– Как дела, Трев?
– Ты имеешь в виду Нору?
– О'кей. Как Нора восприняла новости о моем приезде?
– Сначала ей стало плохо, и ее стошнило, а потом она решила, что по-прежнему любит тебя и хочет, чтобы ты к ней вернулся.
– Ого! Похоже, я в ореоле славы. Не правда ли, я вернулся в отличной форме?
– Самое главное, что ты вернулся.
– Как она собирается меня наказать?
– Почему ты с ней так поступил, Сэм?
Таггарт обхватил руками колени и уставился в пол.
– Не знаю. Честное слово, не знаю, Трев. Клянусь! – Он взглянул на меня. – Как она выглядит? Как живет?
– Похудела на лицо. И стала немного спокойнее, чем раньше. В магазине все в порядке. Сейчас он находится на новом месте. Нора теперь торгует более дорогими вещами. У нее до сих пор самые красивые ноги в городе.
– Мое возвращение не принесет ей радости.
– Пусть она сама решает это, Сэм. Если, конечно, ты не собираешься отмочить тот же номер.
– Нет. Поверь мне, никогда! Трев, у нее были парни?
– Вы сами решите при встрече, стоит устраивать вечер воспоминаний или нет.
– Знаешь, я часто себя спрашивал, почему у вас с ней ничего не было?
– Да брось ты. Конечно, когда-то такая идейка всплывала, но из нее ничего не вышло. Где ты пропадал все эти годы, Сэм?
– Большую часть времени провел в мексиканском городишке Пуэрто-Альтамура за Гуаймасом. Это даже не город, а рыбацкая деревня. Я стал residente.[3]Помогал одному типу устраивать спортивные рыбацкие угодья, которые приносят доход.
– Вид у тебя что-то не очень преуспевающий.
– Пришлось срочно уносить ноги, Трев. Господи, ты не видел еще такой рыбалки, как там! День за днем так клевала, что уставала кисть и приходилось отставлять удочку в сторону.
– Да, ты всегда любил порыбачить, Сэм.
– Конечно. – Он пристально посмотрел на меня. – Конечно, сукин ты сын. Когда забываешь о себе, то и об остальном тоже.
– Ты говорил, что у тебя неприятности.
– Ты занимаешься тем же, чем и раньше, Макги?
– Да, я по-прежнему последняя соломинка для жертв абсолютно законного воровства, а также воровства столь хитрого, что закон перед ним бессилен. Люди испытывают вес средства, а потом приходят ко мне. Если мне удается им помочь, половина моя. Половина значительно лучше, чем ничего. Но сейчас, извини, я на время отошел от дел.
– После нашего разговора по телефону я много думал. Интересно, думал я, когда я решил вернуться в Лодердейл, чего я хотел больше: обратиться к тебе за помощью или найти предлог для встречи с Норой? Не знаю. Люди любят обманывать себя. В своих чувствах разобраться нелегко. Мне почему-то казалось, что сейчас она замужем и у нее двое детей. Я даже представлял себе ее мужа: ярко одевается, любит произносить речи в клубах, играет в гольф, летает на собственном самолете. Короче, прекрасный парень с несколькими десятками спортивных пиджаков.
– Ей двадцать девять, а она до сих пор не замужем, хотя уже пора.
– Хочешь, чтобы она вышла за меня, Трев? Присмотрись ко мне получше.
Сэм Таггарт отвел взгляд в сторону. Он сжал пальцы в кулак и уставился на него.
– Может, ты уже очистил свой организм от яда, – возразил я. – Может, сейчас ты готов?
– Может, – вздохнул он. – Один Бог знает, готов я или нет. Я много думал, есть ли у нас с Норой хотя бы один шанс. Если есть, то дело, в котором мне необходима твоя помощь... может, не так уж и важно. Дружище, меня облапошили. Они забрали мое добро. Видишь ли, если ничего не, получится с Норой, тогда очень важно его вернуть. Вернее, половину, а вторую отдать тебе. Конечно, если ты поможешь. Дело трудное, и неизвестно, удастся ли оно тебе. Это высшая лига, а не какие-то там любители.
– Я не очень понимаю, о чем ты говоришь.
– Наверное, во всем виновата моя гордость, – признался Сэм Таггарт. – Со мной поступили, как с желторотым птенцом. Но лучше, думаю, вернуть хотя бы то, что еще можно. – Он встал. – Подожди здесь. Я хочу тебе кое-что показать.
Сэм вышел к поржавевшей машине с калифорнийскими номерами. Через полминуты он вернулся со свертком. Сел на кровать, развязал грубую бечевку, развернул грязную замшу и протянул почти квадратную, маленькую статуэтку дюймов пяти с половиной в высоту. Она оказалась такой тяжелой, что я от неожиданности чуть не уронил ее.
Фигурка была очень грубой работы, словно вылепленная ребенком из глины. Но она была отлита из желто-оранжевого металла, почерневшего в углублениях и блестевшего в местах, где не держали.
