Эдвард Банкер - И пожрет пес пса…

— Я лазил на эту башню. Пьяный, конечно.

Бешеный Пес посмотрел на башню и покачал головой. Лестницы на башне не было, смельчаку пришлось карабкаться по стальным конструкциям.

Сото перешла в Хантингтон-драйв — шестирядный бульвар с широкой осевой полосой, по которой некогда бегали большие красные трамваи, возившие пассажиров через весь округ, в Азузу, Клермон и Кукамонгу. Трой снова мысленно проклял гигантов автомобилестроения и покрышек, похоронивших величайшую в мире систему общественного транспорта, неизменно завершавшую год с прибылью. Деньги, украденные у общества, так к нему и не вернулись.

— Так им и надо, гребаным болванам! — пробормотал Трой.

Злосчастный наркоман, ввалившийся в банк с запиской об ограблении и забирающий у кассира восемьсот долларов, получает двадцать лет, в то время как финансисты присваивают миллиарды общественных денег, дают их взаймы Конгрессу, и общество платит проценты — еще четыре миллиарда. Финансист покупает себе во Флориде домик за пять миллионов, а потом объявляет себя банкротом…

— Почему бы не пощипать такого мошенника? — сказал Трой вслух, поворачиваясь к Бешеному Псу.

— Что?

— Ничего.

Обветшалые домишки сменились лавками, потом началась Альхамбра и снова потянулось жилье, но уже поприличнее; в Южной Пасадине оно стало и того лучше. Теперь посредине дороги раскинулся ухоженный газон с подстриженными кустиками. После указателя «Сан-Марино» пошли уже не дома, а загляденье. Трой заранее нашел улицу Вирджиния-роуд в атласе улиц. Цель была близка.

— Сворачивай налево!

Дома стали вдруг больше и богаче: мечта становилась реальностью. Дома стояли посреди просторных лужаек. Все здесь было сделано по последнему слову техники, по новейшей американской моде: трубопроводы, ограждение, вентиляция. Материалами служили обыкновенные дранка и штукатурка, но внешне царствовал стиль английских Тюдоров, французского Прованса, колониального Монтерея, кирпичного Вильямсбурга, просторного современного ранчо. Участки были вылизаны, повсюду цвели цветы — это в декабре-то! Кое-где в эркерах фасадов уже красовались украшенные рождественские елки, мигающие разноцветными огоньками.

— Райончик что надо! — присвистнул Бешеный Пес.

Дорога сужалась, но дома становились все больше, чугунные заборы все выше, зеленые изгороди все гуще. «Ягуар» приближался к цели.

Искомый дом оказался двухэтажным, в средиземноморском стиле. Окружавшую его кирпичную стену венчали частые чугунные зубцы. Лужайка по площади была близка к футбольному полю.

— Ты уверен, что это здесь? — спросил Бешеный Пес.

— Не останавливайся. Сейчас проверю. — Трой включил лампу и вгляделся в клочок бумаги. Если Чепе не ошибся, это здесь. — Все правильно. Сейчас вернемся и посмотрим еще раз.

Они еще дважды проехали мимо фасада с минимальной скоростью. На угловой колонне ограды зубцов не было. На то, чтобы здесь перелезть и скрыться в кустах с той стороны, ушло бы не больше десяти минут. Приближающийся автомобиль можно было заметить с большого расстояния. Угловую колонну было видно только от дома напротив, но и тот был закрыт деревьями.

— Вернемся днем, — решил Трой. — Сматываемся.

В Южной Пасадине, на Монтерей-роуд, в машине ожил сотовый телефон.

— Твой верзила уже едет по автостраде в Голливуде, — сообщил Греко. — Я велел ему остановиться в «Холидей Инн» в Хайленде. Он будет ждать вас там.

— Спасибо.

— Скоро мне позвонит Чепе.

— Хорошо. Надо кое-что обсудить.

Целая цепочка домов Южной Пасадины была залита светом рождественских огней на деревьях и в окнах. На одной лужайке уже красовался рождественский вертеп. Столь трогательное зрелище не могло оставить равнодушным даже Бешеного Пса Маккейна.

— Знаешь, Трой, — выдавил он, — ты мой единственный друг во всем этом сраном мире.

— Что ты, брат, все хорошо! — Трой улыбнулся.

— Нет, я серьезно.

— И ты мой лучший друг. — Внутренне Трой поморщился от своей лжи. На самом деле рядом с Бешеным Псом ему становилось не по себе: слишком уж тот был возбудим и непредсказуем. Однако его пьянило ощущение своей власти. Он знал, что стоит ему приказать: «Убей!» — и Бешеный Пес убьет. Ему было невдомек, что убийство вошло у Бешеного Пса в привычку… Он вспомнил легенду о старике-горце Хасане ибн-аль Саббахе, от которого пошло словечко «ассасин». Тот нанимал убийц по всему миру, давал им курнуть гашиша — и они бодро резали глотки тем, на кого им указывали. Такие пришлись бы кстати и теперь — все лучше, чем кретины, поливающие все вокруг свинцом из автоматов…

Еще через квартал Бешеный Пес снова заговорил:

— Вот что я тебе скажу, брат: не нравится мне этот хренов Дизель.

— Мне казалось, что вы ладите, — опять соврал Трой. — Он тебя ценит. Считает, конечно, что иногда ты срываешься, но недавно он мне сказал про тебя: «Стоящий парень!»

