— Но ведь туда в течение двух дней никто не входил и не выходил, соответственно. Тебе не кажется это странным?
— А может, там никто и не живет?
Я ел говядину с арахисом.
— Подождем еще денек, а потом проверим. Договорились?
Хоук только кивнул.
— Я бы зашел да посмотрел, — пояснил он. — Куда как лучше, чем без толку болтаться по улице.
— Я же говорил, что ты активная личность. Я не ошибся, — сказал я в ответ.
— Кто бы сомневался, — хмыкнул Хоук. — Я предпочитаю делать все быстро.
В отель мы возвращались по Ляйдсестраат, бурлящей ночной жизнью; музыка сопровождала нас до самого «Мариотта». Фойе почти опустело. Два парня, игроки какой-то южноамериканской футбольной команды, мирно дремали в креслах. Посыльный, навалившись на стойку, разговаривал о чем-то с администратором. Тихая музыка, доносящаяся из ночного бара, была продолжением звуков улицы. Мы молча поднялись на восьмой этаж. На двери нашего номера висела табличка «Не беспокоить». Я взглянул на Хоука, тот недоуменно пожал плечами. Мы такой таблички не вывешивали. Я приложил ухо к двери и прислушался. Отчетливо различил скрипение кровати и что-то, напоминающее тяжелое дыхание. Я поманил Хоука рукой, и он тоже припал к двери.
Наш номер был последним перед поворотом, и я жестом пригласил Хоука в соседний коридор.
— Судя по звукам, у нас в номере крутят эротический фильм, — высказался Хоук. — Как ты думаешь, в нашем номере кто-то занимается сексом?
— Это же полный идиотизм! — воскликнул я.
— Может быть, горничная, видя, что нас целый день нет, пригласила туда своего дружка, чтобы поиметь полное удовольствие?
— Если ты допускаешь такую мысль, то наверняка есть люди, которые не только так думают, но и поступают, — размышлял я. — Только мне трудно в это поверить.
— Можно подождать, пока они выйдут оттуда. Если там кто-нибудь удовлетворяет свою телку, не может же это длиться вечно.
— С тех пор как я приехал в Европу, только и делаю, что прячусь в гостиничных коридорах и мотаюсь по улицам. Мне это надоело.
— Ну тогда давай вперед, — предложил Хоук, вытаскивая обрез из-под пиджака.
Я вынул ключ из кармана, и, завернув за угол, мы направились к номеру. Коридор был пустынен.
Хоук занял позицию лежа прямо перед дверью; прицелившись, он кивнул. Я как можно тише повернул ключ в двери, стараясь не попадать на линию огня, и толкнул дверь. Револьвер — на изготовку.
— Боже праведный, — пробормотал Хоук и мотнул головой в глубину комнаты.
Я проскользнул внутрь, прижимаясь к стене. На полу валялись двое мертвых парней, а на кровати лежала Кэти. Она была жива, хоть и связана. Я пинком открыл дверь ванной. Никого. Левой рукой Хоук уже закрывал входную дверь. В правой он все еще держал наготове свой обрез — так, на всякий случай. Я вышел из ванной.
— Никого и ничего, — констатировал я, засовывая револьвер обратно в кобуру.
Хоук присел возле двух неподвижно лежащих тел.
— Оба готовы, — сообщил он мне.
Я молча кивнул в ответ. Кэти лежала на кровати со связанными за спиной руками. Ноги были опутаны веревкой. Такая же веревка охватывала ее талию и плотно прижимала Кэти к кровати. Рот был залеплен клейкой лентой.
Взглянув на нее, Хоук обрадовался:
— Так вот что мы слышали. О сексе никто и не помышлял. Это Кэти пыталась освободиться.
В подтверждение этих слов Кэти издала низкий придушенный звук возмущения и снова задергалась, пробуя ослабить путы.
— Кто же прикончил этих двух молодцов? — задал я вопрос то ли Хоуку, то ли себе.
— Каждый из них получил пулю в затылок, чуть ниже уха. Дырочка очень маленькая.
— Калибр все тот же?
— Скорее всего, да. Времени прошло порядком. Они успели остыть.
У Кэти на правом бедре было приклеено письмо. Лента, держащая его, совпадала с той, что стягивала ее губы. Я потянул конверт.
— Может, мы выиграли эту куколку в лотерею? — предположил я.
— Готов поспорить, что нет, — моментально отреагировал Хоук. Он все еще держал наготове обрез, но не так напряженно, как раньше.
Я вскрыл записку. Кэти извивалась на кровати, продолжая издавать возмущенные звуки. Хоук читал записку, заглядывая мне через плечо. Там говорилось:
"Нам предстоит огромная работа, вы же встали на нашем пути. Если бы у нас было время, мы бы избавились от вас. К сожалению, убить вас непросто, особенно черномазого. Поэтому мы оставляем вам то, за чем вы так упорно охотились. Этих двоих (последних из вашего списка) мы сами пустили в расход. Возможно, я еще пожалею, что оставляю в живых женщину, но я оказался более сентиментальным, чем нужно. Мы испытывали друг к другу нежность, и я не могу убить ее.