– Золото? – полюбопытствовал я.
– Да, хотя и не очень чистое. Литая. Но ценность ей придает не золото, а возраст. Ее отлили еще до Колумба. Не знаю, кто, может, ацтеки. Вполне возможно. Она стоит намного дороже, чем золото, но никто не может точно определить ее цену, разве что какой-нибудь музей или коллекционер. По-моему, эта штука является символом могущества. У меня было двадцать восемь таких фигурок, одни побольше, другие поменьше, из разных стран, разных эпох. Две были очень древние, из Вест-Индии. Три, кажется, сделаны инками. Когда все статуэтки отняли, эта осталась, потому что по счастливой случайности в тот момент находилась отдельно от всей коллекции.
– Они принадлежали тебе?
Я ничего не смог прочитать в его глазах.
– Если принять во внимание некоторые обстоятельства, можно сказать, что больше им некому оказалось принадлежать. Кое-кто, возможно, и не согласился бы с этим, но когда они попали ко мне, то стали моими. По очень грубым подсчетам вся коллекция тянет на триста-четыреста тысяч. Знаешь, сколько они весят? Две тысячи двести сорок одну и шесть десятых унции. Даже если отбросить примеси, останется куча золота. – Сэм не спеша завернул статуэтку и завязал бечевку узлом. – К сожалению, трудно найти покупателя на всю коллекцию сразу.
– Все упирается в то, кому они принадлежат по закону?
– А как по-твоему, кому могут принадлежать такие предметы?
– Я просто рассуждаю, Сэм.
– Рассуждай, рассуждай, приятель. В одиночку мне с этим делом не справиться. Несколько человек уже пострадали из-за этих фигурок. Я считал, что уже все кончено, но потом подумал – какого черта! – Он ударил завернутым куском золота по своей загрубевшей ладони. – Эта последняя вещь не дает им покоя не столько из-за ее ценности, сколько из-за того, что я могу воспользоваться ею для шантажа. Если я захочу полностью выйти из игры и избавиться от этого малыша, может возникнуть политический скандал. Поэтому сегодня я решил вернуть хотя бы то, что еще можно. Я потратил уйму монет и несколько раз останавливался по дороге, чтобы позвонить. Они согласны забрать эту статуэтку и прикрыть все дело.
Я запросил пятнадцать штук, но они дают десять. Так что скорее всего сойдемся на двенадцати с половиной. Они пришлют за ней человека. – Сэм широко улыбнулся, и между зубами показалась большая дыра. – По крайней мере я вернусь с приданым. Двенадцать с половиной тысяч плюс Нора лучше, чем триста, но без нее. Урок номер один.
– Много же у тебя ушло временя на то, чтобы выучить его. Слава Богу, хоть сейчас дошло!
– Можно у тебя что-нибудь перехватить?
– Сорока хватит? – спросил я, заглянув в бумажник.
– Вполне, Трев. Отлично.
– Когда встретишься с Норой?
– После того, как закончу с этим делом, – смущенно ответил Сэм. – Господи, понятия не имею, как себя с ней вести. Наверное, нужно упасть на колени и бухнуться лбом о пол. Завтра... Три года думать о ней, помнить все до мельчайших подробностей и встретиться завтра. Я боюсь этого завтра, Трев. Что мне делать?
– Найми пятьдесят трубачей-женщин, выряди их в белые одеяния и...
– О'кей. Согласен, это моя проблема. Трев, как Ники?
– Не знаю. Она давно уехала.
– А...
– При расставании мы пожали друг другу руки. Знаешь, что ей было нужно? Яма для барбекю на заднем дворе, трехколесные велосипеды в гараже, полотенца. Для гостей и чтобы папочка в пять пятнадцать был дома, как штык. Ники пыталась измениться, стать другой, но у нее ничего не получилось. Кстати, она, очень хотела вступить в АУР.[4]
Таггарт удивленно посмотрел на меня и сказал:
– Я тоже.
– У тебя получится.
– Время от времени мы будем приглашать тебя на ужин.
– А я буду пользоваться вашими гостевыми полотенцами.
– Только детей мы будем кормить в первую очередь.
Я вернулся на яхту, чувствуя смутную тревогу. Необходимо забыть, как выглядит Сэм Таггарт, как робко и в то же время кокетливо шла ко мне через комнату Ника, как умирала Лоис. Веселись, паренек, пока веселится. Пока тебя не вышибли из игры.
Меня разбудили непрерывные звонки. Будильник показывал четверть первого. Вечер я провел дома. Почитал, немного выпил, сварил кусок мяса и зажарил большую картофелину. Посмотрев последние новости, лег спать.
Я накинул халат, включил свет и поднялся на палубу. Нора Гардино как раз застегивала цепь, перегораживающую трап. Она проскочила мимо и спустилась в каюту. Потом повернулась ко мне и, сузив глаза и уперев кулак в бок, гневно спросила: