Группа советских войск в Германии, Центральная в Чехословакии, Северная в Польше, а Южная, соответственно, в Венгрии крепко держали старушку Европу за дряблую задницу. Десятки танковых и мотострелковых дивизий, сотни десантно-штурмовых бригад, тысячи истребителей-бомбардировщиков.
А еще были отдельные полки – артиллерийские и зенитно-ракетные, связи и понтонно-мостовые. Последние – для наведения переправ через речки типа Дуная, Рейна и Сены, которых много на пути к Ла-Маншу. Ну а там – последний бросок через последнюю водную преграду, и можно забить осиновый кол в глотку хитрой паскудницы: ведь, по меткому выражению еще батюшки-царя, «англичанка» всегда гадит»…
Сценарий с форсированием Ла-Манша был на сто процентов реалистический. Только вот не нашлось Главнокомандующего, назначившего бы время «Ч» для войсковых группировок.
Не исключено, что, к счастью, не нашлось. Иначе не стоял бы сейчас Коряпышев на чистенькой будапештской улице – такого города просто не было бы на карте. Как, возможно, и обладательницы волшебных ног, которые сохранили всю свою привлекательность: сухие щиколотки, округлые икры, задорные коленки.
Помимо ног – и в дополнение к ним – сидевшая перед стойкой бара женщина обладала другими достоинствами. Настолько выдающимися, что рвались из выреза ее кружевной блузки. Настолько монументальными, что с трудом помещались на круглом сиденье высокого табурета.
И кривые, но до сих пор не знающие усталости ноги Коряпышева словно примерзли к тротуару. Зайти – не зайти?
К счастью, массивная дверь ресторана неспешно, но все же закрывалась под действием латунного противовеса. Еще секунда – и Коряпышев спокойно двинется своим путем по утреннему Будапешту. Тихо радуясь, что не поддался искушению.
Меньше слабостей – больше свободы! Вот девиз, которому бывший контрразведчик следовал в своей профессиональной карьере. Правда, не всегда успешно.
Коряпышев отклеил подошвы от тротуара. Первый шаг, он трудный самый. Но именно в этот момент легкий сквознячок, потянувший в ресторан с улицы, заставил обладательницу ног с большой буквы слегка повернуть голову. Глаза женщины из бара и мужчины с улицы встретились.
В ресторане о своем, о цыганском, нудила скрипка, обозначая местный колорит. В такт смычку сеялся мелкий дождь. Но небо над городом в разрывах облаков было отчаянно синим, потому что февраль в Будапеште – это уже весна…
Бог создал женщину прекрасной. Черт тоже не дремал. Подсуетился и сделал женщину… хорошенькой! Хорошенькой, пикантной, завлекательной, облегчив тем самым жизнь спецслужбам всех стран на много тысяч лет вперед.
Не обделил черт поначалу и мадьярок – горячих, как необъезженные кобылицы из табунов пустоши Богоц. Но неожиданно в селекционную работу вмешались турки, покорившие Венгрию в средние века. Если пару столетий подряд вывозить из страны первых красавиц для гаремов султана, пашей и визирей, то никакой генофонд не выдержит. И даже сам дьявол не поможет. Поэтому, когда по бульварам Будапешта дефилирует умопомрачительная особа с точеной фигуркой и стройными ножками, – это почти наверняка окажется иностранка.
Если же вышеупомянутая бестия крутит хвостом в районе отеля «Дуна-Интерконтиненталь», на проспекте Ракоци или улице Ваци, то ее родина, скорее всего, Украина, Россия или Белоруссия. Теперь они в свою очередь экспортируют наложниц для европейских борделей.
Как и всякое другое, – это правило имеет исключения. Но обладательница роскошных ног и всего, что к ним прилагалось, культурно отдыхавшая в ресторане «Столетие», исключением как раз не была. Хотя по паспорту – настоящему, как и ее венгерское гражданство, – именовалась Пиланго Рохани.
Фамилией Рохани с ней поделился вечно пьяный и навек влюбленный скрипач, встреченный ею однажды в подземном переходе под проспектом Ракоци и с тех пор так и терзающий свой инструмент у нее под ухом.
А вот имя, ее второе, и теперь уже настоящее до гроба имя, придумал мокнувший сейчас под февральским дождем на улице Пештибарнабаш мужчина. Среди скуластых, картинно усатых красавцев венгров он выделялся невзрачной наружностью.
Сколько воды утекло с тех пор в Дунае! Теперь ему уже под шестьдесят. А ей прилично за тридцать…
И вдруг в русском сердце венгерской подданной что-то шевельнулось, расправило крылья, обдало теплом (возможно, тому причиной была еще и стопка крепчайшей настойки «Уникум», наложившаяся на бессонную ночь). Резво спрыгнула она с высокого стула, выбежала под дождь, как была, – в символической своей кофтюльке и юбке, чья длина была обратно пропорциональна цене.
