Я молчал.
— Я думаю, ты хочешь, чтобы тебе за него заплатили. Если спросишь меня, скажу, что это глупость. Он бы тебе заплатил раньше, когда просил продать ему брифкейс. Ты не продал, и тебя пришлось отделать. А теперь ты пришел, чтобы продать брифкейс? Скорее всего, тебе дадут в ухо. Мог бы сэкономить бензин и послать его по почте или позвать нас, чтобы мы забрали его. Ты опять сглупил.
Я ему не ответил. На соседнем дереве пела какая-то птаха, ветер шелестел листвой. Вновь открылась дубовая дверь, из-за нее высунулась голова Билли.
— Босс велел привести его.
Ральф, конечно, удивился, но виду не показал. Медленно кивнул, отступил в сторону, махнув револьвером в сторону особняка. Я взглянул на револьвер. Размером поболее «беретты», что лежала в моем кармане.
— Иди первым, — распорядился он. — Я пойду следом и буду держать тебя на прицеле. Так что без глупостей.
Без глупостей я обошелся. Поднялся по трем мраморным ступеням и через дверь прошествовал в холл. Билли указал мне другую дверь, в которую и вошел первым. Вела она в гостиную. Ральф последовал за мной.
Гостиная мне не понравилась. Толстый ковер, громадные балки на высоком потолке, массивная, некрасивая мебель, шкафы с книгами в дорогих кожаных переплетах. Я мог поставить последний доллар, что их не только не читали, но и никогда не брали в руки. Но смотрел я не на мебель, не на Билли и Ральфа с его револьвером, а на Клейтона Баннистера. Выглядел он совсем не так, как на фотографии. Лысина не проглядывалась, потому что даже в собственном доме он не снимал шляпы. Серые брюки, красная рубашка с отложным воротником, дорогие туфли и большая сигара, которую он не вынимал изо рта, даже когда разговаривал.
— Ты, однако, непредсказуемый. Я-то думал, что ты постараешься не показываться мне на глаза. Чего тебе надо, Лондон?
— Я принес вам подарок.
— И думаешь, что я за него заплачу? Ты упустил свой шанс. Я бы заплатил за брифкейс. Двадцать «штук». Может, тридцать. Теперь я возьму его за так, дурень.
Я пожал плечами.
— Вы бы заплатили мне двадцать «штук», а потом послали бы своих парней, чтобы они отняли деньги и вышибли у меня мозги. По-вашему, так мне следовало поступить?
Его лицо побагровело.
— Не умничай. Мне это не нравится. Отдай мне эту штуку.
Я бросил ему брифкейс. Поймал его Баннистер на удивление легко. Открыл, не спуская с меня глаз, потом посмотрел, что внутри. Быстро прочитал письмо, изредка кивая. Вновь перевел взгляд на меня.
— Где ключи?
— В кармашке, закрытом на молнию.
— Надеюсь на это, — угрожающе прорычал он, дернул молнию и достал два ключа. Оглядел их со всех сторон, улыбнулся, сунул в кармашек, закрыл его на молнию, положил письмо в брифкейс, захлопнул крышку, бросил брифкейс на большой диван.
— Ты знаешь, о чем идет речь, Лондон?
— О драгоценностях. Драгоценностях Вольштейна.
— Молодец. — Он вытащил сигару изо рта, указал ею на меня, глянув сначала на Ральфа, потом на Билли. Они стояли по бокам Баннистера, Ральф — с револьвером в руке, Билли — со сжатыми кулаками. — Перед вами умный парень. Посмотрите на него. Послушайте, как он говорит. Слова складывает куда лучше, чем вы. Даже лучше меня, а я далеко не дурак. Такие считают себя культурными людьми. — Баннистер вздохнул. — И при этом он дурень. Понимаете? — Оба согласно кивнули. — Скажи, Лондон, ты обратил внимание на мое поместье? Дом, территорию? Деревья, обстановку?
— Впечатляет.
— Впечатляет, — повторил он, решив, что это комплимент. — Ты думаешь, я что-нибудь понимаю в архитектуре? Я знаю, чего хочу, все это знают, но не больше. Видишь картину на стене? Матисс. Это все, что я могу о ней сказать. Готов спорить, об архитектуре ты знаешь больше моего. И об искусстве. И о Матиссе тоже. Я прав?
— В какой-то степени.
— Но я также готов спорить, что такого дома у тебя нет. И на стене у тебя не висит картина Матисса. Я имею в виду не копию, а чертов оригинал. Я прав?
Я ответил, что да, но не стал говорить, что не стал бы жить в его доме и за большие деньги, а Матисс мне совсем не нравится. Не хотел выводить его из себя.
— У меня есть такой дом и такая картина, а у тебя их нет, Лондон. Знаешь, почему?
— Наверное, причина в деньгах.
— Правильно. В деньгах и силе. Если мне нужен дом, я иду к архитектору и говорю ему, чего мне хочется. Если мне нужна хорошая картина, я звоню дилеру и говорю, чтобы он подыскал мне самую лучшую. Вот почему я получил и этот брифкейс.
