Обвинение в убийстве. Мне полагалось бы задрожать от страха.
Но, как я уже сказал, испугать меня было нелегко. Они это поняли и теперь раздумывали, что делать дальше. Я подошел к столу Линдсея и, облокотившись на него, выпустил в лицо капитану клуб дыма.
– Докажите.
Его физиономия окаменела.
– Дешевый трюк, Макбрайд. Пять лет назад тебе удалось удрать из города. Но теперь мы располагаем всем, чем нужно, и можем завести на тебя дело. И знаешь, я просто в восторге от этого. И уж я позабочусь, чтобы ты прошел все положенные стадии, пока не превратишься в гнилой студень. Ты ведь не знал, что мы нашли тот пистолет, а на нем – чудесный, просто великолепный комплект отпечатков! Конечно же, Джонни, я докажу, что ты убийца. Прямо сейчас. Я сгораю от желания увидеть, как перекосится твоя физиономия.
Он отошел от стола и дал знак Такеру встать у меня за спиной. Втроем мы прошли через вестибюль, где все еще надрывался репортер, требуя, чтобы ему сообщили подробности происходящего, и остановились у двери с табличкой «Лаборатория». Распахнув входную дверь, Линдсей вошел в просторную комнату и сразу же направился к картотеке. Там он не глядя выдвинул нужный ящик, достал из него карточку, сунул ее в щель проектора и включил свет. Да, отпечатки были действительно замечательные – четкие и ясные, со сложными завитками дактилоскопических линий. Такер хлопнул меня по плечу:
– Вон туда, храбрец.
Линдсей поджидал меня у стола с новенькой дактилоскопической карточкой в руке. Выдавив на стеклянную пластинку специальную краску из тюбика, он аккуратно разровнял ее резиновой палочкой, а потом взял меня за руку и прижал к пластинке кончик указательного пальца.
Правда, ему показалось, что я смазал отпечаток, поэтому он снова схватил мой палец и повторил всю процедуру более тщательно.
Но и на этот раз произошло то же самое: вместо отпечатка на пластинке красовалось расплывшееся грязное пятно. Линдсей злобно выругался.
Мне не следовало смеяться, но я не в силах был сдержаться. Он ударил меня тыльной стороной ладони по лицу, а я тут же нанес ему сокрушительный удар в челюсть, да так, что он свалился на пол вместе со столом и проектором. Такер бросился было ему на помощь и замахнулся дубинкой, но уже через пару минут валялся на полу с разбитой физиономией. У него началась сильная рвота. Правда, это было последнее, что я успел заметить, потому что в следующее мгновение у меня в мозгу вспыхнул яркий свет, а череп, казалось, раскололся надвое от страшного удара. Теряя сознание, я подумал, что так, вероятно, приходит смерть, и погрузился в небытие…
Вокруг меня была глухая темнота.
Затем откуда-то возник голос:
– Вы с ума сошли, Линдсей!
– Мне бы следовало его убить. Надеюсь, теперь этот негодяй подохнет!
– Ну, нет, – послышался третий голос. – Я хочу, чтобы он выжил. И тогда отделаю так, как его еще никто никогда не отделывал. Никто и никогда!
Я хотел что-то сказать, но ничего не получилось. Голова разрывалась от боли. Собрав все силы, я все-таки открыл глаза и обнаружил, что лежу на металлической койке в комнате, битком набитой людьми. Все вокруг сверкало белизной, а в воздухе стоял резкий больничный запах.
Посреди комнаты стояли Линдсей с огромным кровоподтеком на челюсти, Такер, которого было трудно признать под повязкой, и двое незнакомых мужчин в темных костюмах. Поодаль беседовали два типа в белых халатах и какая-то девица, вероятно, медсестра. Эти двое рассматривали какие-то пленки и согласно кивали друг другу.
– Сотрясение мозга, но вполне мог быть перелом основания черепа, и тогда каюк, – громко произнес один из них. – Удивительно, что он отделался лишь трещинами.
– Приятно слышать, – сказал я и все повернулись в мою сторону.
Дела опять пошли своим чередом. Подошел Линдсей и, словно старый друг, присел на край кровати. На его лице играла нехорошая улыбка.
– Слыхал про Диллингера, Джонни? – мягко спросил он. – Он тоже немало потрудился, чтобы избавиться от отпечатков, но все равно это ему не помогло. Ты, правда, половчее Диллингера… Нам не удалось проявить твои пальчики, но в Вашингтоне умеют делать подобные вещи, если осталась хотя бы одна восьмая дюйма кожи. Правда, у тебя еще есть время, малыш. У нас нет данных по Бертильону и фотографий, как в случае с Диллингером. Но если мне удастся что-нибудь заполучить, твоя песенка спета, будь уверен. Такер шумно засопел в своих повязках.
– Эй, неужели ты, черт возьми, собираешься его выпустить? Линдсей невесело рассмеялся.
– Ему отсюда не выбраться, если только в дохлом виде. Так что шагай смелей, Джонни. Отправляйся повидать своих друзей. Можешь даже позабавиться немного – не так уж много у тебя осталось для этого дней.
