— Ладно, — сказал я. — Но можете вы мне хотя бы сказать, о каком расследовании идет речь?
— О расследовании убийства.
— Убийства?
Я попытался изобразить удивление и испуг.
— А кто… Что случилось? С моей женой все в порядке?
— Ваша жена в полном порядке. Не знаю, слышали ли вы — человек, которого убили, когда-то был вам знаком. Насколько нам известно, он вырос в доме напротив вас.
— Кто это? — спросил я.
— Майкл Рудник, — сказал Бэрроуз.
Я помолчал, делая вид, что перевариваю информацию. Одновременно я пытался решить, как мне реагировать. Делать вид, что я вообще ничего не знаю о Руднике, не хотелось — я понимал, что полиции уже может быть известно о моем визите в контору Рудника в четверг на прошлой неделе. С другой стороны, нельзя было показывать, что эта новость меня совсем не удивила. Изобразить удивление было несложно, тем более что я никак не мог взять в толк, откуда полиции известно, что Рудник жил через улицу от меня.
— Bay, — наконец произнес я. — Какой ужас! Но я все же не совсем понимаю: о чем вы хотите говорить со мной?
— Давайте сначала поднимемся к вам, — холодно сказал Фримонт.
— Зачем, — повторил я, — что происходит?
— Я думаю, что нам будет лучше подняться к вам, — снова сказал Фримонт.
— Зачем? — настаивал я. — Я не понимаю.
Мимо прошла худая рыжая женщина средних лет из нашего дома, она явно слышала обрывок разговора. Я не знал, как ее зовут, но постоянно встречал ее в лифте и на улице — она выгуливала маленького черного мопса.
— Хорошо, — сказал я следователям. — Пошли.
Поднимаясь с детективами в лифте, я сказал:
— Вы увидите, здесь какое-то страшное недоразумение — все это не имеет ко мне ни малейшего отношения. Но я крайне удручен, что вы устраиваете подобные сцены прямо у меня в подъезде. А что, если вас слышал кто-нибудь из домоуправления?
— Мы сразу предложили подняться к вам, — отрезал Фримонт.
— Я здесь живу, — продолжал я, как будто не слышал сказанного, — и каждый божий день встречаюсь с этими людьми. Не знаю, может быть, мне вообще не стоит говорить с вами без адвоката.
— Вы не арестованы, — сказал Бэрроуз. — Но если вы считаете, что вам нужен адвокат, мы можем проехать в участок. Отсюда около полутора часов езды до Нью-Джерси.
— Я не говорю, что мне нужен адвокат. — Я испугался, что веду себя как человек, который чувствует свою вину. — Я просто не понимаю, о чем вы хотите со мной беседовать.
Бэрроуз взглянул на Фримонта, но тот продолжал смотреть прямо перед собой на двери лифта.
Когда мы вошли в квартиру, Отис зашелся лаем, как всегда, когда в дом приходили незнакомые люди. Я предложил детективам присесть на диван в гостиной, потом отвел Отиса к себе в кабинет, заметив, что дверь в спальню прикрыта, а из-за нее доносится приятная музыка. Значит, Пола уже была дома. Я вернулся в гостиную и сел в мягкое кресло напротив дивана, где сидели полицейские.
— Итак, расскажите мне, пожалуйста, в чем же, собственно, дело? — начал я.
— А может, сначала вы нам расскажете, что произошло в прошлый четверг? — тоном обвинителя произнес Бэрроуз.
— В прошлый четверг? — переспросил я, изобразив непонимание.
— Нам известно, что в прошлый четверг утром вы были в офисе Майкла Рудника, — сказал Фримонт.
Я посмотрел через окно на балкон, покачал головой и опустил глаза. Прошло добрых десять секунд, прежде чем я ответил:
— Да — я был в офисе Майкла Рудника.
— Это вы убили его? — задал вопрос Бэрроуз.
— Что здесь происходит? — Из спальни вышла Пола и встала справа от меня. Она успела переодеться в футболку и шорты.
— Ничего, — сказал я. — Просто какое-то страшное недоразумение. Эти люди — детективы из полицейского участка в Нью-Джерси.
— Полиция? — спросила Пола. — А что они…
— Вы жена господина Сегала? — спросил Бэрроуз.
— Да.
— Вы не возражаете, если я попрошу вас присоединиться к нам?
— Зачем и ее в это вмешивать? — спросил я.
— Что здесь происходит? — настойчиво повторила Пола.
— Убит друг вашего мужа, — сказал Фримонт.
— Он не мой друг… Просто знакомый. Старый знакомый.
— Кто это? — спросила Пола.
— Майкл Рудник, — ответил Бэрроуз.
— Что за Майкл Рудник?
— Парень, который жил в Бруклине на одной улице со мной, в доме напротив.
— Я раньше никогда не слышала, чтобы ты о нем говорил.
— Может быть, сядете и побеседуете с нами, мэм? — обратился Фримонт к Поле.
— Немедленно объясни мне, что происходит? — велела мне Пола.
— В четверг я был у Майкла Рудника в его офисе.
— Зачем ты туда пошел?
— Вам действительно необходимо ее присутствие? — спросил я детективов.
— Да, — ответил Бэрроуз.
Я вздохнул, потом сказал:
— На прошлой неделе я случайно встретил его на улице, мы заговорили о компьютерах. Он пользовался устаревшей системой, и я решил продать ему апгрейд — ну и что-то с этого получить.
— Не надо ля-ля, — сказал Бэрроуз.
— Честное слово, святая правда, — подтвердил я.
— Мы знаем, почему вы были там, — сказал Фримонт. — Нам просто хотелось еще раз услышать это от вас — вашу версию.
— Я пока так и не поняла, какое отношение все это имеет к убийству, — сказала Пола.
— Никакого, — откликнулся я.
— Расскажите нам, что на самом деле произошло в офисе Рудника, — сказал Бэрроуз, — или всем нам сейчас придется поехать в Джерси.
— Я уже вам все рассказал, — стоял я на своем. — Я пытался продать ему сетевые услуги.
— Да? — удивился Бэрроуз. — В таком случае почему вы обвиняли его в том, что он приставал к вам с сексуальными домогательствами?
Я непонимающе уставился на Бэрроуза. Потом вдруг почувствовал дурноту, как будто вот-вот упаду в обморок.
— Это правда?
Мне казалось, что Пола уже задавала мне этот вопрос, по крайней мере однажды.
— Правда? — нетерпеливо повторила она.
Я понимал, что мне больше не удастся хранить все в тайне. Не поднимая глаз, я медленно кивнул. Минуту все молчали. Пола села в кресло рядом со мной. Я смотрел вниз, но чувствовал, что все взгляды устремлены на меня в ожидании ответа.
— Почему вы нам сразу не сказали? — спросил Бэрроуз.
— А вы сами, черт возьми, как думаете? — сказал я, по-прежнему уставившись в свои колени.
— Напрасно ты мне не рассказал, — холодно сказала Пола.
Я посмотрел на детективов.
— У вас есть еще ко мне вопросы или вы наконец сможете оставить нас вдвоем?
— Не волнуйтесь, я дам вам знать, когда мы закончим, — произнес Бэрроуз. — Расскажите нам все, начиная с того, почему на прошлой неделе вы решили пойти в офис к Руднику и что именно там между вами произошло.
Несколько секунд я молчал, потом вкратце рассказал им, как в один прекрасный день случайно встретил на улице Рудника и как потом меня начали преследовать воспоминания о том, что он со мной делал. Я объяснил, что сначала попробовал обо всем забыть, но потом решил пойти к Руднику, чтобы он попросил прощения.
— А когда он не захотел просить прощения, вы на него напали, — резюмировал Бэрроуз.
— Я на него не нападал, — сказал я.
— А вот жена Рудника говорит, что напали.
— Жена Рудника? А она тут при чем?
— Вернувшись с работы в четверг вечером, он рассказал своей жене о том, как утром вы пришли к нему в кабинет, обвинили его в сексуальных домогательствах и потом напали на него.
Теперь было понятно, почему полиции пришло в голову разыскивать в Манхэттене Ричарда Сегала, но я был удивлен, что Рудник рассказал обо мне жене. Разве для него не лучше было бы сохранить все в тайне?
— Ну, все было не так, — возразил я.
Я взглянул на Полу, ища поддержки. Она продолжала стоять, теперь уже скрестив руки на груди, все еще в состоянии легкого шока от происходящего.
— Хорошо, изложите вашу версию, — предложил Бэрроуз.
— Я пришел к нему в кабинет, чтобы поговорить, — начал я. — Он разозлился, стал орать, потом попытался меня ударить. Что я, по-вашему, должен был делать — стоять и смотреть? Я его оттолкнул, и он повалился на стол, и вошел техник или кто он там, не знаю, и разнял нас.
Бэрроуза и Фримонта мой рассказ, по-видимому, не убедил.
— Вы знали, что Майкл Рудник уже обвинялся в попытке растления малолетних?
Я решил, что они пытаются меня подловить.
— Нет, — сказал я.
— Три года назад, — уточнил Бэрроуз, — мальчик из футбольной команды, которую тренировал Рудник, подал на него в суд. Об этом писали в местных газетах.
Я вспомнил стоянку и как я иду на Рудника с ножом.
— И чем все закончилось?
— Мальчик изменил показания, — сказал Бэрроуз. — Руднику не было предъявлено никаких обвинений.
— Какое отношение это имеет ко мне?
