Но как только «кадиллак» покатил по шоссе вдоль берега океана, он понял, что иначе и быть не могло. Марча и Фреда оповестили сразу же о том, что их план провалился. Но ведь формально они не имели к нему никакого отношения, поэтому могли бы продолжать сидеть в ресторане, однако они не остались. Их скоропалительный уход свидетельствовал о том, что им нужно было разработать новый план.
И опять он подумал о Карине. Скорее всего именно она предупредила Роджерса. Но ведь у нее была возможность предупредить и самого Саймона, а она этого не сделала. И как только он ушел, она сразу же вернулась к Марчу. Она оставалась единственной загадкой, к разгадке которой он не мог подобрать ключа. Если только ее роль во всем этом была настолько заурядной и подлой, что он не хотел замечать этого...
Он старался не думать о ней.
Теперь все зависело от того, хватит ли у него времени. Безусловно, Марч и Фрэд начнут действовать быстро. А он обязан действовать еще быстрее и упредить их. Теперь не нужно было соблюдать предосторожности, и он мог действовать в открытую. Что ему было нужно, так это помощник, который ждал бы его сигнала.
Машина тем временем подкатила к дому Джилбека. Саймон медлил, не выходил из машины, намереваясь прежде закурить. Он знал, что Питер и Патриция ни за что не лягут спать, не дождавшись его возвращения. И они не могли никуда уйти, так как он велел им сидеть дома. Но дом был погружен в темноту, лишь одинокий огонек светился в окне комнаты для прислуги.
Саймон пересек холл и оказался во внутреннем дворике. Там тоже было темно и тихо, если не считать шелеста пальмовых листьев да глухого рокота морского прибоя.
Он поспешил на кухню.
– Где мисс Хольм и мистер Квентин? – рявкнул он. Дездемона оторвалась от чтения любовного романа, отметив своим черным пальцем место, где остановилась.
– Они в тюрьме, – безмятежно ответила она.
Святой не поверил своим ушам:
– В какой тюрьме?
– Боже мой, да откуда я знаю! Пришел полицейский и забрал их – пятнадцать минут назад, думаю, вас они тоже ищут, – произнесла негритянка с чувством выполненного долга.
Саймон вернулся в холл и снял трубку телефона. У Ньюта Хаскинса была возможность обойти все укромные места «Палмлиф фэн», чтобы увидеть то, что он увидел, и вызвать раздражение администрации.
– Конечно, я должен был все это предвидеть, чтобы не дать вам возможности провести меня, – сказал Святой с жаром. – Но почему, когда я беседовал с вами, вы не сказали мне, что ваши полицейские арестовывают моих друзей? И в чем их обвиняют, и что вы собираетесь предпринять?
Последовала длинная пауза.
Затем Хаскинс сказал:
– Никаких обвинений нет, и я вообще никого не посылал арестовывать ваших друзей.
– А как насчет полиции Майами?
– Если только твои друзья не грабили дом, их вряд ли могли задержать, но я бы об этом знал. Мне кажется, ты идешь по ложному следу, сынок.
– А может быть, и нет, – тихо сказал Святой и положил трубку, прежде чем Хаскинс успел что-либо ответить.
Через несколько секунд он снова мчался в машине, разбрасывая во все стороны гравий и песок. Теперь все было настолько ясно, что он отринул все сомнения. И план, который уже почти сложился в его голове на пути из «Палмлиф фэн», теперь поглотил все его внимание и заслонил все остальные мысли. Раскрыть все карты и выиграть игру на Лэндмарк-Айленд или «Марч хэер»...
«Кадиллак», взвизгнув тормозами, направился в Козуэй, игнорируя автоинспекцию, следившую за скоростью автотранспорта. А сразу за поворотом к Стар-Айленд он остановился как вкопанный, несмотря на отчаянные сигналы машин, ехавших позади него.
Можно было безошибочно угадать четкий серый след парохода, уходящего в Гавенмент-Кат и дальше в открытое море. Яхта «Марч хэер» уже отплыла. Ее нельзя было догнать на машине. До нее нельзя было доплыть. Ее можно было перехватить на катере, но и тогда не было бы возможности попасть на борт. А на борту, без сомнения, были Патриция Хольм и Питер Квентин. Он не мог их видеть, зато видел Карину Лейс. Она стояла, прислонившись к перилам, рядом с Рэндолфом Марчем, глядела на транспорт, бегущий по дамбе, и смеялась.