Он подошел к приземистому столику из красного дерева с уродливыми кривыми ножками, вдавил сигару в пепельницу.
— Ты это испытал на собственной шкуре, Лондон. Брифкейс был у тебя, а я хотел его получить. Я предложил тебе продать брифкейс, но ты отказался. Не захотел взять мои деньги. Тогда пришел черед силы. Я послал к тебе двух парней, чтобы показать, что я не шучу. Они задали тебе хорошую трепку. В итоге брифкейс у меня, а ты не получишь ни цента.
Я молча смотрел на него.
— Без силы никак не обойтись, — назидательно добавил он. — Сколько просидит в своем кресле президент, если у него не будет армии? А возьмем бизнес. Как создавались профсоюзы? Рабочие, эти бездельники, принимали решение бастовать. Не желали работать. Тогда босс нанимал крепких ребят и приказывал им разбить пару-тройку голов. И забастовки как не бывало. Все работали.
Я напомнил ему, что профсоюзы все еще в деле. Он окинул меня презрительным взглядом.
— А знаешь, почему? Они поумнели. Обзавелись своими крепкими парнями и при необходимости сами могут разбить голову тем, кто им мешает. Сечешь?
Я кивнул. Посмотрел на Билли, типичного представителя многократно упомянутых крепких парней. Сильного и глупого. Посмотрел на Ральфа. Он, скорее, тянул на правую руку босса, чем на крепкого парня. Извилин у него было побольше, да и револьвер его выглядел грозно. Не то, что моя «беретта». Уж не из этого ли револьвера убили блондинку, подумал я.
— А тебе, Лондон, ума не хватило. И вместо денег ты получишь пулю в лоб. Одно мое слово, и Ральф тебя прикончит. Только не здесь… незачем пачкать кровью ковер.
— В квартире женщины вы ковер запачкали.
Он как-то странно взглянул на меня.
— Билли велит тебе выйти из дома, и ты выйдешь, потому что не захочешь возобновить знакомство с его кулаками. Потом Ральф прострелит тебе голову, Билли выроет глубокую могилу и похоронит тебя. А садовник разобьет над ней клумбу. — Тут он расхохотался. — Нет, Билли не будет рыть могилу. Он даст тебе лопату и ты выроешь ее сам. Думаешь, что не будешь рыть? Думаешь, мы тебя не заставим? — Я понимал, что такие заставят. — Мы прикажем тебе рыть, и ты будешь рыть. Мы прикажем тебе лечь в могилу, и ты ляжешь. А потом мы пристрелим тебя, забросаем землей и разобьем клумбу. И ты исчезнешь. Словно тебя и не было.
Я медленно кивнул.
— И все потому, что на вашей стороне сила.
— Ты все понял, Лондон.
— Крепкие парни, — я покачал головой. — Хорошо, конечно, когда они работают на тебя, но возникают проблемы.
— Ты о чем?
— Приходится с ними общаться.
— Ты говоришь о Билли?
— Я говорю о Билли. — Я глубоко вдохнул и подумал, действительно ли они заставят меня рыть себе могилу и хватит ли у меня духу не подчиниться им. — Полагаю, вы знаете о нем далеко не все.
На лице Баннистера отразилось недоумение. Я же смотрел на Билли и вспоминал, с какой силой могут бить его кулаки. Думал о том, что сказал при нашей прошлой встрече Ральф, и надеялся, что Билли отреагирует на мои последующие слова именно так, как я того и жду.
— Наверное, вы не знаете, чем он занимается со своей мамашей. Он с ней спит, Баннистер. И не только. Он…
Тут мой монолог прервался.
Билли бросился на меня. Я увидел, как за его спиной Ральф поднял револьвер и прицелился в меня. Но стрелять явно не собирался. Зачем? Он полагал, что кулаков Билли хватит с избытком. Все произошло очень быстро. Билли целил мне в голову. Я отклонился, и огромный кулак просвистел над моим плечом. Я же использовал его руку, как рычаг, подсел под него и развернул его на сто восемьдесят градусов. Далее все сделала инерция. Мне осталось лишь направить его на Ральфа. И паровоз-Билли полетел на него. Может, Ральф хотел выстрелить в меня, может, он случайно нажал на спусковой крючок. Не знаю. Так или иначе, прогремел выстрел, и футболка Билли окрасилась кровью. А потом оба они повалились на пол — грохот от их падения силой не уступал выстрелу — и остались лежать. Я повернулся к Баннистеру. Тот держал в руке револьвер. Направленный на меня.
И такая тишина установилась в гостиной, что я слышал, как за стенами особняка поют птички и стрекочут цикады. Я посмотрел на Баннистера, потом на револьвер, вновь перевел взгляд на Баннистера.
— Видите, как бывает. Сила Билли обернулась против него. А все потому, что мозгами природа его обделила.