Такер хотел было наброситься на меня с кулаками, но Линдсей остановил его.
– Успокойся, Такер. Сейчас мы ничего не сможем сделать. Если я задержу Джонни, любой адвокат в пять минут добьется его освобождения, – он повернулся ко мне. – Можешь оставаться в городе, но помни, я все время буду висеть у тебя на хвосте.
Что ж, все было ясно, но я не мог отказать себе в небольшом удовольствии.
– Ты тоже запомни кое-что. Каждый раз, когда посмеешь замахнуться на меня, я буду давать тебе по морде. Тебе это наверняка пойдет на пользу.
Раздался чей-то смешок, потом сдавленное ругательство. Доктор выпроводил их из комнаты, а сестра закрыла дверь. Затем он указал мне на шкаф
– Если хотите, можете одеться и уйти, хотя я посоветовал бы вам остаться у нас на некоторое время. Серьезных повреждений нет, но необходим полный покой. Хотя, по правде сказать, не пойму, как вы сумели выкарабкаться.
– Я ухожу, – сказал я, вставая и ощупывая затылок. – А как насчет повязки?
– У вас четыре скобки в черепе. Можете идти, но возвращайтесь через неделю, и я их удалю.
– Пожалуй, вряд ли проживу столько, – буркнул я. Врач ухмыльнулся.
Я оделся, спустился вниз, просунул в окошко кассы двадцатку и получил пятерку сдачи. Ноги подгибались, голова отчаянно трещала, но свежий воздух на улице помог мне немного прийти в себя. Я прошел по дорожке, свернул на тротуар и направился к центру города. Вскоре за моей спиной послышались тяжелые шаги.
Охота началась. Преследовавший меня верзила был того же калибра, что и Такер. Он, видимо, обладал недюжинным опытом, потому что мне удалось избавиться от него только через два квартала. Добравшись до центра и отыскав первую попавшуюся аптеку, я забрался в телефонную будку, набрал номер отеля и попросил к телефону Джека.
– Говорит Макбрайд. Вы знаете того парикмахера, который обслуживал меня сегодня утром?
– Конечно. Его зовут Лут. Мы его зовем Лут-зубастый. А зачем он вам?
– Да просто так. Спасибо.
– Не за что. Между прочим, откуда вы говорите, мистер Макбрайд?
– Из телефонной будки.
– Да? – в его голосе прозвучало удивление.
– А в чем дело?
– Вы видели вечерние газеты?
– Нет, черт возьми! Я только что вышел из больницы.
– Тогда вам стоит поглядеть.
И он тут же повесил трубку. Я купил в ближайшем киоске газету и понял, что он имел в виду. Это была крохотная заметка, которую втиснули на полосу в самый последний момент. Она гласила: «Полиция задержала некоего Макбрайда, обвиняемого в убийстве бывшего районного прокурора Роберта Минноу пять лет назад. Макбрайд – бывший житель нашего города, который скрылся сразу же после убийства Минноу во время сенсационного расследования по делу об игорных притонах. После допроса Макбрайд был освобожден, а капитан Линдсей отказался представить прессе какие-либо разъяснения».
И это было все. Никто ничего не знал. Сенсация, которой не суждено сбыться… пока что, во всяком случае. Затем я вспомнил, что, собственно, собирался делать, и, вернувшись в будку, открыл телефонную книгу. Лут-зубастый в ней значился, но дома его не оказалось. Правда, там мне назвали бар, где его можно найти. Когда я приехал по указанному адресу, Лут как раз и рассказывал жадно внимавшим завсегдатаям, как он собственноручно задержал Макбрайда.
Говорил Лут великолепно – до той самой секунды, пока я не протолкался сквозь толпу поближе к нему. Тут он на полуслове прервал свою речь и весь побелел.
Я молча заказал пиво. Все сожалели, что Лут не закончил свой увлекательный рассказ. Завтра я отправлюсь к нему бриться и попрошу досказать эту историю. Думаю, впредь он будет единственным в мире парикмахером, который рта не раскроет в присутствии копов. Но сегодня вечером у меня были другие дела: в первую очередь надо было съездить на вокзал, Дорога оказалась неблизкой, так что представилась возможность осмотреть город в те часы, когда в нем кипела деловая жизнь. Когда-то много лет назад здесь и впрямь жилось неплохо. Небольшой медеплавильный заводик давал обитателям городка возможность заработать себе на сносное существование и, скорее всего, так бы и продолжалось, если бы не введение сухого закона. Линкасл воздержался от присоединения к числу городов, принявших закон, но два крупных населенных пункта, между которыми он располагался, приняли решение о подчинении запрету на спиртное. С тех пор любой житель этих двух городов, если ему хотелось выпить, просто-напросто пересекал реку и покупал в Линкасле спиртное. Разумеется, в скором времени Линкасл приобщился к другим благам цивилизации и стал известен как этакое Рино в миниатюре. Повсюду вы натыкались на столы рулетки, «железки» и других карточных игр… В общем, на что угодно. Никто уже не желал работать на заводе, потому что всюду требовались крупье, служители, вышибалы и черт-те кто, а платили им всем немало.