Как Хоппи Униатц предавался умственным изысканиям, а Галлиполис раздобыл необычное средство передвижения
То, что мы при отсутствии лучшего выражения приблизительно назовем «мыслительными процессами» Хоппи Униатца, не отягощалось, к счастью, телеологическими осложнениями, например, каким бы то ни было беспокойством о последствиях. Его ум, если правомерно в данном случае употребить это слово, был похож на улицу с односторонним движением, по которой с безжалостным грохотом холодной черной массой катились редкие идеи в направлении, которое нельзя было изменить. Как только какая-либо идея попадала в струю этой катящейся черной массы, она там застревала навсегда, как муха в капле клея, случайно попавшая на ленту конвейра на заводе Форда.
Саймон Темплер иногда, как это было в данном случае, слишком поздно вспомнил, что лента в голове мистера Униатца двигалась с иной скоростью, чем у других, так что вполне можно было считать, что она вообще не двигается. Однако думать так означало бы серьезно недооценивать мистера Униатца. Создателю, сотворившему его череп так, чтобы прежде всего он мог выдерживать удары дубинок и пивных бутылок, не хватило места для серого вещества, но тем не менее для такой субстанции было найдено небольшое пространство, в котором посеянная мысль могла прижиться и разрастись в причудливые формы сталагмит. Единственной сложностью в данном случае было то, что брошенное в субстанцию семя было обречено на забвение к тому времени, когда наступало цветение.
Так оказалось и на этот раз. Для Хоппи Униатца первоначальный сценарий был настолько незыблем, что он просто не поверил бы, что Святой хоть на йоту отступил от него.
У Хоппи были трудности только с отсутствием транспорта. Он понимал, что Святому не понравится, если он оставит его без машины, поэтому прошел мимо «кадиллака» и выбрал ярко-красный «линкольн», стоявший чуть дальше. Ключа в машине не было, но эта проблема решалась элементарно. Когда мотор включился, его лицо засияло, как у младенца. С видом невинной добродетели он покатил в «линкольне», оставляя за собой облака пыли, подобно Парсифалю[14] в поисках чаши Грааля.
Он не сомневался в том, что сможет отыскать дорогу на барку. Для человека, которому приходилось доставлять грузовики с пивом и другим подобного рода ценным грузом по проселочным дорогам к хорошо замаскированным пристаням, это была относительно несложная задача. Он безошибочно свернул на 63-ю улицу, далее на юг по Пайнтри-Драйв, а затем по Дейд-бульвару к Винишиан-Козуэй. И прежде чем он достиг Тамайами-Трейл, у него созрела другая мысль, которая согревала его, пока он ехал: эта поездка не должна рассматриваться как удовлетворение своих эгоистических амбиций. В тот вечер, Хоппи припомнил, он выработал собственную теорию, которую Святой за недостатком времени не мог оценить. И вот теперь, когда Святой занят своей рыжеволосой курицей, он, Униатц, приступил к реализации этой теории...
Ночью шоссе выглядело иначе, чем днем. Хоппи сделал два неправильных поворота и потерял пятнадцать минут в поисках песчаного берега, прежде чем отыскал место, где Саймон оставлял свою машину в тот вечер. Когда он достиг открытой площадки, окаймленной деревьями, он все еще не был уверен, что движется в правильном направлении. Он полагался на свой инстинкт: усиливающаяся жажда гнала его вперед, как верблюда в пустыне, которого инстинкт безошибочно ведет к оазису. Но даже его навыки лоцмана не помогли ему обойти стороной лужи грязи, и его брюки в широкую полоску оказались изрядно вымазанными. Наконец он увидел темный силуэт барки на фоне неба.
Когда Хоппи всем своим весом обрушился на сходни, узкая полоска света упала на палубу и в дверях показался Галлиполис. Его фонарик ослепил Хоппи и погас.
– Вот это да! – воскликнул Галлиполис. – Какая неожиданность. Что тебя сюда привело?
– Меня зовут Униатц. – Хоппи вошел внутрь, и его обдало теплом, царившим в освещаемом керосиновой лампой баре. – Я пришел снова попробовать вашей флоридской водички. Уж больно хороша.
Галлиполис остановился в конце стойки и, подозрительно уставившись на мистера Униатца, усмехнулся:
– А в чем дело? все забегаловки в городе закрыты, что ли?
– Там только время терять, – с чувством объяснил мистер Униатц. – Там никакой настоящей выпивки, одни только девки... А у вас здесь все особенное.
– О!
Галлиполис достал бутылку, стакан и придвинул к Хоппи. Хоппи словно не заметил стакана и взялся за бутылку. Отхлебнул большой глоток, и, к радости Хоппи, волшебный нектар возродил его атрофированное обоняние и приятным теплом согрел все его нутро. Хоппи был счастлив. Он чувствовал себя так, словно ангелы подняли его высоко в небо и вдохнули в него свежие силы. Вчерашние впечатления не обманули его. Он воздал должное напитку.