У вас больше нет причин разыскивать нас в дальнейшем. Если же вы будете продолжать преследование, мы сумеем его пресечь более радикальными методами.
Пауль".
— Сукин сын, — пробормотал я.
— Значит, черномазого... — раздался голос Хоука.
— Не бери в голову, ведь они расисты с нацистским душком.
— Я все прекрасно понимаю, — ответил Хоук. — Ну как, эти двое соответствуют твоей картотеке?
— Посмотрим, — сказал я, доставая фотороботы из ящика комода.
Хоук ногой перевернул трупы. Я сравнил фотографии с безжизненными лицами, взгляды парней были устремлены в бесконечность.
— Я бы признал, что это они. — Я протянул фотографии Хоуку.
Он подтвердил мое предположение:
— Похоже на то.
Я кивком указал на Кэти:
— А вот вам и номер девять.
— Что ты собираешься с ней делать?
— Для начала ее можно развязать.
— Ты думаешь, нам не грозит никакая опасность?
— Нас двое, — усмехнулся я.
— У нее такой вид, будто крыша поехала.
Он был прав. Глаза Кэти, полные ненависти, вылезали из орбит. С той поры, как мы вошли в комнату, она не переставала метаться из стороны в сторону и извиваться, чтобы высвободиться из веревок. И яростно поскуливала, насколько ей позволяла клейкая лента.
— Знаешь, лучше попридержать ее связанной. Она весьма искусная мошенница. Мы ее развяжем, а она нас перестреляет. Надо ее обыскать.
Хоук засмеялся:
— Ишь ты, какой недоверчивый. — Он положил обрез на стол возле кровати. — Ладно, я все сделаю.
Я выглянул из окна на улицу, стараясь рассмотреть с восьмого этажа, что творится внизу. Ничего особенного, что могло бы вызвать тревогу, не бросилось мне в глаза. В свете ночных фонарей поблескивал канал, и его медленное течение успокаивало. Играя огоньками зажженных свечей, проплыл прогулочный теплоходик. Если бы Сюз была рядом, мы бы могли совершить приятное путешествие на таком трамвайчике, наслаждаясь старинным городским пейзажем и вином с голландским сыром. Да... Но Сюзан сейчас далеко. Хоук мог бы пойти со мной, только вряд ли ему нравится гулять, взявшись за руки.
Я оглянулся. Хоук медленно ощупывал Кэти в поисках спрятанного оружия. По мере движения его рук пленница все активнее пыталась вырваться из пут, а из-под липучки вылетали животные звуки. Когда он дошел до ее бедер, она изогнулась и сделала мостик, насколько позволяли ослабшие веревки. Ее лицо побагровело, а дыхание вырывалось через ноздри и напоминало фырканье лошади.
Хоук, повернувшись ко мне, сказал:
— У нее нет оружия.
Я приблизился и осторожно оторвал липкую ленту от губ Кэти. Она хватала ртом воздух, как это делают люди, вытащенные из воды. Лента оставила ярко-красный след на ее лице.
Захлебываясь воздухом, она зло заговорила.
— Ну, кому я достанусь первому? Тебе или ему? — шипела она, злобно поглядывая на Хоука. Звериные интонации превратились в шипение рептилии. В левом уголке рта даже появилась слюна. Она снова стала биться, как птица в силках.
— Я как-то не думал о том, чтобы переспать с тобой, — успокоил я Кэти.
— Что же вы? Заткните мне рот! Насилуйте меня, пока я беспомощна, связана и бессловесна. Распинайте меня на этой кровати!
Она перевела дыхание и, высунув язык, облизала пересохшие губы.
— Я не могу двинуться, — продолжала она. — Веревки крепки, а у меня уже нет сил. Вы можете разорвать на мне одежду, получить огромное удовольствие, унизить меня, втоптать в грязь!
Хоук сказал:
— Нет.
Я поправил:
— Может быть, позже.
Хоук вытащил из заднего кармана брюк складной нож и, разрезав веревки, освободил ее. Ему пришлось перекатить Кэти на живот, чтобы высвободить ей руки. После этого он дружелюбно пошлепал ее по заду, легко и без задней мысли, вроде того, как игроки одной команды подбадривают друг друга. Она рванулась и резко села.
— Черная свинья, — гневно сказала она. — Не смей прикасаться ко мне.
Хоук взглянул на меня, его лицо выразило недоумение.
— Свинья, еще и черная? — переспросил он.
— Девушка, очевидно, не разбирается в зоологии и делает ошибки в английском, — пояснил я.