— Дизель — про меня?

— Представь себе! Кроме шуток.

— Может, я не прав, но иногда он корчит из себя крутого. Подумаешь, туша, бывший, видите ли, боксер-профессионал! Профессионалу тоже можно пустить кровь.

— Нет, он не выпендривается. Он тоже знает, что крутых ждет могила. — Заключенным не надо было доказывать, что крутым парням прямая дорога на кладбище. — Если он тебя достанет, только скажи мне — мы живо с этим разберемся.

— Вот это — дело. Спасибо, Трой. Ты настоящий друг… — Маккейн смущенно умолк.

Трой испытывал суеверный страх перед обманом. В детстве он видел, как обманщиков обдают презрением, потому, должно быть, и избрал путь вооруженного грабежа. Что может быть прямее и честнее?

Улица Монтерей-роуд вынырнула из холмов Южной Пасадины. Ее продолжением был мост над Пасадинским шоссе. Они вернулись в пределы Лос-Анджелеса. Всего десять лет назад здесь жили работяги-итальянцы и ирландцы, а также второе поколение латиносов, а теперь обитали сплошь мексиканцы. Все вывески были на испанском языке. Трой, сидевший теперь за рулем, знал про эстакаду, ведущую внутрь Пасадины. Она была частью старой автострады, свернув на которую следовало обязательно остановиться. Он надавил на акселератор и мигом превратил «ягуар» в ракету.

— Я жрать хочу, — сообщил Бешеный Пес.

— Я тоже. Но давай сперва заберем Дизеля и Алекса из отеля. Там рядом мой любимый ресторан.

— Это какой же?

— «Муссо Фрэнкс» на Голливудском бульваре. Раньше он назывался «Алгонкин-Вест».

— Никогда о таком не слышал.

— Надо будет туда заскочить.

В «Холидей Инн» их ждала записка: друзья сидели в баре. Алекс пил коктейль «Отвертка», Дизель — пиво.

— Идем есть, — скомандовал Трой. — Можно пешком, это в паре кварталов отсюда.

По пути Дизель и Бешеный Пес, уподобившись многочисленным туристам, изучали имена знаменитостей сцены, кино, телевидения, музыки и радио, запечатленные на звездах посреди тротуара.

В ресторанной кабинке Трой поведал Дизелю о предстоящем похищении. Сначала верзила скорчил рожу и отрицательно покачал головой.

— Ну не знаю… Похищать детей. Самое поганое дело!

— Мы его пальцем не тронем. Он и не узнает, что его похитили.

— Забыл о законе Линдберга?[13] Это же пожизненное!

— Третий приговор — в любом случае пожизненное, — напомнил Алекс. — Хоть за воровство из супермаркета, хоть за бегство из отеля без расчета за номер…

— Даже за «слепой эксгибиционизм»!

— Это еще что за штука?

— Непристойное оголение перед слепыми! — хором ответили Трой и Алекс.

— Что? Да ладно, не гоните!

— Нам светят огромные деньги, — сказал Трой. — До двух миллионов! И девяносто девять шансов из ста, что никто ни о чем не заявит.

— Считаешь, стоит?

Трой медленно кивнул.

— Ладно, я с вами.

Официант принес горячее. За едой Дизель размышлял о том, как он поступит со своей долей. Лучше всего — надежные инвестиции, скажем в доходное жилье. Так он обеспечит будущее Чарльзу-младшему. Надо будет посоветоваться с Джимми Мордой. Джимми владел несколькими дрянными отелями, настоящими ночлежками, в Сакраменто и Стоктоне. А что до похищения… Что с того, что отец ребенка — крупный наркоделец, способный с ними расправиться? Он не узнает, кто они такие. Сколько Дизель себя помнил, кто-то всегда хотел его пришить. Взять хоть подельника, Бешеного Пса Маккейна: этот будет пострашнее любого наркоторговца… Кстати, когда они с Троем останутся вдвоем, надо будет показать ему газетную статью о пропавших девушках.

Майк Бреннан не изменил внешность, разве что надел очки без оправы и по-другому причесался, чтобы воскресным вечером перейти вместе с бесчисленными гражданами США через границу, из Тихуаны в Сан-Исидро. Турникеты работали в режиме «нон-стоп», пограничники едва успевали взглянуть в лицо и в лучшем случае спросить о месте рождения и жительства. Ответ «Сан-Диего» или «Лос-Анджелес» звучал менее подозрительно, чем какой-нибудь отдаленный город. На всякий случай бумажник Майка топорщился от удостоверений на вымышленное имя. Его никогда не арестовывали, он не служил в армии, поэтому его отпечатки пальцев были неизвестны. Он совершенно не боялся ареста по постановлению суда Центрального округа Калифорнии. Он никого не предупреждал о своем появлении, поэтому его никто не мог выдать. Он не собирался садиться в тюрьму: туда попадают одни болваны. Гораздо опаснее было пользоваться автомобилем. Кое-какой риск существовал, но он был готов рискнуть. Близилось Рождество, и ему не терпелось полюбоваться на своего первенца. Ребенок жил с матерью. Пока он питается грудным молоком и пачкает пеленки, ему без нее не обойтись, но, когда ему стукнет лет восемь — десять, Майк заберет его к себе. Мать получала за сотрудничество четыреста тысяч в год и знала, что в случае отказа ей несдобровать.