— Вот так мы узнали, что вы сбежали! Когда приехала полиция, смирительной рубашки в комнате не оказалось, а вы говорите, что сумели от нее освободиться. Как это понимать?
— Все, что я унес на себе, — это порез на спине. Возможно, Вулф собирался напасть на меня еще раз до того, как прибыли полицейские. Вошел, обнаружил, что меня нет, забрал смирительную рубашку. Она была разрезана, и на ней были пятна крови, которые могли послужить достаточно убедительным подтверждением моей истории.
— Вероятно. Но в тот момент мы подумали, что вы убежали в смирительной рубашке. Можете себе представить, в каком мы были недоумении?
— Да. Все, кроме Вулфа. Ну и как вам мой рассказ?
— Очень впечатляющий. — Лин улыбнулась.
Это говорило о том, что дела мои идут неплохо.
— Еще один момент, и я заткнусь. Знаете ли вы, в котором часу меня затолкали в палату в смирительной рубашке? Мне кажется, я помню, но не могу утверждать точно.
— Все зафиксировано. Я вчера как раз просматривала записи. Вас заперли примерно в девять часов двадцать пять минут. А ваше исчезновение было обнаружено в девять сорок две.
Я сунул руку в карман, достал клочок бумаги, на котором были записаны четыре телефонных звонка из «Гринхейвена», и передал его через стол моей собеседнице.
— Вулф звонил в девять часов шестнадцать минут и в девять сорок. Причем одному и тому же человеку. Первый раз до того, как ваши громилы меня свалили, второй — сразу после того, как попытался меня убить. Он звонил Траммелу.
Несколько секунд Лин внимательно изучала листок, затем искоса взглянула на меня, слегка склонив голову набок. Густые рыжеватые волосы упали ей на плечо.
— Это еще не все, — добавил я. — Сегодня вечером мне стало известно, что и Артур Траммел звонил в воскресенье Вулфу в «Гринхейвен». Это было после полудня. Тогда-то он и приказал Вулфу убить Фелисити!
— Не понимаю. — Она медленно покачала головой.
— Поймете, если свяжете эти действия. Подумайте минуту, и вам все станет ясно. У меня было много времени это обдумать, я убежден, что все сходится. Есть только один ответ. Фелисити была беременна от Траммела.
Сказанного было достаточно, чтобы убедить Лин, что я говорю разумные вещи. Мы выяснили еще несколько неясных моментов.
Я полюбопытствовал:
— Не помните, что делал Вулф, когда начался весь шум и крик в связи с моим исчезновением?
— Часа два мы все вас искали, прочесывая территорию вокруг здания, заглядывая во все комнаты. Я не была рядом с доктором Вулфом, но с каждым из нас был полицейский. Не забывайте, ведь вы были... буйным. — Она улыбнулась.
— Действительно обыскали все комнаты? Фелисити все еще была где-то там...
— Доктор Вулф, наверное, держал девушку в больничной палате, поскольку он там был главным, — пояснила Лин. — Возможно, положил ее на постель, будто она спит. Кроме того, не забывайте, ведь никто не искал девушку. Мы все рыскали в поисках страшного маньяка. Я вместе с полицейским осматривала восточное крыло, где мой кабинет.
— А мне, можно считать, повезло: я вернулся в «Гринхейвен» как раз вовремя, чтобы увидеть, как Вулф вытаскивает тело Фелисити. Его, естественно, сильно беспокоило, что она находится в здании, не терпелось устранить все следы. Сейчас мне пришла в голову еще одна мысль. Вулф с полицейским искал меня в больничных палатах, так? Где они в «Гринхейвене»?
— В конце западного крыла.
— Когда я налетел на него, он как раз шел из западного крыла, страшно торопился, но тут у нас возникла эта... проблема. — Я помолчал, затем спросил: — Вы все еще считаете меня психом?
— Да, считаю. — Лин улыбнулась. — Но безвредным. — Она покачала головой. — Правда, вели вы себя достаточно нормально, вполне...
После этой фразы мы забыли о деле и начали знакомиться друг с другом. Казалось, будто прозвучал какой-то сигнал и наступило время расслабиться. Мы еще немного выпили, свободно беседуя, как старые друзья. И даже весело рассмеялись, когда бармен предупредил:
— Последний раз отпускаю вам выпивку!
Было почти два часа ночи.
— Когда это так пролетело время?
— Не знаю, но я готов поспорить, Лин, что пролетело оно приятно.
— Вы чудак, Шелл! — Она пристально посмотрела на меня. — Давайте, пожалуй, поедем!
На улице я открыл ей дверцу машины, а захлопнув ее за ней, пообещал:
— Приеду к вам в «Гринхейвен», Лин. Не могли бы вы проверить, как там дела с этими двумя охранниками, выяснить, кто же из них все-таки ударил меня по голове? И, кроме того, может...
— Шелл, я ведь знаю, что вам сейчас некуда деться, — перебила Лин.
— О нет! У меня есть маленькая лисья нора, куда я могу забраться. Раньше там жил отшельник. У него были лисьи повадки.
