— О чем вы хотели говорить со мной, лейтенант? — спросила она довольно неприветливо.
— Прошлой ночью я разговаривал с Чарли Элиотом, — сказал я. — Он, как информатор и организатор, участвовал в шантаже. Харри Вейсман был непосредственным исполнителем его указаний и вымогателем.
— Шантаж? — Она с удивлением подняла брови. — Мне кажется, я вас не совсем понимаю.
— Обряды плодородия в честь Бога солнца, — сказал я. — Чарли рассказал мне о них, все рассказал. Он и Вейсман шантажировали людей, принимавших в них участие. Вас ведь тоже шантажировали, не так ли?
— Нет.
Теперь была моя очередь удивленно приподнять брови.
— Вас — нет?
— Меня — нет. — Она невозмутимо улыбнулась. — Но не делайте из этого не правильные умозаключения, лейтенант. Никто не может шантажировать меня просто потому, что мне нечем заплатить.
— И вы думаете, я этому поверю?
— Можете быть уверены, — заявила она. — Учитель приютил меня здесь. У меня есть все необходимое.
— И вы удовлетворены жизнью в этой хижине и близостью с Учителем?
Она покраснела.
— Да, если вам нравится выражаться подобным образом.
— Чарли сказал мне, что вы были душой общества на этих обрядах плодородия.
На ее щеках явно прибавилось румянца.
— Так и сказал?
— Так и сказал. А где вы собираетесь завтра искать кров и нового друга?
— Вы говорите загадками, лейтенант! — раздраженно бросила она.
— На закате Учитель отправляется на встречу с Богом солнца, не так ли? — спросил я. — Это означает, что завтра его уже не будет. Конечно, он может обернуться маленьким солнечным лучиком, но это вряд ли послужит вам утешением в долгие зимние вечера.
— Уж как-нибудь не пропаду, — сказала она просто.
— У вас есть какие-нибудь планы?
— Сейчас нет.
— Может быть, вы не верите, что Учитель исчезнет?
— Ни секунды не сомневаюсь, — сказала она. — Если он говорит, что на закате он предстанет перед Богом солнца, значит, так и будет.
— Когда я впервые приехал сюда, я подумал, что все окружающие сошли с ума, — сказал я. — Сейчас я убеждаюсь, что с ума сошел я один.
— Возможно, вы правы, лейтенант, — сказала она сладким голоском.
Я снова обратился к ней:
— Вы — правая рука Учителя. Не думаете, что вас тоже призовут присоединиться к Богу солнца одновременно с Учителем?
— Я так не думаю, — сказала она. — Учитель сказал бы мне, если бы этому суждено было случиться.
— И он никогда не намекал на такой поворот событий, хотя бы по секрету?
— Нет.
— Хорошо, — сказал я. — Остается только рассчитывать, что эта зима будет мягкой. Хотя бы для вас.
— Будет, — уверенно подтвердила она. — У меня есть определенные преимущества в битве за выживание, лейтенант.
— Бикини — одно из несомненных, — сказал я, отдавая должное ее наряду. — Увидимся на закате.
— Значит, вы будете здесь, лейтенант?
— Удовольствие быть свидетелем того, как Учитель отправляется навстречу Богу солнца, я не променял бы даже на всех старлеток с киностудии «Метро-Голдвин-Майер», — уверенно сказал я.
Выйдя из домика, я направился к тому месту, где оставил свой «хили». Когда я уже находился ярдах в пяти от него, машина из ближнего переднего ряда неожиданно сорвалась с места и понеслась по направлению к дороге.
Это был белый «континенталь» с жестким верхом, который я не смог бы спутать ни с чем.
— Эй! — закричал я. — Стелла! Погодите минутку!
Но «континенталь» не притормаживал. Я побежал было за ним, но он прибавил газу, «подрезав» по пути маленький «фольксваген», который вовремя уступил ему дорогу.
Я не стал бежать дальше и остановился, наблюдая, как мчит вниз по дороге «континенталь». Я вернулся к своему «хили». Водитель «фольксвагена» все еще ругался. Я догоню ее еще до того, как она достигнет подножия горы, подумал я, садясь в машину. В этой идее был один изъян — она оказалась невыполнимой. Четверть всего спуска движение в обе стороны было настолько напряженным, что машины шли крыло к крылу. Собственно, так же, как они шли вверх. Надежды догнать «континенталь» растаяли. У меня не было возможности обогнать даже впереди идущую машину.
Наконец я выехал на приличное шоссе и понесся через город к дому Гиббов. Я испытывал досаду. Черт возьми, Стелла должна была преотлично слышать, как я орал ей. Если бы она остановилась сразу, я бы не потратил впустую целый час.
