— Я ухожу, друзья мои, мои соратники по вере! — воскликнул Учитель восторженно. — И когда я уйду, вы должны выстроить величественное святилище, которое вечно будет стоять на обрыве Лысой горы. Стоять и служить напоминанием о могуществе Бога солнца и о его воссоединении со своим Пророком!
Учитель медленно повернулся и встал так, чтобы его лицо было обращено прямо к солнцу. В знак приветствия он поднял и протянул обе руки к золотому шару.
— Великий Бог солнца! — Его голос грохотал во всю мощь. — Исполни свое пророчество! Возьми меня, Твоего верного поклонника, к себе… чтобы я мог слиться с Тобой в единое целое! И пусть послужит это событие вечным доказательством Твоего могущества!
Он неожиданно резко опустил руки вдоль туловища, и на секунду воцарилась мертвая тишина. Кромка солнечного овала спряталась за краешек Лысой горы, и кто-то в толпе начал истерически визжать.
Послышалось легкое потрескивание, и затем, словно из недр земли, вдруг вырвалась вверх дымовая завеса и плотно окутала весь алтарь и фигуру самого Учителя, стоящего на нем.
Крики теперь уже доносились со всех сторон, и я скрестил пальцы на удачу, чтобы Полнику удалось разглядеть все происходящее лучше, чем мне через мои стекляшки, — я видел лишь густую пелену дыма.
Казалось, что эта непроницаемая черная завеса никогда не рассеется. Затем ветер отнес ее прочь, и снова передо мной возник алтарь, его чистая прямоугольная поверхность.
Когда последние облачка дыма рассеялись, раздался дикий рев толпы.
Учитель исчез.
Несколько секунд я наблюдал за тем, как люди, стоявшие вблизи алтаря, побежали вперед. Наконец я обнаружил в своих окулярах Полника. С красным, полным решимости лицом он грузно топал вокруг алтаря, затем — на склоне горы и, наконец, у самого края обрыва. Я видел, как он остановился прямо на краю скалы и посмотрел с восьмисотфутового отвеса на лежащую внизу долину. Он медленно покачал головой, и я увидел, как его лицо омрачила тень полного недоумения.
Я отложил в сторону бинокль. Полник и так обшарит там все вокруг в поисках пропавшего Учителя. В этом можно не сомневаться. У меня же сейчас, если моя догадка попала в точку, найдутся дела и поважнее.
Я направил бинокль в сторону офиса Беннета и стал тщательно подбирать нужный фокус — дверь офиса выскочила у меня прямо перед носом, и я едва не врезался в нее лицом. С дверью было что-то не так. Теперь она была не заперта. Легкий ветерок заставлял ее подрагивать и приоткрываться на несколько дюймов внутрь. Похоже было на то, что предчувствие меня не обмануло.
Я убрал бинокль в футляр и оставил его на крыше. Вспомнив слова Аннабел о своем возрасте, я закрыл глаза перед тем, как спрыгнуть вниз.
Мои ноги гулко ударились о траву, подкосились, и я повалился на четвереньки. Поохав, я поднялся на ноги и направился к офису. Шум толпы оглушал, казалось, накатывая на мои барабанные перепонки нарастающими волнами. Где-то вдали вроде бы послышалось слабое завывание сирены.
Через двадцать секунд я подошел к двери офиса Беннета и задержался на секунду, пока не почувствовал в руке револьвер 38-го калибра. Я не трус, просто — не герой, вот и все.
Приложив ладонь к двери, я осторожно толкнул ее вперед. Дверь бесшумно открылась, и я проскользнул в маленький коридор. В большой комнате три человека, стоя спиной ко мне, разыгрывали живую картину.
Элоиза переоделась. Она сменила свой белый балахон на темный свитер и юбку. Этот наряд, по правде сказать, больше гармонировал с револьвером в ее руке. Корнелиус Гибб был одет в белый спортивный пиджак и широкие брюки желто-коричневого цвета — выражение его лица явно не гармонировало с экипировкой.
Лицо Беннета было серого цвета, когда он повернул к ним голову.
— Вы сошли с ума! — сказал он охрипшим голосом. — Вам не удастся провернуть это!
— Конечно, если ты и дальше будешь водить нас за нос, — жестко сказала Элоиза. — Если придется, мы отстрелим замок, но прежде, можешь быть уверен, мы пристрелим тебя!
— Не будь дураком, Ральф! — сказал Корнелиус. — Побереги себя! Открой сейф!
— Вы не доберетесь даже до шоссе, — дрожащим голосом пролепетал Беннет. — Полиция схватит вас и… — Он издал глухой стон, когда локоть Корнелиуса с силой ударил его в солнечное сплетение.
— Хочешь попасть в колонку некрологов? — рявкнул Корнелиус, теряя терпение. Он размахнулся и, словно обрубая что-то, сверху вниз резко ударил Беннета ребром ладони по переносице.
Беннет опустился на четвереньки и горько зарыдал.