— Поехали ко мне домой! Я хочу помочь вам, Шелл. Вы ведь частично из-за меня попали в беду. Теперь я знаю, что вы просто немного сумасшедший. И не могу допустить, чтобы вы спали в... лисьей норе.
— Ну...
— Пожалуйста, не ведите себя так, будто вы шокированы!
— Я не шокирован.
— Надеюсь. У меня в гостиной есть диван.
— А! Кушетка для психоанализа?
— Конечно, я намерена провести с вами сеанс психоанализа. Кроме того, мне хочется еще немного посмеяться. Влезайте, Шелл, просто для смеха!
— Просто для смеха, — отозвался я и влез в машину.
* * *
Лин отнесла наши чашки на кухню. Приехав к ней, мы с полчаса пили кофе, продолжая разговаривать о случившемся. Я проинструктировал ее, что именно она должна утром проверить в «Гринхейвене».
Вернувшись в гостиную, она сказала:
— Пора бы нам уже идти спать.
Это могло послужить некоторым намеком. Маленькая женщина уже начинала на меня действовать, во всяком случае, эти ее слова пронзили мое тело, как электрический ток. Я вскочил на ноги:
— Пора бы!
Можно было подумать, что я никогда не слышал о девушке по имени Джо Перрайн.
Лин улыбнулась, затем лицо ее сделалось серьезным. Она ушла в спальню, а на обратном пути столкнулась со мной в дверях. Лин несла подушку, простыни и два одеяла, которые бросила на маленькую, бугристую кушетку.
— Ну, вот вы и на месте!
— Нет, — возразил я, улыбаясь и все еще оставаясь в дверях спальни. — Мое место здесь.
Она сделала вид, будто не поняла, продолжая быстро устраивать постель на кушетке, потом подозвала меня и усадила.
— Спокойной ночи, Шелл.
— Вы хотите спать?
— Хо-хо! — ответила она и ушла в спальню.
Я слышал, как она готовилась ко сну, двигалась, чем-то шуршала.
Несмотря на мои хитрые уловки, вроде «А вы уверены, что вам не понадобятся эти одеяла?» или «А вы не хотели бы сейчас потанцевать?», Лин больше не откликнулась. Затем погасила свет, заскрипели пружины кровати. Ну что же!
Некоторое время я полежал, не засыпая, а когда, наконец, заснул, сон мой был сексуальным.
* * *
Я проснулся с болью в спине и затвердевшей шеей, но с чувством, что все в этом мире хорошо. Через несколько секунд вспомнил, что все не так уж хорошо, хотя все равно чувствовал себя неплохо.
Лин возилась в кухне, весело мурлыча. Через минуту она вошла в гостиную:
— Привет! Как спалось?
— Просто не знаю, как мне все же удалось ненадолго закрыть глаза.
Она взглянула на меня и подмигнула:
— Не хитрите! Вставайте, пока я не стянула с вас одеяло!
— Это тест. Я не встану.
— А я не стяну с вас одеяло. Что вы хотите на завтрак?
— Кофе и тост. Это все.
Лин покачала головой, вернулась на кухню и закрыла дверь. Я встал и оделся.
За второй чашкой кофе она сказала:
— Шелл, я хотела бы остаться дома, но, если не появлюсь в «Гринхейвене», это может показаться странным. Вы придумали, что бы я еще могла для вас сделать?
— По-моему, мы договорились обо всем еще вчера.
— Позвонить вам сюда? Я вернусь к обеду.
— Это будет довольно скоро.
— А что вы собираетесь делать, Шелл?
— Просто посижу. Мне нужно о многом подумать. И, ради бога, будьте осторожны! Пусть никто не видит, что вы будете делать. Если Траммел действительно такой, как я о нем думаю, он может убить половину населения земного шара, только бы не оказаться разоблаченным.
Лин допила кофе.
— Ну, хорошо. До свидания!
Я проводил ее до выхода.
— Лин, будьте очень осторожны! И запомните: с кем бы вам ни пришлось разговаривать, с вашей точки зрения, Шелл Скотт — буйнопомешанный.
Она ушла. Я не представлял себе, что квартира так сразу опустеет.
Через некоторое время поднял телефонную трубку, поискал в телефонной книге номер миссис Гиффорд и набрал его. Разговор с ней был коротким. Я сказал ей, как только мог осторожно, о Фелисити. Но о смерти никогда нельзя сообщить осторожно. Она закричала, завыла, заглушая звук телевизора, который продолжал работать за ее спиной. Я объяснил ей, что к тому времени, когда мне удалось найти тело Фелисити, она была мертва уже более суток. Миссис Гиффорд не дала мне закончить — положила трубку. Я даже не успел ей сказать, что ее дочь отправилась делать аборт. Впрочем, вряд ли она бы мне поверила. У меня создалось впечатление, что миссис Гиффорд боялась даже разговаривать со мной по телефону, — ведь газеты накрепко увязали мое имя с маньяком, совершающим жуткие убийства. Интересно, сколько еще жителей Лос-Анджелеса думали обо мне точно так же?