Я свернул на подъездную аллею и остановился позади «континенталя». Я вышел из машины, поднялся на веранду, нажал кнопку звонка и стал с нетерпением ждать, когда закончится колокольный перезвон. Наконец Стелла открыла дверь.
На ней была темно-синяя блузка, в которой она смотрелась выразительнее дамочек на непристойных открытках. На меня она взирала холодно и неприветливо.
— Милая сценка с Корнелиусом прошлой ночью едва не довела меня до самоубийства, — сказала она. — Вы расстроены?
— Не очень, — сказал я. — Какого черта вы не остановились, когда кричал вам?
Она уставилась на меня, явно не понимая.
— О чем это вы говорите?
— Вы прекрасно, черт возьми, знаете, о чем я говорю. Там, на горе. Вы двинулись со стоянки. Я находился сзади вашей машины и орал как ненормальный. Вы должны были меня слышать.
— Извините, — сказала она. — Не та машина — не та женщина.
— Давайте без глупостей! — сказал я сурово. — Где угодно я узнаю этот белый «континенталь» с жестким верхом.
Она в растерянности облизывала языком губы.
— Постойте. Когда это случилось?
— Вы прекрасно знаете, когда это случилось. Около часа назад.
Она кивнула.
— Теперь кое-что проясняется. Та машина — не тот водитель.
— У меня уже с утра голова пухнет от этих туманных намеков, — сказал я. — Не надо начинать все сначала.
— Объясню проще, — сказала она. — По какой-то причине Корнелиус взял мою машину сегодня утром. Так что кричали вы Корнелиусу, а не мне.
— Могли бы соврать и получше! — сказал я.
— А вы поглядите повнимательнее, — сказала она холодно.
Я медленно повернул голову и взглянул на улицу. Машина, стоявшая у подъезда, была с откидным верхом, а не с жестким. Я слишком торопился подняться на террасу и не обратил внимания на машину.
— Простите, — извинился я. — Это моя ошибка.
— Ничего, — сказала она. — Кажется, вам жарко. Почему бы вам не войти и не выпить чего-нибудь?
— С сегодняшнего утра это первое разумное предложение, которое слышу.
Я прошел за Стеллой в гостиную и сел на диван, пока она готовила выпить.
— С чего бы это Корнелиусу вздумалось взять вашу машину вместо своей? — спросил я.
— Понятия не имею. Да и открытый «континенталь», собственно, не его, а мой. Пусть покатается еще недели три, а потом снова будет ходить пешком!
— Как это?
— Я сегодня разговаривала со своим адвокатом, — сказала она. — Дело о разводе будет слушаться через три недели.
Она вернулась, села на диван и передала мне мой бокал.
— Так что Корнелиус вполне мог воспользоваться при случае любой машиной.
— Три недели? — спросил я. — Что-то очень быстро, а?
— Не так уж, — возразила она. — Делу был дан ход чуть более двух месяцев назад. Но мой адвокат потрудился ускорить его.
— Значит, вы разводитесь с Корнелиусом?
— Вы удивлены, что не наоборот? Вы не слишком высокого мнения обо мне, Эл. Хотя, по совести сказать, вы так и не оценили меня за эти несколько дней, которые мы с вами знакомы. Конечно, это я развожусь с Корнелиусом. Дело несложное. Все взялся устроить один друг моего адвоката. Пятьсот долларов ему и двести девчонке. Девчонка цепляет Корнелиуса в баре, и на следующий день я получаю в руки набор отличных фотографий. Дешево обошлось.
— Каждый зарабатывает на жизнь по-своему, — заключил я.
— Так что Корнелиус не получает ничего! — злорадно заявила Стелла. — Может снова отправляться на пляж и ждать, пока подвернется следующая дура. Или пусть голодает, мне все равно. А еще лучше, пусть бросится под грузовик!
— Какое, должно быть, глубокое и теплое чувство греет вашу душу, — сказал я, — когда вы открываете перед ним подобную перспективу.
— Просто он получает то, чего заслуживает, — сказала Стелла.
— Он знает об этом?
Она снова улыбнулась и глубоко вздохнула. Ее блузка натянулась так, как будто ее снова проверяли в отделе контроля качества продукции.
— Все он прекрасно знает. Уже на следующий день я подарила ему копии этих фото. Я хотела, чтобы он осознал то положение, в котором находится.
— Подумать только, — сказал я, — если бы вы, к примеру, родились сто лет назад на островах Фиджи, то, наверно, были бы даже безобиднее местных каннибалов.
— Вы — мужчина, — сказала она, — поэтому вы на стороне Корнелиуса. Но вы не знаете, какие штуки он вытворял со мной.