— Чего бы тебе хотелось?
Она отвела меня к окну.
— Тревис… я подумала, не мог бы ты отвезти меня домой, в университет, если тебе не трудно.
— Туда ходят автобусы.
— Пожалуйста. Если ты откажешься, это… будет выглядеть странно. Я сказала шерифу, что ты меня отвезешь. Не говорила о том, что я… сделала.
Краска смущения начинала заливать ее с выреза в блузке.
— Так что он думает, будто я… мы… думает, что…
— Для этого ему нужно обладать самой буйной фантазией, дорогая.
— Пожалуйста, не будь такой злюкой. Я уже кое-что сделала для Джона. И не хотела… — Тут она отбросила смиренность и, вздернув подбородок, выпалила: — К черту, не хочу быть одна! Если ты не способен понять, почему…
— Хорошо, хорошо. Только мне еще нужно задержаться. Я отвезу тебя. Или хочешь вернуться в отель? Там ты зарегистрирована, кузиночка.
— Кузина?
— Нужно ведь было что-то сказать администратору.
Круто повернувшись, она села на скамью, объявив:
— Ни за что на свете с тобой не пое… не вернусь в отель.
— Настоящее фрейдистское поведение.
— Хватит твоих потрепанных, заезженных комментариев. Ты просто невоспитанный мужлан.
— Сейчас ты ведешь себя гораздо естественнее, золотко.
Она поинтересовалась, посадят меня в тюрьму или только допросят. В ответ я показал свой новенький значок. Она покрутила головой, демонстрируя, что свет перевернулся с ног на голову.
Пришлось ждать. Я сходил к автомату за кока-колой, купил газету. Первая страница была отведена Джасу. Потом нас обнаружили репортеры, накинулись, ослепили вспышками, засыпали вопросами; нам пришлось спасаться на телефонном коммутаторе, куда им вход был заказан. Мы для них были Сестра убитого профессора и Загадочная фигура.
В конце концов появился Бакльберри с бумажным стаканчиком кофе. Прислонясь к стене, посмотрел на нас.
— Вы сказали ей, что мы сейчас расследуем? — осведомился он.
— Когда вы отвезете меня домой? — вмешалась Изабелл.
— Мисс Уэбб, говорил вам брат что-нибудь, о чем он узнал от миссис Йомен? Что у Джаса Йомена есть внебрачные дети?
— Разумеется, нет!
— Не кипятитесь от любой сплетни, мисс. Что-нибудь подобное объяснило бы его отношения с миссис Йомен.
— Таких доводов я не знаю!
— Н-да, наверно, нет.
Повернулся ко мне.
— Макги, пойдемте взглянем на карту.
Я зашел опять в его кабинет. Палец ткнулся в название небольшой деревеньки к северо-востоку от Ливингстона. Барнед-Уэлс.
— Когда повезете ее домой, заверните сюда. Столько сплетен мне нарассказали, аж голова гудит. Завтра начнем проверять документацию в банке, не думаю, чтобы Джас очень уж тщательно заметал следы. Фиш Эллери уверяет, что там живет женщина, с которой он был связан больше всех. Вроде было это лет двадцать пять назад, еще при жизни Кэба. Тогда ей было семнадцать — восемнадцать, мексиканка с изрядной примесью индейской крови, горячая гордая девушка. Значит, сейчас ей сорок два — сорок три года. Вспомнил ее девичью фамилию — Эмпер. Джас, говорят, едва-едва не потерял голову. Путешествовал с ней, делал подарки, держал при себе почти целый год. Вот и все, что знаем. Правда, Барнед-Уэлс и не деревня даже, просто поселок.
— Хоть дорога там есть?
— В него упирается проселочная двадцатипятикилометровая ветка, идущая от шоссе номер 100. В поселке живут люди, обслуживающие тамошние ранчо, уже не из нашего округа. Молодежь оттуда уезжает. Несколько хижин, лавочка. Бензоколонка и часовенка из необожженного кирпича. Эта Эмпер, возможно, уже давно в гробу или куда переехала. А может, вы ее найдете, но она ничего не скажет.
— Надеюсь, у вас есть следы и получше?
— Есть. Я уже направил своих людей. Возвращайтесь, если что-то узнаете. Я еще буду здесь.
В половине девятого мы с Изабелл остановились перекусить в ресторане мотеля на южной окраине города. Я рассказал ей о новых направлениях в расследовании, повторил, что сказал мне Джас и какое поручение дал шериф. Она не реагировала.
— Тебя это не интересует? — спросил я.
— Наверное. Тревис, эмоционально я опустошена. Сегодня такой странный день. И это ожидание. Как в аэропорте при пересадке. Да, я, конечно, хочу знать, кто убил моего брата. Сейчас у меня такое чувство, словно он умер много лет назад. Или как будто я знаю, что он вот-вот умрет. Он в этой истории был всего лишь ни в чем не повинным зрителем.
