На шестом этаже я повернул налево и в конце коридора заметил на пороге Сюзан. Она наблюдала за мной, и чем ближе я подходил, тем сильнее она хмурилась. Ясно было, что мой внешний вид не вызывает у нее восторга. Она впустила меня. Я нервно ждал в крошечной прихожей, пока она закрывала дверь. На ней были выцветшие джинсы и белая декольтированная майка на бретельках с логотипом ее адвокатской конторы. Я вспомнил, что такие раздавали после пятикилометрового кросса, который они проводят каждый год в центре Майами.
— Вижу, ты опять бегала корпоративный кросс. В июле, да? — спросил я.
Сюзан неодобрительно рассматривала меня. Ее взгляд задержался на моих многострадальных брюках, едва закрывавших икры. Потом она подняла на меня глаза, и я заметил, что она плакала.
— Я тоже участвовал в похожем кроссе, — продолжал я невозмутимо. — Только он был на десять километров. Не поверишь, раньше я пробегал милю за семь минут. Правда, тогда я меньше весил.
Я улыбнулся. Сюзан — нет.
— Как ты вышел из «Крома»? — спросила она.
— Не думаю, что ты хочешь знать ответ.
— Ты прав. Иначе придется звонить в полицию.
Ее абсолютно равнодушный тон меня смутил. Казалось, она думает о чем-то постороннем и мое присутствие в ее квартире — лишь досадная помеха, а не реальная угроза ее адвокатскому патенту. Я ожидал гневной тирады, потом, если повезет, рассчитывал на помощь, но не думал, что увижу заплаканные опухшие глаза.
— Что случилось? — спросил я. — Ты же не из-за меня расстроилась.
Несколько мгновений она молчала. Я успел подумать, что она собирается меня вышвырнуть, но тут ее черты смягчились, и Сюзан улыбнулась.
— Знаешь, — сказала она. — Как ни странно, я рада тебя видеть.
— Боюсь, это временно.
Она шагнула вперед и обняла меня за плечи. Вот тут я испугался по-настоящему, настолько, что застыл, как столб, и не знал, что дальше. Очнувшись наконец, я осторожно обнял ее в ответ, прижал белокурую голову к груди и почувствовал, как рубашка намокает от слез. Если бы я не был беглецом, то непременно сделал бы ноги.
Она отстранилась и оглядела мое облачение.
— Не буду спрашивать, где ты достал эти тряпки. Кстати, тебе надо помыться. Пахнешь так, будто провел три ночи в Центральном парке.
— Извини, у меня был тяжелый вечер. Послушай, Сюзан… Меня здесь нет. И мы сейчас с тобой не разговариваем, ладно? Последний раз ты видела меня сегодня днем.
— Ты сбежал из «Крома».
— Да.
— Ты законченный придурок. Проходи в гостиную.
Комната выглядела совершенно обыденно. Деревянный пол, покрытый выцветшим персидским ковром, на котором стоял лакированный журнальный столик со стеклянной столешницей. Черный разборный диван, тахта, у окна, как страж, высокий ухоженный фикус. Камин с букетом желтых роз на месте огня. Почти пустые книжные полки, только в уголке притулилось несколько томиков — несчастные сироты на краю пропасти. Еще письменный стол с компьютером, принтером и небольшой настольной лампой. Рядом беговая дорожка, обращенная к окну.
Она переехала год назад, но вдоль стен по-прежнему стояли нераспакованные коробки. В свое время я повидал немало таких комнат. Квартира молодой женщины, которая много работает и редко бывает дома. Я подошел к тахте и опустился на нее. Она была настолько твердой, что, возможно, я первый, кто вообще сидел на ней. Играла музыка, тихо, как будто причитала женщина.
Сюзан вернулась с бутылкой красного вина, штопором и двумя бокалами, вручила все это мне и плюхнулась на диван. Я наполнил бокалы. Наверное, хорошо, что я оказался для нее не единственной проблемой. Когда стало ясно, что она не сердится на мое появление, я начал немного беспокоиться. Вообще, если обычное гостеприимство пугает, становится ясно, что ты неправильно живешь.
— Я думал, ты мне не обрадуешься, — сказал я. — Сидя тут, я не способствую твоей карьере.
— Да пошла бы моя карьера знаешь куда?
— И моя.
Я поднял бокал.
Она выпила до дна, и я налил еще. Она отпила немного и поставила бокал на столик.
— Тебе нельзя оставаться.
— Я и не собираюсь.
— Ты немного подрос с тех пор, как мама купила тебе эти штаны.
— Они с распродажи.
— Ты лгал мне сегодня.
— Все, что я рассказал, правда.
— А что не рассказал? Что заставило тебя бежать из «Крома», когда надо было всего лишь переждать выходные?
— Ну, пару вещей я упустил.
— Самое время восстановить картину.
— Чем меньше ты знаешь, тем лучше для тебя, — предупредил я. — Хотелось бы сохранить доверительные отношения между клиентом и адвокатом.
