Эдвард Банкер - И пожрет пес пса…

Трой слушал их вполуха, разглядывая из окна Тихуану. Сначала взору предстали знакомые картины: ослепительно яркие такси, главный бульвар Калье Революсьон с бесконечными магазинами, рассчитанными на американцев, приезжающих на один день. Особенно дешевы были здесь обивка для автомобильных салонов и лекарства. «Жуа де Парту», «Опиум» и другие дорогие духи стоили здесь вдвое меньше, чем в Лос-Анджелесе. На улицах кишели женщины-бродяжки с младенцами, в глазах рябило от закусочных и стриптизов, шлюхи ходили стаями.

И вдруг все переменилось. На месте былых лачуг и пустырей, которые он запомнил по прежним своим посещениям Тихуаны, когда его интересовали наркотики и секс, выросли заводы транснациональных корпораций: «Форд», «Минолта», «Панасоник», «Смит-Корона», «Оливетти» и прочие. Дальше потянулись огромные сияющие отели: «Хайятт», «Рамада», «Холидей Инн». Заезжим бизнесменам требовались места для ночлега.

— Не узнаешь? — догадался Греко.

— Узнаешь тут… — отозвался Трой.

— Ты бывал в Ла-Меса?

— Нет, но много слышал.

— Представь: тюрьма рассчитана на триста человек, а сидят в ней три тысячи…

— Триста и три тысячи? — переспросил Бешеный Пес. — Вот это перенаселенность!

— Это что, особый режим?

— В Мексике другой подход к лишению свободы. Если честно, я бы предпочел мотать срок здесь, а не где-то в США.

— При условии, что у тебя есть деньги, — заметил Трой.

— Конечно. Но денег тут нужно всего ничего, какая-то сотня в месяц.

Трой был наслышан о мексиканских тюрьмах, потому что заключенные часто судачат об условиях отсидки в разных местах. В мексиканских тюрьмах царила иная философия, нежели в американских. Там считали достаточным наказанием само лишение свободы, а в остальном тюремная жизнь походила на нормальную, насколько позволяли обстоятельства. Жены приезжали к мужьям-заключенным на несколько дней, осужденные заправляли из-за тюремных стен вольным бизнесом. Это лучше готовило к жизни в нормальном обществе, чем американская тюремная система. Трой вспомнил Пеликан-Бей — новейший кошмар Калифорнии, ужасы из Оруэлла и Кафки, ставшие явью под конец двадцатого века. Вместо простых дубинок там применяли электрические, с зарядом в 50 тысяч вольт, вместо избиений — инъекции проликсана, на неделю превращающие человека в шаркающего зомби. Кого может получить общество из такого ада? Неужели они ожидают, посеяв тернии, пожать добрую пшеницу? От мысли о столь отъявленной глупости его неизменно охватывал гнев.

Когда-то Ла-Меса располагалась за пределами Тихуаны, но город рос, и в конце концов тюрьму окружили бедняцкие кварталы. Улицы были покрыты рытвинами и залиты грязью, стоянка не замощена. По ней были разбросаны немногочисленные грузовички, старенькие «форды» и «шевроле». Дюжина мальчишек гоняла в футбол. Мяч откатился под ноги Трою. На нем стоял штамп департамента отдыха и развлечений округа Лос-Анджелес. Трой хотел отбить мяч, но Алекс попросил отдать его ему. Получив мяч, Алекс поманил старшего из игроков. Тот вел себя опасливо, пока не увидел в руке у Алекса американскую купюру. Это вызвало у него неподдельный интерес.

— Последи за машиной, — сказал ему Алекс, подкрепив слова жестами. Мысль была понятной. Для убедительности Алекс разорвал купюру в двадцать долларов пополам и одну половинку отдал мальчишке. Тот улыбнулся и отправился объяснять задание дружкам.

Пока Алекс отпирал багажник и доставал унитаз, Трой разглядывал тюремное здание. Они находились ближе к его углу. Длинная стена из шлакоблоков тянулась на несколько сот ярдов. Как и все тюремные стены, эта была не очень высока, но через каждые пятьдесят ярдов над ней торчала пулеметная вышка. Неподалеку от стоянки в стене были глухие ворота, увитые бухтами колючей проволоки. Ворота тоже охранял полицейский на вышке. Не в пример дорогостоящей отлаженности американских тюрем здесь властвовала расхлябанность. Охрана была надежной, но все выглядело так, будто строилось не на века, а на день-другой. Трой вспомнил фасады некоторых американских тюрем: те замышлялись на тысячелетия и грозили пережить Парфенон.

Перед воротами ждала очередь из посетителей, человек тридцать — сорок. По большей части женщины, немало детей. Многие принесли большие пакеты с гостинцами. Трой думал, что они тоже встанут в очередь, но Алекс уверенно прошагал мимо нее с унитазом на плече.

