Айк все рассматривал комнату и вспоминал прошедшую ночь. Мишель спала. Если бы всегда были только палящее солнце и прохладная тень пирса. Пустынный берег. Ночи с Мишель. На мгновение ему удалось это представить. Он остался один на один со своим воображением, поглощенный этим мысленным образом, освободившим его от смятения, испытанного однажды в солончаках. Но вскоре все исчезло. Перед глазами встало лицо Хаунда Адамса — каким оно было в момент, когда он объявил о смерти Терри. Это лицо словно вплыло через узкое окошко вместе с солнечным светом и стало расти, расти, пока не заполнило собой всю комнату.
Наконец Айк выбрался из постели и принялся собирать свою одежду. Ступая по холодному линолеуму и ежась, отправился умываться — осторожно, чтобы не разбудить Мишель. Перед тем как уйти, он подошел посмотреть на нее. Девушка теперь спала на боку, и волосы рассыпались по подушке изящным веером. Айк хотел дотронуться до нее, погладить завитки волос на висках, но отчего-то не стал. Вместо этого он направился к выходу и тихонько прикрыл за собой дверь.
В коридоре было темно. Из лестничного проема тянуло холодом. Он зашел к себе переменить рубашку и отправился в дом, где жил Престон. Ходьба согрела его. Он много думал об усадьбе на ранчо и о том, что связывало ее с магазином на Мейн-стрит. Ему хотелось взглянуть на альбом с вырезками, о котором упоминала Барбара. Айк шел быстро, не отрывая глаз от асфальта, и безуспешно пытался прогнать стоящее перед глазами лицо Хаунда Адамса — видение, разрушившее его утро.
Окна Престона выходили на восток, и на крыльце было тепло и солнечно. Барбара выглядела нездоровой. Бледная, лицо в каких-то пятнышках, под глазами темные круги. Она не особенно ему обрадовалась, но и не удивилась и пригласила его войти. Она казалась такой хрупкой во фланелевой рубашке Престона, доходящей ей до колен, и такой уставшей, что на мгновение он пожалел, что пришел. Он вспомнил свою сегодняшнюю ночь и подумал: было ли у Барбары с Престоном что-нибудь подобное?
Айк сидел на кухне, Барбара варила кофе. Она уже слышала о смерти Терри. Он спросил о Престоне, и девушка сказала, что свидетелей до сих пор не находится. Похоже, Хаунд Адамс сказал полиции, что Престон вообще к поножовщине не причастен, а был еще кто-то, сбежавший через заднюю дверь. Ножа так и не нашли, и Престона скоро освободят.
— Может, уже освободили, — добавила она, — просто я не знаю.
— Он бы, наверно, пришел сюда?
— Необязательно, он может быть у Морриса.
— Боюсь, они так и хотят, чтобы его выпустили.
Айк рассказал, что уже видел в городе каких-то родственников Терри. Барбара страшно перепугалась, словно ей и в голову не приходило, почему никто ничего не говорит полиции. Айк, почувствовав себя круглым идиотом из-за того, что сболтнул лишнее, уставился на продранный линолеум.
— Слушай, — начал он, помолчав, — я вот еще почему пришел — хотел спросить кое о чем.
Он поднял голову. Барбара смотрела на него, не выпуская из рук кофейную чашку.
— Ты говорила, Престон и Хаунд были партнерами. Что тебе еще известно? Не знаешь, случайно, что между ними произошло?
Она встала и подошла к шкафчику над холодильником. Пошарив по полкам, вернулась к столу с большой потрепанной картонной папкой, перевязанной темной ленточкой.
— Вот тут его вырезки. Когда я сюда переезжала, он многое повыкидывал. Это я вытащила из мусорного ведра. — Она положила перед ним папку. — Не знаю, найдешь ты здесь что-нибудь или нет, но можешь посмотреть. Сама я об их с Хаундом делах ничего не знаю. Знаю только, что они не разговаривают. Мы с Престоном пару раз встречали Адамса на улице, так они даже не смотрели друг на друга, притворялись, будто не видят. Странно все это, но в чем тут дело — понятия не имею.
Айк раскрыл альбом и начал смотреть вырезки.
— Ты говорила, Престон не здешний, что он сюда переехал.
Барбара кивнула.
— Он вроде бы из Лонг-Бич или откуда-то из тех мест. По крайней мере, его родители живут там. Представляешь, его отец — какой-то проповедник.
— Это он тебе сказал?
— Он не хотел говорить. Когда мы с ним сошлись, он вообще сказал, что его родители умерли. А потом один раз позвонила какая-то женщина и представилась его матерью. Я с него целый день не слезала, и он в конце концов признался. Вот тогда он и рассказал, что его отец — проповедник. Я спросила, почему он мне соврал, а он только плечами пожал. С расспросами к нему лучше не приставать, иначе взорвется.