Она хмуро смотрела на меня через стол — темные очки сняла.
— Попытка самоубийства — это особый поступок. Так или иначе, все равно что-то в себе убьешь. Может, способность глубоко чувствовать. Не знаю. Я сама себе чужая. Нужно обдумать, кто я и кем стану. Словно я порвала со всем на свете. И при этом ощущаю такую необычную… неуместную радость. Каждую минуту. Как будто электрическая искра проскакивает, как радость в ожидании каникул. И ведь нет никаких причин. Кто знает, что-то случилось… с моим мозгом.
— Попробую отгадать. Может, рада, что осталась в живых?
— Не исключено. Во всяком случае, пробовать снова не стану.
На автомобильной карте эти двадцать пять километров к Барнед-Уэлсу представляли собой тонкую пунктирную голубую линию, отходящую от автострады номер 100 километрах в десяти севернее Ливингстона. Я сбросил скорость, чтобы не прозевать проселочную ветку, запомнить местность для обратного пути.
— Возьми меня с собой, — попросила Изабелл.
— Зачем?
— Не знаю. По крайней мере хоть что-то сделаю. Если ее найдешь, может, со мной она будет более откровенной.
Так мы и свернули. Узкая дорога из песка с гравием тянулась по выжженной солнцем земле, и в эту ясную звездную ночь местность четко вырисовывалась с обеих сторон. Мы ползли по дикому марсианскому краю, дорога, петляя, продиралась между нависшими скалами, песчаными холмами и кактусами. Машина тряслась, подпрыгивала и кренилась, фары высвечивали то здесь, то там жестянки от пива или красные заячьи глаза. Потом дорога плавно спустилась в широкую долину вдоль величественно возвышавшихся кактусов, подобных трубам органа, и устремилась к далеким огонькам, трепетавшим у подножия черной горы в конце долины.
Весь поселок Барнед-Уэлс состоял из одной широкой, но короткой незамощенной улицы. Все уже спали. Огни, которые мы видели, оказались газолиновыми фонарями. Одна лампа висела под крышей веранды перед лавкой, где на перилах, ступеньках и стульях сидела кучка мужчин. Они пили пиво. На перилах стоял радиоприемник, включенный на полную мощность. Остановившись перед бензоколонкой, я вышел. При моем приближении музыка сразу смолкла. Их было девять человек — все средних лет и старше. Под ярким светом лампы тени были непроницаемы, краски исчезали, так что безмолвная, неподвижная группа напоминала передержанную черно-белую фотографию.
Остановившись перед верандой, я поздоровался:
— Добрый вечер.
Никто не отозвался. Вместо ответа кто-то сплюнул через перила.
— Мне нужна помощь.
Никакого ответа.
— Я ищу женщину, которая жила здесь двадцать пять лет назад. Не знаю, какая у нее теперь фамилия. Девушкой она звалась Эмпер. Была знакома с Джаспером Йоменом.
Теперь сплюнули двое. Может, контакт улучшается. Это были суровые ребята в грубой рабочей одежде, с обветренными лицами, крепкими от тяжелой работы фигурами.
— Джаспера Йомена вчера убили.
Сообщение вызвало шум, движение, шепот.
— Я у него работал, — продолжал я. — Выполнял особые поручения. Мне показалось — лучше поспрашивать самому. Не хотелось бы приехать сюда с шерифом, чтобы что-то узнать о той женщине.
Один из мужчин отодвинулся поглубже в тень, что-то шепнул. Мальчишка, которого раньше я не заметил, быстро перемахнул через перила и ринулся по улице в темноту, стуча босыми пятками по утрамбованной дороге.
— Она еще живет здесь?
— Подождите, — произнес самый старший.
Минуты через три мальчишка вернулся. Подошел к старику, довольно долго шептал что-то.
— Можете идти к той женщине, — сказал старик. — Ее муж не возражает. Мальчик вас проводит.
Я подозвал из машины Изабелл, и мы направились за мальчишкой по широкой, темной улице. Когда глаза привыкли к темноте, в конце улицы я заметил часовню. Возле часовни свернули налево. Мальчик показал на домик из необожженного кирпича и, ничего не сказав, удрал. Двери были открыты, и изнутри шел оранжевый свет. Палисадник перед домом был окружен заборчиком из частокола, окрашенного белым. Я постучал в распахнутую дверь.
Появилась женщина, посмотрела на нас и, сказав: «Заходите», направилась в дом. Голос звучал резко — это был приказ. Мы вошли в маленькую, почти пустую комнату, за которой шли другие.
— Моя фамилия Сосегад, — сказала женщина. — Когда-то давно я жила с Джасом Йоменом. Садитесь, прошу вас.