В стене рядом с воротами была прочная железная дверь с глазком и громким звонком. Когда в ответ на звонок в глазке появился зрачок, Алекс проговорил:

— Los camaradas del Chepe.

Зрачок исчез.

— Пошел выяснять, — сказал Алекс. — Приготовьте долларовые бумажки, если найдете.

— Зачем?

— На лапу. А вообще, не надо — у меня есть.

В железной двери повернулся массивный ключ, дверь открылась. Они оказались в узком проходе, под свисающей с потолка голой лампочкой. Охранник поманил их в приоткрытую дверь кабинета. Алекс прошел вместе со своим унитазом туда, его спутники за ним.

За письменным столом сидел, упершись в крышку локтями, лейтенант. Алекс, не снимая с плеча унитаз, деловито протянул ему две двадцатидолларовые бумажки.

— Пришлите кого-нибудь за этим, por favor, jefe.[7]

— Сейчас, сейчас… — Лейтенант щелчком пальцев подозвал охранника, сторожившего дверь. — Venga aqui.[8]

Алекс отдал унитаз подошедшему охраннику, и тот удалился с фаянсовой ношей.

— Спасибо, — сказал Алекс. — Вообще-то мы торопимся. Pues…[9] — За этими словами последовали очередные сорок долларов.

Лейтенант обошел стол, взял деньги и вышел в дверь, поманив посетителей за собой. В соседней комнате трое охранников обыскали их и записали в журнал. Алекс протянул им четыре долларовые бумажки. Деньги забрали, кто-то написал в журнале для порядка А, В, С. Лейтенант долго стучал в следующую железную дверь, пока она не отворилась.

В новом помещении им пометили чем-то невидимым невооруженному глазу тыльные стороны ладоней. Это были не волшебные отметины, с помощью которых отсюда можно было выбраться, а своеобразные пропуска, которые надлежало предъявлять охране. Алекс ссыпал в ладонь охранника горсть четвертаков. Тот благодарно кивнул и поспешно открыл последнюю дверь.

Во дворе роилась толпа заключенных-мексиканцев. В десяти футах от двери была проведена красная черта, за которую они не заступали. Большинство не отрывало взгляд от ворот. Снаружи, подойдя вплотную к воротам, можно было перекрикиваться с заключенными внутри.

Двигаясь в гуще человеческого водоворота, Бешеный Пес сказал Трою на ухо:

— Ну и тюряга! Два доллара — и хоть пулемет проноси!

В нескольких футах от них, на кромке толпы, Алекс беседовал с молодым мексиканцем, отрастившим густые усы. У усача был приплюснутый нос и шрамы вокруг глаз — боксер. За его спиной стоял другой мексиканец с унитазом на плече. Оба принадлежали к делегации, высланной им навстречу. Алекс оглянулся и жестом предложил своим спутникам следовать за ним через толпу. Вел их человек с унитазом. Трой, шагавший за Алексом и усачом, обратил внимание, что рядом с ним шагает еще один заключенный — молодой парень.

Толпа заключенных расступилась, пропуская кортеж. Трой увидел протянутые руки, услышал мольбу: «Cambio, cambio!» У них клянчили мелочь. Это звучало особенно жалобно, потому что на улицах Лос-Анджелеса Трою никогда не доводилось видеть попрошаек-мексиканцев. Не глядя на тянущиеся к нему руки, он ускорил шаг.

Они вырвались из толпы и оказались во дворе, похожем на огромный плац: это был просторный прямоугольник, двести на триста ярдов, окруженный лепящимися друг к другу двухэтажными постройками. От построек вели дорожки в другие сектора тюрьмы. Сбоку Трой заметил киоск, окруженный столиками, как для пикника. На киоске не хватало только надписи «Горячие сосиски». Трой оглянулся на толпу у ворот, которая издали походила на столпотворение на Таймс-сквер в новогоднюю ночь.

Алекс представил им мексиканцев. Усач звался Оскаром и был у Чепе segundo.[10] Носильщика унитазов звали Вево. Остальные двое были шестерками и не заслуживали, чтобы их имена запомнили.

— Значит, так, — начал Оскар. — Сейчас Чепе навещает его мать. Через десять — пятнадцать минут она уйдет. Он просит вас подождать.

— Конечно. Мы не торопимся.

Бешеный Пес пожал плечами и покачал головой.

— Хотите прогуляться? — предложил Оскар.

— Конечно, — сказал Трой.

— А я бы не прочь ширнуться, — брякнул Бешеный Пес.

— Что предпочитаешь?

— «Спидбол».

Оскар что-то приказал по-испански одному из шестерок, потом сказал Бешеному Псу:

— Иди с ним.

Шестерка повел Бешеного Пса поперек двора. Оскар пригласил Троя в проход между корпусами. Трой увидел двухъярусный тюремный корпус с железными дверями и огромными засовами для тяжелых замков, но двери были отперты. Женщина вешала на ограждение коврик, мужчина держал на руках малыша. Семья занимала камеру размером пять футов на семь.