— Знаю, — сказал Айк.
В папке оказалось кое-что интересное. Там были старые фотографии магазина. Оказывается, прежде он был вдвое меньше, а кирпичная стена, ныне разделяющая два зала, когда-то была фасадом. На одной фотографии на стене не было ничего, на другой — на ней красовалась эмблема — волна в круге и слова: «Оседлай волну».
Еще там было много фотографий Престона, большей частью вырезанных из журналов о серфинге. Тот же самый загорелый парень, которого Айк видел на фото в магазине. Теперь он понял, что имела в виду Барбара, когда говорила, что Престона знал каждый. Понял, пожалуй, и то, почему всех так удивило, как он изменился. Стройный изящный юноша. «Мистер Южная Калифорния». Татуировок у него тогда еще не было. Айк хотел было перевернуть страницу, но тут в рекламке какого-то фильма о серфинге его внимание привлекло одно имя. Объявление гласил о: «Победитель национального первенства Престон Марш в фильме Майло Тракса „Волна за волной“».
— Майло Тракс, — проговорил Айк, — это тот самый, которому принадлежит ранчо?
Барбара наклонилась взглянуть на имя.
— Не знаю. Я этого раньше не замечала.
Он рассказал ей о фотографиях в магазине, описал, как выглядел Майло Тракс. Она пожала плечами.
— Ничего не приходит на ум, но было время, в магазин забредали странные типы. Знаешь, такие немолодые, по всему видно, из большого города, вроде Лос-Анджелеса. О магазине всякое поговаривали, темные ходили слухи. Тогда как раз многие занялись наркотой, и вот вроде бы Хаунд и Престон здорово погрели на этом руки. Раскатывали по городу в новехоньких «поршах» и все такое. Хаунд, наверное, и сейчас этим занимается. У него здесь полно недвижимости. Разве купишь столько домов с одного магазина?
— А как же Престон?
— Ты имеешь в виду, что с его деньгами? Не знаю. Все промотал. Я же тебе говорила, что он попал на военку. Многие тогда удивлялись. Думали, что и у Хаунда и у Престона должно хватить ума, чтобы отвертеться… А потом однажды стою я на пирсе и слышу, как какая-то девушка говорит, что Престон поступил в морскую пехоту, сражаться-де собрался. Никто поверить не мог, что он способен на такой идиотизм. На какое-то время он пропал, потом вернулся, и мы встретились — ну, я тебе уже рассказывала.
Она сделала паузу, чтобы перевести дыхание и глотнуть кофе. Айк листал альбом.
— В магазине есть один снимок, — сказал он, — там Хаунд и Престон вместе и еще какая-то девушка. Джанет ее зовут.
— Звали.
Айк вопросительно поднял брови.
— Ты, наверное, имеешь в виду Джанет Адамс. Симпатичная, да?
Он кивнул.
— Это сестра Хаунда?
— Она умерла. Давно уже. Я тогда еще в школе училась, мы с ней не были знакомы. Но я думаю, все случилось от передозировки. Помню, что-то говорили о наркотиках, много шумели.
Айк помолчал. Это известие странным образом задело его. Он вспомнил девушку на фотографии — смеющуюся, с развевающимися волосами.
— А еще что ты знаешь?
Барбара покачала головой.
— Ничего я не знаю. Мы с ней не были знакомы. Это случилось давно. Я просто помню, как всех тогда шокировало, что такая девушка, как Джанет, оказывается, была наркоманкой.
Она помедлила, глядя в стол.
— Не возражаешь, если я задам тебе вопрос? — спросила она. — Зачем тебе все это?
Айк закрыл альбом и пожал плечами. В какой-то момент он хотел было рассказать ей, но потом передумал.
— Не знаю, — сказал он, — из любопытства, наверное. Ты ведь говорила, что Престон тогда был совсем другой. Разве тебе не хочется понять, что с ним произошло?
Барбару явно покоробила его наивность.
— Естественно, я хочу понять. Но ведь он дважды побывал во Вьетнаме. Многие вернулись оттуда не такими, как были.
— Да, но почему он вообще туда поехал, зачем бросил дело? Может, это имело какое-то отношение к Джанет Адамс? Ты же говоришь, они с Хаундом промышляли наркотиками.
Барбара встала, взяла у него альбом и положила его на место, в шкаф. Затем она закрыла дверцу и, прислонившись к ней спиной, посмотрела на Айка.
— Может, и так. Может быть. Полгода назад я бы дорого дала, чтобы узнать. Сейчас я вижу, что все бесполезно. Если кому-то до такой степени на себя наплевать, то со временем и тебе его судьба становится безразлична.
