— Мы не готовы раскрывать детали соглашения, мистер Флинн, — быстро ответил Уинтон. — Боюсь, вам придется представить соответствующие документы, из генеральной прокуратуры или министерства юстиции, чтобы увидеть их. Разумеется, мы не совершали ничего противозаконного, но мы должны заботиться о нашей международной репутации.
— Я не прошу вас показывать мне документы, — уточнил Флинн. — Я спрашиваю, где они сейчас?
— Наш пакет документов — у нас, — ответил Уинтон. — Второй — у министра.
— Он взял документы с собой?
— Да, — кивнул Уинтон. — Насколько нам известно. Это стандартная процедура.
— На следующее утро, согласно договоренностям с министром, мы сообщили нашим партнерам о совершении сделки, — добавил Мэтток. — О чем тут говорить!
Флинн повернулся к нему.
— О чем тут говорить?
— Банковская деятельность должна продолжаться, — заметил Уинтон. — Смерть одного человека… Я хочу сказать, это договоренности очень деликатные.
— Расскажите мне о министре. — Флинн примял уложенный в трубку табак. — Что он был за человек?
— Очень осторожный, — трое мужчин рассмеялись.
— Насколько мне известно, мистер Фрингс знал министра лучше других, — пояснил Уинтон.
— Мы смеемся, мистер Флинн, потому что министр был сверхосторожным человеком.
— Даже по нашим стандартам, — вставил Мэтток.
— Большую часть времени со среды до понедельника мы, можно сказать, водили его за руку. Этот человек, министр, никогда не участвовал в подобных переговорах. Впрочем, другого и не ожидалось. На этом посту он недавно. В Ифаде новое правительство…
— С образованием и воспитанием у него не очень? — спросил Флинн.
— Да уж… — Уинтон поправил темно-зеленый галстук, хорошо гармонирующий с темно-коричневым костюмом. — Новое правительство только получило власть. Они находят в подвале золото стоимостью в четверть миллиарда долларов. Представляя народ, впервые заключают соглашение с солидным партнером…
— Он нервничал? — спросил Флинн.
— Это мягко сказано, — ответил Фрингс.
— Проявлял запредельную осторожность, — добавил Мэтток.
— Вновь и вновь просматривал документы. Спотыкался на самых простых, стандартных фразах. К воскресенью все тексты пришлось перевести по семь раз, растолковывать и объяснять снова и снова.
— Он не знал, что он делает? — спросил Флинн.
— Он не знал, что он делает, — согласился Уинтон. — Дело в том, мистер Флинн, что особой нужды в его присутствии не было. Мы, разумеется, с радостью уделили бы ему свое время, несмотря на все трудности…
Вновь трое мужчин рассмеялись.
— …но на самом-то деле мы просто учили его азам…
— Какие возникли трудности? — спросил Флинн.
— Бытовые проблемы, — ответил Фрингс. — Еда, напитки. Это какая-то фантастика. В четверг нам пришлось нанять консультанта. Чтобы знать, что ему можно предлагать, а что — нет. Разумеется, о спиртном не могло идти и речи. А уж насчет диеты… Сплошные суеверия.
— В наши дни, мистер Флинн, — объяснил Уинтон, — арабские бизнесмены не столь жестко придерживаются законов ислама. Во всяком случае, по приезде в Америку.
— Даже секретарь министра, мистер Михсон, и тот давал себе поблажку. Но только не Рашин. Михсон и тот выказывал признаки раздражения.
— Министр был на редкость пунктуален и педантичен. Во всем, — добавил Уинтон.
— Вы облегченно вздохнули, проводив его, — в голосе Флинна не слышалось вопросительных интонаций.
Уинтон улыбнулся.
— Мы ничего такого не говорили.
— И мистер Фрингс отвез его в аэропорт? — спросил Флинн.
— Да, — кивнул Фрингс. — На банковском «Линкольне». Который потом подбросил меня домой.
— Вы не заходили с министром в здание аэропорта?
— Нет, — покачал головой Фрингс. — Не хотел привлекать лишнего внимания. Если человек путешествует в сопровождении секретаря и телохранителя, это уже может вызвать вопросы. И потом…
— Вы облегченно вздохнули, проводив его.
— Я ничего такого не говорил, — вскинул руки Фрингс.
— Как он себя вел по дороге в аэропорт? Нормально?
— Для него — да. Сидел в углу, сжимая в руках «дипломат». Благодарил нас. За хорошо проведенное время.
— Что ж, — Флинн поднялся. — Позвольте и мне поблагодарить вас. За хорошо проведенное время.
Уинтон рассмеялся.
— Вы не доставили нам ни малейших хлопот, мистер Флинн.
— Теперь вы в этом уверены, не так ли? — спросил Флинн.
— Сразу отправляетесь в Рим? — полюбопытствовал Мэтток.
— Возможно.
— Я могу отвезти вас в аэропорт, мистер Флинн, — предложил Фрингс. Искренне, без задних мыслей.
