К. У. посмотрел на свою грудь и, сделав гримасу, сказал:
— Не знаю, что тут такого плохого…
На крыльце по-прежнему сидел Клайд. Он глядел в газету, страдальчески наморщив лоб. Бонни, сидевшей рядом, стало его жалко.
— Как ты себя чувствуешь, милый? — заботливым тоном осведомилась она.
— Все в порядке, — отвечал он. — Гораздо лучше. — Он еще раз поглядел на крупные буквы заголовка и сказал: — Такие дела, Бонни. Как ни верти, а мы добились своего. О нас заговорили все! Вся Америка теперь знает, кто мы такие.
— Да, да, — подхватила Бонни, но энтузиазм ее быстро угас. — Но я устала грабить банки, — вдруг призналась она.
— Я тоже, — отозвался Клайд.
Она с удивлением поглядела на него. В его интонациях было очень немного согласия. Даже теперь он словно блуждал в каком-то совсем особом мире.
— Клайд, ну о чем ты думаешь?
Ее вопрос вернул его на землю. Глаза загорелись, лицо оживилось, на губах заиграла его быстрая улыбочка.
— У меня возникла идея, Бонни! Отличная идея! Гляди! — Он протянул ей газету и ткнул пальцем в фотографию внизу страницы. Бонни увидела строгого седовласого старика с пронзительными глазами. — Ты знаешь, кто это?
— Нет.
Клайд откинулся на спинку стула. Он смаковал свой план, радовался ему как ребенок новой игрушке и, медленно выпуская слово за словом, чтобы от души насладиться производимым эффектом, произнес:
— Это Флойд У. Симмонс. Король пшеницы, кукурузы и всего прочего. Стоит миллион. В газете пишут, что каждое воскресенье он встает в шесть утра и играет в гольф. На поле возле Форт Уорта. Такие дела… И вот в одно воскресное утро, когда он подойдет к пятой лунке, он увидит большой черный седан, а в нем сидим мы…
— Ты хочешь поработать его кэдди[2]? — с короткой усмешкой осведомилась Бонни.
— Я хочу его похитить, — отвечал Клайд, пристально посмотрев на нее.
Смысл его слов не сразу дошел до Бонни. Она помолчала, затем внутренне напряглась и сказала:
— Это безумие.
— Милая, это проще простого, — отмахнулся от ее сомнений Клайд. — Пару дней мы будем принимать его в гостях, а за это он, глядишь, подарит нам тысяч двадцать-двадцать пять. Когда полиция зашевелится, мы будем уже в доброй старой Мексике, вольные как ветер.
— Когда ты хочешь этим заняться?
— Сразу же, как только поправимся.
Бонни еще раз посмотрела на портрет Флойда У. Симмонса.
— Боюсь, что гость из него получится не самый приятный, — пробормотала она.
Комната была белой и светлой. Она ничем не отличалась от любой другой больничной палаты, если не считать оплетенной проволокой стеклянной двери и решеток на окнах. Но эти меры предосторожности не пугали Бланш Барроу. Если бы не запах дезинфектантов, она бы не догадалась, что находится в больнице. На глазах у нее была толстая повязка, она ничего не видела. Она неподвижно застыла на стуле с прямой спинкой, сложив руки на коленях, аккуратно составив ступни ног. На другом стуле сзади сидела медсестра, но они разговаривали очень редко.
Бланш не отгреагировала на щелчок замка, на то, что открылась дверь в палату. Вошел человек в хаки, Фрэнк Хамер, и жестом руки велел медсестре удалиться. Она подчинилась. Он бесшумно подошел вплотную к Бланш. Только тут она почувствовала его присутствие.
— Кто это? — пробормотала она.
— Бланш Барроу? — мягко осведомился он.
От этих слов ей вдруг стало не по себе, словно в ее темный мир проникло какое-то коварное и враждебное существо. Она привстала на стуле, но потом обмякла и снова села.
— Кто это? — снова спросила она. — Что вы от меня хотите? Сестра! Где сестра?
— Ее здесь нет. Но вам нечего бояться. Я вам не сделаю ничего плохого.
Она медленно, тяжело вздохнула, и плечи ее опустились, а голова подалась вперед.
— Ваш муж умер, — монотонным голосом сообщил он.
— Знаю, — безучастно отозвалась Бланш.
— А вас отправят в тюрьму.
— Знаю.
— Если вы готовы помочь, вам пойдут навстречу. Расскажите нам все, что знаете. Где остальные? Где Клайд и Бонни?
— Не знаю. Честное слово, не знаю.
— Как вы с ними связались? Как оказались в их банде?
— Я не хотела, честное слово я не хотела. Бак сказал, что мы просто нанесем им визит, мы не собирались ни грабить, ни убивать. Потом мы отправились в Джоплин, и вдруг ни с того ни с сего они начали стрелять… — В ее голосе появились истерические интонации, а голова чуть поднялась. — Это было ужасно! Выстрелы! Пули! И мы спаслись бегством. Господи, до чего я напугалась! И с тех пор мы не знали ни минуты покоя. Мы были все время в пути. В бегах. Я хотела, чтобы мы это бросили. Я умоляла их бросить это. Но Бак, Клайд, Бонни и К. У. меня не слушали.