— Следующим ударом сделаю из тебя калеку! — прошептал ему на ухо Корнелиус. — Даю тебе последний шанс, Ральф. Ты откроешь или нет?
— Да! — сказал Беннет еле слышно. — Да! Не бейте меня больше.
— Чем быстрее ты откроешь сейф, Ральф, тем больше вероятность, что Корнелиус тебя больше не ударит, — рассудила Элоиза. — Я бы на твоем месте поторопилась.
Все еще оставаясь на четвереньках, Беннет продвигался, шаркая коленями, к сейфу. Уперевшись в него, он стал трясущимися пальцами крутить циферблат шифра. Двое напряженно следили за ним.
Послышался резкий щелчок, и Беннет убрал руку от циферблата. Дверца сейфа медленно отворилась. Корнелиус, непристойно ругнувшись, схватился за ручку и распахнул дверцу сейфа.
В офисе воцарилась драматическая тишина, которая явно контрастировала с шумом толпы, доносящимся снаружи. Я стоял у двери в большую комнату и смог заглянуть в сейф через плечо Беннета. Мне было видно, что он пуст — лишь несколько сложенных листков девственно белели на полке.
— Очень смешно, Ральф, — сказала Элоиза бесстрастным тоном. — А теперь расскажи нам, где деньги.
— Их… Они пропали! — сказал Беннет. Голос его дрожал. — Это невозможно!
Корнелиус схватил Беннета за отвороты пиджака, рывком поставил на ноги и стал трясти его что есть мочи.
— Где они? — рычал он в лицо Беннета. — Куда ты девал их? Восемьдесят штук! Они наши, слышишь, ты! Наши! У восьмидесяти штук нет ног, они не могут вот так просто взять и уйти из сейфа! Куда ты их девал?!
У Беннета от ужаса перехватило дыхание.
— Я не знаю! — Он умолял всем своим видом. — Я клянусь, что не знаю! Утром все было в целости. И днем, когда я уходил из офиса, они были на месте! Я знаю. Я их сам пересчитал и сам убрал в сейф!
Корнелиус дважды ударил Беннета по лицу, и голова несчастного, сотрясаясь, прыгнула из стороны в сторону.
— Я придушу тебя голыми руками! — сказал Корнелиус. — Я растопчу тебя! Я…
— Заткнись! — хлестко, словно ударила плеткой, скомандовала Элоиза.
Корнелиус на мгновение растерялся.
— Это наши деньги! — пронзительно завопил он. — Восемьдесят штук, и все наши. А этот ублюдок перечеркнул все! Все старания! Он спрятал их где-то! — И вновь принялся трясти Беннета.
— Ты — дурак! — сказала Элоиза презрительно. — Хоть иногда можешь остановиться и подумать? Если он спрятал их в другом месте, то в любое время может вернуться туда и забрать их. И мы можем сделать то же самое! Нам только нужно увезти его с собой. После этого у нас появится уйма времени, чтобы убедить его рассказать нам, где лежат деньги. — Ее рассуждения действовали отрезвляюще, как холодный душ. — Я уверена, что нам удастся это сделать.
— Еще бы! — Корнелиус ослабил хватку пиджака Беннета. — Несомненно. Придется поручить руководство операцией тебе, Элоиза. У тебя мозги лучше варят.
— А у тебя хорошее телосложение, — сухо заметила она. — Если бы у меня действительно были мозги, я никогда не позволила бы этой груде мышц так обольстить себя.
Он самодовольно улыбнулся.
— Мы с тобой, милочка, — сказал он, — такая сладкая парочка.
— Давай сперва заработаем сладкую монету, — сказала она. — И давай-ка для начала уведем его отсюда.
— Конечно. — Корнелиус кивнул и грубо схватил Беннета за руку. — Сейчас мы выходим отсюда и садимся в мою машину. Тебе понятно? Только пикни — и получишь пулю от Элоизы. Тебе ясно?
Цвет лица Беннета из серого стал землистым. Он сделал глубокий свистящий вдох и с трудом кивнул, показывая, что понял.
— Отлично, — сказал Корнелиус. — Тогда пошли!
И все трое повернулись лицом к выходу.
— Привет, — сказал я.
На мгновение они превратились в снежные скульптуры. Я видел, как в глазах Беннета вспыхнул вдруг огонек надежды, а ненависть в глазах Корнелиуса сменилась неожиданным страхом. Хорошо, что я вовремя отметил бездушную расчетливость, подкрепленную хладнокровной решимостью, которая читалась во взгляде Элоизы.
Я спустил курок своего револьвера 38-го калибра на долю секунды раньше, чем то же самое сделала со своей пушкой Элоиза. По моему ощущению, пуля просвистела между моей головой и правым ухом и, ударив в дверь, снова захлопнула ее.
Элоиза застыла передо мной с полуоткрытым ртом, казалось, на целую вечность. Затем ее веки медленно закрылись, словно она вдруг устала. Обернувшись к Корнелиусу, она свалилась на пол. Тут я заметил, что по ее свитеру расплылось алое пятно.