— Вот уж нет, — ответил Флинн. — Как знать, может, я тоже суеверный человек.
Если Сасси не ошиблась и в квартире Чарлза Флеминга-младшего на Форстер-стрит царил бардак, Флинн так этого и не узнал.
Через тонкую дверь он слышал два одновременно работающих радиоканала.
Флинну пришлось барабанить в дверь кулаком.
— Кто там?
Громкость радиопередач не уменьшилась.
— Инспектор Флинн! Бостонская полиция!
— Уходите!
— Он говорит, уходите, — пробормотал Флинн. — Кем же мне следовало представиться, чтобы выполнять свою работу? Откройте! — закричал он. — Мне надо с вами поговорить!
— Вы хотите поговорить со мной о моем отце? — в голосе Чики слышались истерические нотки.
— Да! Вы правы, молодой человек!
Голос Чики приблизился к двери, стал спокойнее.
— У вас есть ордер?
Флинн замялся. Все-таки сын судьи. Наверное, знал, о чем говорит.
— Какой ордер? — осторожно спросил Флинн.
— Ордер на обыск, — ответил Чики. — Ордер на арест.
— У меня есть обаятельная улыбка, — ответил Флинн.
— Убирайтесь! — завопил Чики.
— Слушай, парень, мне надо только поговорить с тобой. Ни об обыске, ни об аресте речь не идет!
Громкость радио стала запредельной.
— Убирайтесь отсюда! — Истерический вопль. — Убирайтесь! Убирайтесь! Убирайтесь!
— Ну, хорошо. — Флинн застегнул пальто. — Этого молодого человека ждут серьезные неприятности… только потому, что он настаивает на соблюдении своих конституционных прав.
— До свидания, Факер.
Марион «Фокер» (как приходилась называть его в газетах[15]) Генри, экс-чемпион по боксу в среднем весе, не ответил.
Флинн не очень-то напирал на него с вопросами, понимая, что боксер если что-то и знал, то очень мало.
Сам боксер, избитый, подавленный, сидел в пластиковом кресле в спальне «люкса» дешевого отеля неподалеку от Бостонского парка. При задернутых шторах. Горела только лампочка на прикроватном столике. Широкие плечи распирали рубашку, руки далеко торчали из рукавов. На груди рубашка чуть не лопалась, на талии висела свободно. Одежда не смотрелась на Марионе Генри. Ему, как греческой статуе, как грузовику «Мак», как любому скульптурному произведению покровы только мешали.
Уставившись в дальний, темный угол спальни, Факер выслушивал вопросы Флинна, не реагируя на них.
Наконец он поднял громадную руку и несколько раз провел ладонью по волосам, от макушки ко лбу, словно выдавливая из них воду после душа, потом энергично, круговыми движениями, потер лицо. И наклонился вперед, подперев руками подбородок.
Боксер плакал.
— Послушайте, — Элф Уолбридж закрыл дверь между гостиной, куда вышли он и Флинн, и спальней, где остался Факер. — Инспектор, — Элф Уолбридж, менеджер Факера, не выделялся ни мускулами, ни ростом: костлявый коротышка. — Вы должны понять.
— И что я должен понять? — спросил Флинн.
— Парень сам не свой.
— Тогда какой же?
— Я не подпускаю к нему репортеров. Нам следовало бы вернуться в Детройт. Но парень не может шевельнуться, — Элф указал на дверь в спальню, — скорбит о Перси Липере.
— Все так, но я не понимаю, — признал Флинн.
— Послушайте. Вы когда-нибудь боксировали?
— По предварительной договоренности — нет.
— А могли бы, комплекция у вас подходящая. Послушайте. Боксеру необходима психологическая подготовка. Все те долгие недели, пока идут тренировки. Я должен убить этого сукиного сына. Я должен убить этого мерзавца. Кроссы по пять миль, прыжки через скакалку, работа с грушей, спарринг, все подчинено одной мысли: Я должен его убить, я должен его убить. И все говорят тебе: «Убей мерзавца, Факер, убей его, убей».
— Я согласен, — кивнул Флинн. — Метафора убедительная.
— Послушайте. Подумайте, что он чувствует. Он выходит на ринг, готовый убить мерзавца. Борьба честная. Он проигрывает Липеру. Возвращается в отель, весь избитый, как физически, так и морально, страдающий. Пресса и знать его не хочет, он опять никто, вот тут он начинает по-настоящему ненавидеть. Понимаете? Та психологическая подготовка, на которую потрачены недели, забывается. Такое происходит всегда. Ему действительно хочется убить мерзавца. Он жаждет нового поединка. Я убью мерзавца, Элф, действительно, убью. И когда он пребывает в таком настроении, в три часа ночи, в пять утра, он узнает, что этот гребаный самолет взорвался с Перси Липером на борту, его разнесло в клочья над этим гребаным заливом. Понимаете?
