! Я не знаю. Он разве не дома? Откуда мне знать, где он. Господом Богом клянусь, я не в курсе дела!
Паркер откинулся на сиденье.
— Кто-нибудь еще его искал?
— Джорджа? Нет. Черт, кровь пошла носом. У тебя салфетки не найдется? Кровь из носа хлещет.
— Нет. Так где мне его искать?
— Может, девчонка его знает, — прогнусавил Прогресси, откинув голову. Его пальцы и ладони перепачкались в крови, текущей из носа.
— Какая девчонка? — спросил Паркер.
— Да там, в Вашингтоне. Барри Дэйн ее зовут. Два "р". Она знала, где он. Черт, что он тебе сделал?
— Возможно, он тебе когда-нибудь об этом расскажет. А теперь иди, доигрывай свою партию.
Прогресси не поверил ему. Он заморгал, глядя на Паркера, затем посмотрел на ручку двери.
— Я могу идти?
— Приложи лед к затылку, чтобы остановить кровь, — посоветовал Паркер. Прогресси открыл дверцу.
— Попробуй свои штучки с Джорджем. — Голос его дрожал. — Вряд ли ты самый крутой парень на свете. Найдутся покруче.
Паркер ждал, пока он вылезет из машины.
Прогресси слизнул кровь с верхней губы. Он все моргал и моргал, пытаясь придумать, как восстановить столь бесславно потерянное достоинство.
— Я тебя еще повстречаю, — выкрикнул он наконец, но слова его прозвучали много мягче, чем ему бы хотелось.
Паркер ждал.
Прогресси вылез из машины и на секунду придержал дверцу.
— Ты настоящий сукин сын, — выдал он, — хренов ублюдок...
Паркер завел мотор и рванул с места; дверца захлопнулась от рывка. Он поехал в Вашингтон и наткнулся там на следы Розенштейна, в то время как Барри Дэйн потеряла на время способность отвечать на чьи-либо вопросы.
Он качнулся на стуле, глядя на нее через комнату. Не проснется ли она, часом? Не похоже; ее накачали снотворным по уши. Вероятно, завтра она очнется, но и тогда еще долго будет не в себе.
Известно ли ей что-нибудь? По ней было видно, что Розенштейн трудился здесь достаточно долго; возможно, унялся, лишь когда она потеряла сознание. Так что, возможно, она ничего ему не сказала, а уж Розенштейн не пожалел сил на уговоры.
Почему Розенштейн не использовал свою наркоту? Или он предпочитал добиваться ответов у женщин таким образом?
Но к дьяволу Розенштейна! Нужно понять, что делать дальше. У Паркера не осталось никого, кроме копа в Нью-Йорке, о котором говорила Джойс Лэнжер. Патрульный Думек. Его будет непросто разыскать, и едва ли он сможет пригодиться. Даже если раскрутить его на все сто процентов, что, наверное, потребует не больше усилий, чем с другими. Просто не похоже, чтобы Ул кинулся к нему с кучей ворованных денег. Но что же, черт возьми, еще остается?
Внезапно Паркером овладел приступ нетерпения, и он поднялся. Ему хотелось двинуться куда-нибудь, но он не знал куда. Целый день езды, вверх и вниз по всей карте, взад и вперед, час за часом, и никуда не добраться. Но ему надо двигаться. Сейчас он уже испытывал жгучее желание сесть в машину и гнать, просто гнать вперед. Только бы делать что-нибудь.
