Айк терпеть не мог, когда она говорила тоном эдакой сладенькой малютки. Она лежала, опершись на локоть, волосы рассыпались по плечам, и ему захотелось подойти и согнать с ее лица эту вот улыбочку. И одна из причин заключалась в том, что она была права. Он ревновал. Хаунду не занимать опыта в подобных делах, и если уж он положил глаз на какую-нибудь девчонку, добиться своего сумеет. Айк отвернулся и уставился в темноту за окном. Мишель подошла к нему, голос ее смягчился.
— Зря ревнуешь, — сказала она, — я ведь знаю, что нравлюсь ему. И знаю, чего он хочет. В такого, как он, не трудно втрескаться по уши.
Ему хотелось, чтобы она заткнулась. Как же она резко менялась! Ну просто обалдеть можно. Иногда была такая близкая, такая понятная ему, а иногда они словно говорили на разных языках.
— То есть я хочу сказать, что у меня были такие парни и…
— Ну ладно, ладно.
Не хватало еще, чтобы она пустилась в рассказы о своих прежних парнях.
— Ну что ты психуешь? Я же говорила, что у меня было много парней. Ты так реагируешь, потому что нас воспитали по-разному и в разных местах. Думаешь, это значит, что я не люблю тебя?
Она стояла у него за спиной и при этих словах обняла его шею.
— Нет. Послушай, я не психую, просто думаю, что сегодня мне стоит пойти одному, вот и все.
Она снова присела на матрас.
— Ты ничего не ел, — сказала она.
— Перехвачу что-нибудь потом.
— Загляни ко мне, ладно?
— Ладно, если будет не слишком поздно.
— Будет поздно, все равно заходи.
В дверях он обернулся. Мишель по-прежнему сидела на постели, заложив за спину руки. Длинные тонкие ноги и руки, загорелая кожа, выгоревшие на солнце волосы, маечка, джинсы… Сейчас она была похожа на любую девчонку с пляжа — ну точь-в-точь как те, что сидели на поручнях пирса с маленькими радиоприемничками. Но все же Мишель была другая. Для него она была особенная, и Айк знал, что так будет всегда.
В доме на Пятой было темно. Айк подумал, что опоздал, и чуть было не ушел. Тем более что голова его была занята мыслями о Мишель, и очень хотелось вернуться. Но он решил, что нужно хотя бы постучать.
К его удивлению, дверь почти тут же открылась. На пороге стояла стройная темноволосая девушка, которую он раньше не видел. Она молча впустила его и провела в комнату, где на продавленных диванчиках сидели Фрэнк Бейкер, Хаунд Адамс и два брата Терри Джекобса. Они пускали по кругу трубку. Самоанца, которого избили утром, не было. Айк застыл в дверях, чувствуя себя чужим и ненужным.
— Заходи, — сказал Хаунд, — садись.
Айк сел на пол. Трубку докурили, не предложив затянуться Айку. С каждой минутой он чувствовал себя все более неуютно.
— Как поживает Мишель? — спросил Хаунд.
Он услышал, как один из самоанцев хохотнул.
— Ничего.
— Ничего и все?
— Это по десятибалльной шкале, — вставил Фрэнк, и послышался еще один приглушенный смешок. Темноволосая девушка улыбнулась.
Хаунд встал. На нем было бирюзовое ожерелье и яркая рубашка.
— Пойдем-ка прокатимся, — сказал он, глядя на Айка.
Хаунд повел его через задний двор к небольшому деревянному гаражу. Луна над головой светилась серебром, не было ни дуновения ветра. В гараже стоял двухместный «Корветт-Стингрей-65» с откидным верхом и корпусом из стеклопластика. Айк подождал в проулке, пока Хаунд выведет машину, потом закрыл ворота гаража и забрался внутрь.
Они промчались по темным улицам спальных кварталов к прибрежному шоссе, потом свернули на север, к холмам. Огни города уже скрылись из виду, когда Хаунд внезапно сделал так называемый полицейский разворот на сто восемьдесят и припарковался на ближней к морю стороне шоссе. Вокруг на холмах торчали нефтяные вышки, внизу простирались пляжи, которые до сих пор Айк видел только днем, — владения городских банд.
В машине было тихо и душно. Айк приспустил стекло. Он слышал шум прибоя, временами с пляжей доносилось ритмичное громыхание магнитофона. Один раз послышались голоса. Он вспомнил черные кострища, и ему стало интересно, какие они бывают ночью, когда в них вновь загорается пламя. Хаунд чего-то ждал. Не говоря ни слова, он поглядывал на часы. У Айка вспотели спина и ладони. В воздухе стоял неприятный специфический запах нефтяных колодцев. Хаунд нагнулся и открыл бардачок. Там были какие-то бумаги и что-то тяжелое, гулко стукнувшее о крышку бардачка. Подсветки панели хватило, чтобы Айк увидел пистолет. Хаунд ничего не сказал. Он снял оружие с предохранителя и положил его в карман рубашки, потом закрыл бардачок.