— Ты совершил преступление, я правильно понимаю?
Я поколебался.
— Возможно, да. Возможно, нет.
Сюзан открыла рот, но ничего не сказала и посмотрела на меня с удивлением.
— Что ты все время ерзаешь? Прыщ на заднице вскочил?
Рукоять пистолета упиралась мне в пах, и, как бы я ни вертелся, сидеть было неудобно. Я сдался и положил чертову пушку на стол. Сюзан уставилась на пистолет, потом на меня.
— Ты с ума сошел?! Где ты это достал?
— Одолжил у приятеля. Другого у него не нашлось.
— Ты должен уйти, — не терпящим возражений тоном сказала Сюзан. — Я серьезно, Джек, это уже слишком.
Она поднялась.
— Ладно, — согласился я. — Признаю, у меня небольшие проблемы. Я оказал услугу одному человеку, и это обернулось против меня. Думаю, у него тоже неприятности. Я пришел, потому что хочу какое-то время побыть в безопасности. Я скоро уйду, но пока мне надо побриться и сменить одежду. Тогда я попробую исправить дело.
— Как? С помощью этого?
Она выразительно кивнула на пистолет.
— Надеюсь, что нет, хотя я имею дело с темпераментными людьми.
— Ответь на один вопрос. Это связано с наркотиками?
— Нет! Конечно нет.
— Тогда что? Расскажи хоть что-нибудь.
— Это личное.
— Я твой адвокат, не забыл?
— Возможно, мне придется тебя уволить. Так я окажу тебе услугу.
Теперь она рассердилась. Что бы ее ни беспокоило, терпения это ей не прибавляло.
— Отвези меня домой. Я должен взять кое-какую одежду и начать искать Вивиан.
— Вивиан? Я думала, она ушла от тебя к парню по фамилии Мэтсон.
— Да.
— И что случилось?
— Она попала в неприятную историю, и я попытался помочь. Мэтсон оказался бóльшим засранцем, чем я думал.
— Ты тоже. Он вроде был кинорежиссером, да?
— Верно. Был.
— Джек, что происходит? Тебе стоило остаться в «Кроме».
— Мне стоило остаться в Нью-Йорке.
— Тебе нельзя возвращаться домой. Там уже наверняка кто-то есть. Ты же знаешь, как это делается в подобных случаях.
— Знаю. Все равно сначала придется навестить пару мест.
— И где, ты считаешь, твоя подружка?
Слово «подружка» прозвучало несколько ядовито.
— Точно не знаю. Где-то на Саут-Бич.
Сюзан промолчала. Судя по выражению ее лица, она поняла, что отговаривать меня бесполезно. Она была права, но искать я буду не только Вивиан, но и Уильямса.
Она поднялась, вытянула руки над головой и повернула корпус вправо, хрустнув суставами. Даже сейчас нельзя было не заметить, что она в прекрасной форме. Сильные руки, хоть трицепсы и не выпирают. Выступающие под джинсами четырехглавые мышцы[14] говорят о том, что она продолжает пробежки с ускорением, которые я рекомендовал. Эти пробежки и еженедельные тренировки со штангой — вот и все, что требовалось. Ну, и бить меня с ноги в голову при любой возможности, конечно.
— Что ты пялишься? — спросила Сюзан.
— Я хорошо с тобой поработал.
— Пошли. Я хочу, чтобы ты исчез через двадцать минут.
— Куда мы идем?
— В спальню.
— Спасибо, но сейчас у меня нет времени. Может, в другой раз?
Сюзан не удостоила меня ответом.
Я встал и поплелся вслед за ней в коридор. Так уж устроен мужчина — обратит внимание на женскую задницу даже по дороге на расстрел. То, что я никогда не ухаживал за Сюзан, я всегда рассматривал как одно из величайших достижений. Теперь я начал сомневаться, все ли со мной в порядке.
Когда я вошел в спальню, Сюзан уже распахнула дверцу шкафа. Я окинул взглядом комнату. У стены красный японский хлопчатобумажный матрац со сбившимися в комок простынями. Напротив окна, занавешенного жалюзи, — одинокое старомодное кресло-качалка, у противоположной стены — белый комод с зеркалом, заставленный фотографиями в рамках. Вдоль белых стен, на которых висело несколько дипломов и сертификатов, стояли нераспакованные коробки. В комнате царила атмосфера одиночества, сдобренная торопливым ритмом жизни. Квартира Сюзан была не столько домом, сколько промежуточной остановкой между офисом и автомобилем. Трудно было поверить, что она довольно долго здесь живет.
Она сдернула с вешалки черные брюки и белую костюмную рубашку. Обернувшись ко мне, швырнула их таким жестом, словно выкидывала из окна. Чувствовалось, что она злится и к злости примешивается что-то еще, возможно досада. Я поймал одежду и повесил на руку, как лакей.