— Расскажите мне о К. У. — Фрэнк Хамер подался вперед. — Кто он такой? Как его фамилия?
— Мосс, — сказала она, — К. У. Мосс.
Когда Фрэнк Хамер шел к двери, на его лице появилось нечто, отдаленно напоминавшее улыбку.
Ливень бушевал вовсю, словно вознамерившись устроить потоп на ферме Ивена Мосса. Дождь не прекращался три дня, и Бонни с Клайдом затосковали. Им обрыдло заточение в четырех стенах, им обрыдло общество Ивена Мосса и К. У., им обрыдло быть наедине с самими собой.
Клайд сидел, глядел куда-то вдаль и редко нарушал молчание. Бонни отыскала свою старую черную тетрадку и что-то в нее писала.
— Что ты сочиняешь? — спросил ее К. У.
— Время покажет, — загадочно отвечала Бонни.
— Ну ладно, — сердито отозвался К. У. — Скажи, что там у тебя в тетрадке.
Бонни подняла голову и уставилась на него. Молча она вышла из дома на веранду. Над домом низко нависли тучи, и дождь лупил вовсю, похоже не собираясь прекращаться никогда. Бонни почувствовала прилив старого беспокойства, ощущение того, что где-то там есть другая жизнь — полная, сулящая исполнение всех ее желаний. Ее взгляд упал на машину, стоявшую на дорожке, и ей захотелось сесть в нее и мчаться куда-нибудь, где она еще не была и где могли бы стать явью все ее мечты.
Она сунула тетрадку под кофточку, чтобы не замочить, бегом бросилась к машине и забралась на заднее сиденье. Весело смеясь, она вытерла воду с лица и откинула назад волосы. Она успела промокнуть насквозь. На полу валялось старое армейское одеяло, и Бонни завернулась в него. Она почувствовала сразу же тепло и уют. Ей показалось, что она дома. Она вынула тетрадку и стала перечитывать написанное, время от времени внося какие-то исправления.
Десять минут спустя входная дверь дома отворилась и на улицу выбежал Клайд. Еще через несколько секунд он нырнул в машину. Он был промокший и суровый, но не злился. Он стряхнул с себя капли дождя, как собака воду, вынул из кармана пачку печенья и протянул Бонни. Она взяла одно и стала медленно жевать.
— Вкусно, — заметил Клайд, тоже жуя.
— Угу.
— Хочешь еще?
— Нет, спасибо.
Он огляделся, потом сказал:
— А что, очень даже уютно! Машина, конечно, не самая шикарная, но когда на улице лупит дождь, здесь так уютно, да?
— Мы много времени провели в машинах, но так никуда и не приехали, — грустно заметила Бонни.
Клайд нахмурился, отвернулся, но вскоре лицо его осветилось.
— Как-то я купил газету — там была твоя фотография. Но теперь ты выглядишь совсем по-другому.
Клайд был прав. Бонни тоже это понимала. В ней появилась какая-то хрупкость, словно все защитные приспособления вдруг рухнули, вокруг глаз появились морщинки, а в углах рта обозначились складки. Бледно-голубые глаза казались спокойными и глубокими. Без косметики Бонни выглядела моложе, свежее.
Она снова углубилась в тетрадку. Клайд сдерживал любопытство, но несколько минут спустя все же спросил:
— Что ты там строчишь?
Бонни что-то исправила, вписала слово, потом нехотя оторвалась от работы.
— Пишу стихи о нас с тобой, Клайд, — сказала она без тени юмора. — Это наша с тобой история.
Клайд выпрямился, поправил перевязь, глаза его заблестели.
О них стихи. О нем! История их жизни! Его губы сами собой сложились в улыбку.
— Ну что ж, Бонни, — начал он нарочито равнодушным тоном, — а это, пожалуй, стоит послушать. Прочитай-ка!
— Дай-ка допишу строчку, — Бонни заводила карандашом, потом поглядела на Клайда. — Тут еще надо поработать. И я пару раз должна перечитать все это сама, чтобы поправить то, что вышло плохо.
— Так, так, — отозвался он, пропустив мимо ушей эту реплику. — Давай, читай вслух.
Бонни глубоко вздохнула и начала:
— История Бонни и Клайда.
Она искоса поглядела на Клайда, а он ободряюще улыбнулся. Бонни продолжила:
Все знают о том, кто был Джесси Джеймс.
О жизни его и смерти.
Но история Бонни и Клайда ничуть
Не хуже, уж вы мне поверьте.
Бонни и Клайд, сказать не в укор, —
Бандиты, и грабят банки.
И тех, кто пошел им наперекор,
В могиле гниют останки.
Да, Бонни и Клайд стреляют в людей.
Это не нравится вам?
Но Клайда мне довелось узнать,
Когда он был честен и прям.
Но люди шерифа схватили его
И бросили за решетку.
Тогда-то Клайд и сказал: «Ничего!
Мерзавцы мне спляшут чечетку!»
Путь Бонни и Клайда извилист и крут,
Назад им уже не податься.
Они сами выбрали этот маршрут.
Удел их — идти и сражаться.
Бонни замолчала и посмотрела на Клайда. Ей показалось, что глаза его подернулись тонкой пеленой. Он вдруг повел плечами и сделал попытку сосредоточиться на происходящем вокруг, вернуться в настоящее.