Пять минут спустя Коряпышев и Рохани уже сидели за угловым столиком в пустом по-утреннему ресторане. Кроме них здесь было всего несколько человек. Один – поджарый, темный костюм, черная рубашка с открытым воротом фасона «бодигард», острые скулы и острый взгляд, которым он уколол Коряпышева, – вознамерился было сесть рядом.
Рохани остановила парня решительным движением, не без гордости объяснив, что Стефан – телохранитель. Его наняла страховая компания, когда варьете «Семь вождей» застраховало ноги госпожи Рохани на миллион форинтов.
– Каждую? – не удержался Коряпышев, заодно используя мотивированный повод обозреть чудо природы в непосредственной близости. Выше колен ноги, чтоб не сказать ляжки, на утонченный вкус были чуть полноваты. Но Коряпышев, слава богу, был мужиком нормальной российской ориентации. Почему и остался доволен увиденным.
– Обе, – чуть взгрустнула женщина. – Они утверждают, будто настоящую цену имеет только комплект. О! Светозар Петрович, поговорите с ними так, как вы умеете. Пусть перепишут свой противный контракт! А я в долгу не останусь…
– Времена не те. Страна тоже фактически другая. Да и я уже не тот, – честно признал Коряпышев, провожая взглядом поджарого красавца Стефана, который уселся за соседний столик.
Да, сейчас время молодых. Вот скинуть бы лет пяток…
С огорчения Коряпышев попросил себе пол-деци [4] черешневой палинки [5] . Рохани возразила, что по случаю встречи они выпьют по матросскому фречу [6] , а затем к цыплятам в паприке возьмут «Токай» девяносто девятого года, когда в Венгрии был хороший урожай винограда.
Заказ официанту сделал Коряпышев. Ибо выяснилось, что Рохани так и не сподобилась выучить венгерский.
– Да на черта он мне сдался, этот птичий щебет? Немецкий кое-как со школы помню. В магазинах все «спикают по-инглишу», спасибо вам, что заставили выучить. А мужики… – она бесшабашно тряхнула гривой каштановых волос, которые странно контрастировали с темно-синими глазами, – мужики понимают без слов. Хотя мне с ними говорить абсолютно не о чем. Да и незачем теперь. Не то, что было раньше! Хотя…
Коряпышеву послышались в голосе женщины ностальгические нотки. Что же, она действительно умела разговорить любого мужика. Иностранные языки при этом были совершенно ни к чему. Переводчиц, чтобы расшифровать запись с намагниченной проволоки спецтехники, хватало.
Да, они неплохо поработали вместе! А венгерский, как все языки финно-угорской группы, не то что без пол-деци – без пол-литра не осилишь. Не зря за него контрразведчику Коряпышеву в свое время доплачивали тридцать процентов от оклада, тогда как английский тянул всего на десять.
С другой стороны, приняв на борт три-четыре «деци» забористой силва-палинки, она же сливянка, с трудом произнесешь «Секешвехервар». А для русских офицеров Южной группы войск в Венгрии, застуканных на употреблении спиртных напитков, имя этого венгерского городка было тестом на трезвость.
Выговорил – молодец, служи и дальше радуйся заграничной жизни. Не сумел – получи взыскание. Самым строгим из всех возможных был не выговор, даже не служебное несоответствие или понижение в должности и звании. Нет, ночным кошмаром советского офицера, служившего в Группе войск, считалось досрочное откомандирование на родину.
«Чудище, обло, огромно, стозевно и лаяй…», – вроде бы так в далеком XVIII веке характеризовал Российское государство писатель-диссидент Радищев. Как ни смешно, за прошедшие столетия оно ничуть не изменилось. Но каким бы ни было это чудище, подполковник Коряпышев до конца оставался его верным псом. Даже после того, как получил пинок под зад.
Хмурый официант в подобии гусарского ментика наконец-то принес два стаканчика с золотистым фречем. Ром добавил свою нотку в цвета и запахи ресторана. Даже звуки скрипки стали менее пронзительными.
– За тебя, – сказал Коряпышев.
– За нас! – уточнила сидевшая напротив женщина.
Красивая, по-особому холеная, увешанная золотыми побрякушками… Но и сейчас Коряпышев узнавал в ней прежние черты бесшабашной сестрички из военного госпиталя Южной группы войск.
Бесшабашной и безбашенной, что она тут же блистательно и подтвердила:
– Теперь меня зовут Пиланго.
