Сильно затягиваясь сигаретой, я вновь мысленно выверил все детали, не упуская ничего. Вывод оставался прежним. Это мне понравилось.
Билли и Растон окликнули меня, выходя, но я только помахал им. Я пытался сообразить, чем Грэйндж припугнула Йорка в самом начале, что за причина могла заставить такой здоровенный снежный ком покатиться под гору.
Языки пламени лизали закопченный свод своей пещеры. Если бы только знать, что именно прятал Йорк в стенке камина. Два тайника: здесь и в сидении кресла. Почему два? Может быть, он не хотел класть яйца в одну корзину? Или же просто спрятал что-то за камин только лет назад и не потрудился переложить в другое место?
Я с раздражением швырнул окурок в огонь и вытянул ноги к камину. Секреты, секреты, сплошные секреты черт их побери. Я нагнул голову, разглядывая кирпичные выступы по краям почерневшего от дыма устья. Хорошее место для тайника. Любопытно. Я встал, чтобы лучше присмотреться. Никаких неровностей в кирпичной кладке, никаких видимых стыков. Не увидев тайник открытым, вы ни за что не догадались бы о нем.
Я исследовал каждый дюйм поверхности, простукивал кирпичи голыми костяшками пальцев, но ни в одном месте за стенкой не отозвалась пустота. Где-то здесь должна быть защелка. Я вновь осмотрел линию соединения облицовки со стеной. В одном месте на высоте плеча виднелась затертость. Я нажал. Со щелчком распахнулась маленькая дверца.
Хитро. Она скрывалась за цельным кирпичом, который точно входил в углубление в цементе. Чтобы просунуть внутрь руку, мне пришлось придержать дверцу, преодолевая сопротивление пружины. Я пошарил в глубине, но не нащупал ничего, кроме холодной кладки. Когда я вытаскивал руку, мои пальцы коснулись маленького клочка бумаги, застрявшего в шарнире механизма. Я высвободил его очень медленно, потому что при первой попытке часть бумажки превратилась в пыль. Когда я отпустил дверцу, она захлопнулась, а в руке у меня остался обрывок старой газеты. Он потемнел от времени и был готов рассыпаться при малейшем нажиме. Печать поблекла, но оставалась разборчивой. На нем стояло название одного нью-йоркского издания, судя по дате, поступившего в продажу девятого октября четырнадцать лет назад. Что произошло четырнадцать лет назад? Саму газетную вырезку украли, этот кусочек оторвался, когда ее доставали из тайника.
Дата, всего лишь четырнадцатилетней давности.
Старею, подумал я. Такие вещи надо схватывать быстрее. Четырнадцать лет назад родился Растон.
Библиотека почему-то производила впечатление заброшенности. Вдоль прохода прошаркала неопределенного возраста уборщица со щеткой и совком, высматривая, что бы тут подмести. Библиотекарша, далеко не типичная на вид, красила губы в очень яркий красный цвет и так увлеклась этим занятием, что не подняла глаз, пока я не постучал по столу. Ответом была торопливая улыбка, быстрый оценивающий взгляд и еще одна улыбка, шире прежней.
— Доброе утро. Я могу вам помочь?
— Может быть. Вы сохраняете старые выпуски нью-йоркских газет?
Она встала и расправила платье на бедрах, где этого вовсе не требовалось.
— Сюда, пожалуйста...
Я последовал за ней на некотором расстоянии, рассматривая ее ножки, которые прямо-таки напрашивались на это. Я не мог ставить ей в упрек желание похвастаться ими. Мы обогнули высокие книжные шкафы и вышли к лестнице. Девушка с красивыми ножками щелкнула выключателем и повела меня вниз. На нижней ступеньке мне в нос ударил затхлый запах старой кожи и бумаги. Сырость сочилась по стенам, оставляя темные пятна на бетоне и собираясь капельками на металлических ящиках.
— Вот они, — она показала на стеллажи с пачками газет, переложенными слоями картона.
Мы отыскали старые издания “Глоб” и принялись поднимать слой за слоем. Через десять минут мы оба выглядели так, будто копались в угле. Девушка состроила недовольную гримасу.
— Уж не знаю, что вы ищете, но я определенно надеюсь, что оно не стоит всей этой мороки.
— Стоит, лапочка, — сказал я, — стоит. Смотрите девятое октября.
Прошло еще пять минут.
— Это?
Я поцеловал бы ее, будь у нее почище лицо.
— Оно самое. Спасибо.
Она протянула газету. Я взглянул на строчку с датой и названием, потом на обрывок, который держал в руке. Одинаковые. Я положил газету на стол, дернул шнурок висячей лампы и стал перелистывать ее, быстро просматривая колонку за колонкой. Девушка не выдержала.
Я произнес нехорошее слово и ткнул пальцем в нижний угол страницы.
— Вот это.
— Но... не хватает листа. Его кто-то вырвал.