Прошло довольно много времени. Наконец со стороны пляжа Айку почудилось движение. Между нефтяными вышками к машине пробирались какие-то фигуры.
— Пошли, — сказал Хаунд, выбираясь из машины.
Адамс нагнулся, вытащил из-под сиденья большой бумажный пакет. Они захлопнули дверцы и направились к холмам. Там, во мраке, стояло несколько человек. Айк насчитал шесть. Все они были в белых футболках и темных брюках.
Подойдя поближе, он увидел, что это были молодые ребята, может даже еще школьники, и что все они — мексиканцы. Парни стояли полукругом, а когда Айк и Хаунд приблизились, повернулись и пошли к холмам. Обогнув нефтяную вышку, все остановились — здесь их не было видно с дороги. Рядом был обрыв и открывался вид на пляж. Внизу Айк рассмотрел костры, танцующие в огненном зареве пары и белую линию прибоя, откатывающуюся в темное море.
Мексиканцы принесли Хаунду деньги, а тот передал им пакет. Айка удивило, какие это молодые ребята, — он представлял их совсем другими. Кто-то пустил по кругу трубку. Подошла очередь Айка; он затянулся и передал трубку Хаунду.
— Борзой, — произнес один из парней, — Тони спрашивает, у тебя есть еще такие прикольные фотки?
Он показал открытку, и его спутники дружно загоготали. С вышки светил фонарь, но Айк почти ничего не успел разобрать, только понял, что это порнуха. Мелькнули широко раздвинутые ляжки и темный треугольник волос. Хаунд утвердительно кивнул.
— Будет вам еще, в обиде не останетесь.
— Давай-ка за так, мужик, мы постоянные клиенты. — Последовал новый взрыв смеха.
— За так ничего не бывает, — ответил Хаунд.
Айк не мог забыть фотографию. Показалось ему или вправду там была кровь? Он очень хотел взглянуть еще, но снимок уже исчез. Хаунд поднялся, встали и мексиканцы. Они пошли по тропе, ведущей к пляжу, и вскоре скрылись в темноте. Отряхивая джинсы, Айк попытался припомнить хотя бы одно из их лиц и понял, что не может. В памяти остались лишь голоса, белые футболки и блики света на заостренных носах черных ботинок.
В машине Хаунд протянул Айку свернутую пачку банкнот.
— Сосчитай, — сказал он.
Айк принялся считать, а Адамс вынул из кармана пистолет и снова засунул его в бардачок.
— Неплохо за одну ночь?
Айк кивнул.
— Теперь твоя очередь.
Они полетели назад, к залитому светом перекрестку Мейн-стрит и прибрежного шоссе, к веселой змейке огней хантингтонского пирса, уходящей в Тихий океан. Всю дорогу у Айка не выходили из головы слова Хаунда.
Они медленно подкатили к пирсу и развернулись. На этот раз Хаунд решил припарковаться не на самом шоссе, а на площадке для парковки — той самой, где произошла стычка с байкерами. Заглушив мотор, он повернулся к Айку.
— Ну, как доска?
— Ничего. Хорошо бы попробовать ее на волнах попроще.
— В конце сезона.
Айк кивнул.
— Из тебя может выйти толк, — сказал Хаунд, — ты сегодня неплохо держался. Помни, в серфинге надо не только делать, но и думать, что делаешь.
Хаунд помолчал, а Айк уставился в окно на темную линию пляжа.
— Я взял тебя сегодня с собой, — продолжал Хаунд, — чтоб ты кое-что увидел. У меня есть к тебе предложение.
Он снова помолчал, и Айк украдкой посмотрел на него. Ему стало не по себе от пристального взгляда Хаунда.
— Ты занимаешься мотоциклами, это дело требует умения и сноровки. Надо понимать работу разных систем и как все это действует вместе. Так в любом деле: сначала надо понять сам принцип работы, понять, что ты делаешь. Это часто бывает трудно, ведь так? Улавливаешь, о чем я?
Айк кивнул. Он смотрел на темный пляж и гадал, к чему на этот раз клонит Хаунд и в чем тут связь с новой доской, которую, как он понимал, ему придется отрабатывать с сегодняшней ночи.
— Разуй глаза, — продолжал Хаунд, — здесь можно заработать не только мотоциклами. Есть и другие механизмы. Сам этот город — одна большая система. Можно подчинить ее себе, заставить делать то, что тебе нужно. И даже мараться при этом не придется. Какого хрена тебе ходить в шестерках у безмозглого неандертальца вроде Морриса? Что тебе действительно нужно, так это понять принципы, по которым работает механизм. — Хаунд выразительно помедлил. — Один ты сегодня уже видел. Это очень простой принцип: спрос рождает предложение. У меня есть то, чего хотят эти тупые латинос. Я знаю, что они хотят, и знаю, где и как это достать. А они знают только первое, и ничего больше. Эти пацаны — ничтожные винтики системы, но принцип «спрос рожает предложение» применим ко всему механизму. Ты потерял доску, тебе нужна доска, я могу тебе ее дать. Я даю тебе то, что тебе нужно, но и ты можешь кое-что для меня сделать.