— Вижу.
Она повторила то же слово, потом спросила:
— Что там было?
— Понятия не имею, лапочка. Есть тут какие-нибудь дубликаты?
— Нет, мы держим только по одному экземпляру. Их редко кто спрашивает, разве только какому-нибудь старшекласснику понадобится для сочинения.
— Угу.
Вырванный лист ничего не решал. Есть же и другие библиотеки. Кто-то старается выиграть время. Ладно, ладно, времени у меня сколько угодно. Больше, чем у тебя, братец.
Прежде чем подняться наверх, я помог ей уложить газеты обратно на стеллажи. Мы разошлись по умывальникам, чтобы смыть с себя многолетнюю пыль.
Когда мы шли к дверям, я закинул удочку:
— Скажите-ка, вы знаете Майру Грэйндж?
У нее перехватило дыхание.
— Я... нет. То есть, разве это... она... я имею ввиду с мистером Йорком?
Я кивнул. Она постаралась ничем себя не выдать, но я видел, как она отчаянно покраснела при упоминании Грэйндж. Так вот почему исчезнувшая леди проводила столько времени в библиотеке.
— Она самая, — подтвердил я. — Спускалась она когда-нибудь туда?
— Нет, — пауза. — Нет, не думаю. Ах, да. Однажды она привела сюда мальчика... сына мистера Йорка, но это было давно. Я ходила с ними. Они смотрели кое-какие старые рукописи, больше ничего.
— Когда она была здесь в последний раз?
— Кто вы?
Ее лицо выражало испуг.
В моей руке появился значок. Хватило одного его вида, она задрожала, даже не рассмотрев его толком.
— Она приходила... примерно неделю назад.
Я пристально посмотрел на нее.
— Не то, чересчур давно. Спрошу иначе. Когда вы встречались с ней в последний раз?
Намек попал в цель. Она поняла, что о Майре я знаю, а о ней самой догадываюсь. румянец, но теперь он быстро поблек, и на его месте проглянул страх.
— Не-неделю назад, я же сказала.
Я поблагодарил ее и вышел. Мисс “красивые ножки” нахально врала, хотя я не мог осуждать ее за это.
На воде начали появляться пузырьки, еще немного, и она закипит. Нужно сделать два дела перед отъездом в Нью-Йорк, одно из них просто ради собственного удовольствия.
Первую остановку я сделал в аптеке. Из-за стеклянной перегородки вышел толстый человек и пробормотал приветствие. Я бросил перед собой на прилавок таблетки, которые взял у Генри.
Их принимали вместо аспирина. Вы можете сказать, что это такое?
Он взглянул на меня и пожал плечами, беря одну из таблеток. Осторожно прикоснулся языком к белой поверхности, понюхал.
— Это не аспирин, — сказал он. — У вас есть какие-нибудь догадки на их счет?
— Я бы сказал, снотворное. Один из барбитуратов.
Аптекарь кивнул и ушел к себе за перегородку. Минут через пять он вернулся.
Я поднял на него глаза.
— Вы были правы, — сказал он.
Я бросил на прилавок две пятидолларовые бумажки и взял оставшиеся таблетки. Лихо сработано, убийца, хитрости тебе не занимать. Очень предусмотрительный тип. Будет весело, когда убийца окажется у меня на мушке. Интересно, хватит ли у него сообразительности, чтобы сделать попытку убрать меня?
Взад-вперед, взад-вперед, как качели. От похищения к убийству, от убийства к мелким пакостям и снова назад к похищению. Слишком много деталей. Они служили убийце покровом, который он пытался набросить на изначальный мотив. А такой мотив здесь есть. Просто он затерялся в путанице. Он мог быть случайным, этот взрыв бессмысленных с виду преступлений, а если они имели свои причины, убийца мог угадать их и использовать в своих интересах. Нет, таких не бывает умников. Преступление чем-то напоминает заразу. Стоит начать, и оно распространяется хуже гриппа. Все началось задолго до похищения Растона. Сейчас казалось, будто прошли месяцы... а на самом деле лишь пара коротких дней.
По дороге в Вустер я и так и этак перебирал в уме каждую мелочь, но всегда с одним выводом. Либо я дурак, либо убийца чертовски хитер. Надо найти Мэллори, надо найти Грэйндж, надо найти убийцу, если его нет среди этих двоих. Я же пока находил участников закулисной игры.
Потом я перестал ломать голову и сосредоточился на дороге. С каждой милей меня все сильнее разбирала злость, и под конец я дымил не переставая, пока не искурил всю пачку. Вустер ожил. По улицам шли прохожие, шумливые и довольные, лимузины возмущенно ревели на машины похуже, требуя уступить дорогу, и непрерывный поток устремлялся в двери и из дверей магазинов. Перед домом Элис оставалось достаточно места. Я поставил машину и вошел в фойе, живо вспоминая удар по черепу.
