Блистер облачился в хирургический халат, на шее болтался стетоскоп, а рот и уродливый нос прикрывала белая повязка, которая эффективно скрывала более серьезные увечья, полученные от меня. Спиди, самый низенький в этой троице, щеголял в украшенном блестками костюме матадора, и, наверное, все, кроме меня, считали его неотразимым. Общество этих громил не прибавило бы мне здоровья, в прошлом они доставили мне немало хлопот.
Между тем все шестеро направлялись прямо ко мне, взяв курс на бар. Если их одолевала жажда, бар становился для меня слишком опасным местом. Я сделал последний глоток и соскользнул с высокого табурета. Вся компания уже подошла к бару, окружив меня со всех сторон; они заказывали выпивку, девицы хихикали, а мужчины фыркали, вспоминая добрые старые времена. Две девицы заказали по «Стингеру», а Вава Вуум — мартини. Фарго пил чистое виски, а Блистер и Спиди — бурбон.
Я старался не думать о том, что сделают со мной эти гориллы, если обнаружат, что я — Шелл Скотт. Вдруг белокурая Вава, кутавшаяся в норковое манто, обратила на меня внимание и заверещала:
— Ууу! Поглядите, какой забавный клоун!
Мне стало нехорошо. Фарго отвернул нос в сторону, чтобы он не мешал смотреть на меня, а Блистер окинул меня мрачным взглядом.
— Потрясный костюм, парень, — сказал Спиди. — Так намазался, что не поймешь, кто ты такой.
— Послушай, красавчик, — обратилась ко мне блондинка, — назови нам свое имя, а?
Я отпрыгнул от них, потом сделал еще один небольшой прыжок, потом очень длинный прыжок и затесался в толпе, а блондинка вопила:
— Ух ты, какой он забавный, правда?
«Заткнись ты!» — подумал я, добавив к этому несколько нелестных слов в ее адрес. По крайней мере, эта банда не отправилась вслед за мной выяснять, кто же такой этот забавный клоун. «Если эта блондинка выпьет еще пару стаканчиков, — мрачно подумал я, — неизвестно, что она выкинет».
После этого происшествия я постарался не задерживаться подолгу на одном месте. Слонялся по залу, улавливая обрывки разговоров весело болтающих мужчин и женщин и с нетерпением ожидая назначенного срока. В девять часов, как мы договаривались, миссис Квин должна отправить своего супруга наверх, в его кабинет. Но я начинал волноваться — по другой причине. Я еще не видел миссис Квин. Если она обманом завлекла меня сюда или вообще не собиралась появляться на балу, мне крышка. Я продолжал свое турне среди разноцветных костюмов и масок, зал уже заполнился, все приглашенные собрались. Это означало, что здесь находится сто приглашенных плюс их жены, любовницы или подружки, приехавшие вместе с ними на праздничный вечер.
Проходя мимо них, я слышал отдельные слова, обрывки фраз и предложений:
— Айки поймали в Цинциннати, но он получил только восемь месяцев отсидки...
— ...два раза выстрелил ему в голову. Прикончил его на месте.
— Прикончил, говоришь? Что ж, такова жизнь!
— Они все слетелись туда как мухи на мед, когда ворвалась полиция, но Лулу переговорил с сержантом, тот ему: ну, ты сейчас сдохнешь, а он...
Мне хотелось остановиться, чтобы услышать конец фразы, но, заметив поблизости Малыша Хэла и Пиццу Джима, я поспешил ретироваться.
Когда я проходил мимо, Джим рассказывал:
— ...и Шедоу. Похоже, нам больше не видать Папашу Райена — теперь уже бывшего Папашу Райена.
А Хэл переспросил:
— Бывшего? Ты что хочешь сказать? Что он опоздал? Он даже не придет...
Я поспешил отойти подальше, чутко прислушиваясь и приглядываясь к происходящему вокруг меня. И наконец, когда до девяти часов оставалось несколько минут, я увидел миссис Фрэнк Квин. Она была в длинном, до полу, белом платье, на руках — длинные белые перчатки, и какие-то белые перышки украшали ее волосы, как будто их посыпали перхотью. На шее красовалось массивное, тяжелое ожерелье, испускающее яркие лучи; она говорила мне, что это бриллианты. Теперь понятно, почему ее муж предпочитал хранить это ожерелье под замком в своем сейфе, а не выставлять на всеобщее обозрение. Особенно среди столь ловких на руку гостей.
Но бриллиантовое ожерелье свидетельствовало о том, что миссис Квин не отказалась от нашего сотрудничества. Мысль об этом да еще тот факт, что меня никто не узнал, подняли настроение и придали мне новые силы, — я внезапно успокоился и расслабился. Меня переполняла вновь обретенная уверенность в себе, и необоснованное ощущение безопасности приятно согревало душу. Меня забавляла мысль, что волей случая я оказался среди невероятного сборища воров и убийц, такой большой банды мне еще не приходилось видеть. Кого здесь только не было: фальшивомонетчики и мелкие воришки, мошенники и убийцы. В этом зале собрались представители преступных синдикатов, мафии, банд, подонки из рэкета, наследники Аль Капоне и Диллинджера, — все те, кто олицетворял тупую, безмозглую силу. А я брожу, живой и невредимый, среди сотни самых жестоких и опасных преступников Лос-Анджелеса; как минимум, половина из них с громадным удовольствием пристрелила бы меня, и я даже гордился этим.
Такое бодрое, беззаботное настроение очень опасно, поэтому я взял себя в руки и постарался умерить собственный энтузиазм, позволяя ему согревать мне душу, но не выпуская его из-под контроля. Я понимал, что причиной такого состояния является избыток гормонов, флюидов и горючего, поступивших в кровь из-за избытка напряжения и волнения, постоянного ощущения опасности. Но все же я сообразил, что пора отправляться наверх. Такое путешествие следовало проделать как можно быстрее. И пока я ощущал в себе такой избыток сил, что готов был поднять одной рукой этот дом, надо было пользоваться моментом.
Рассудив так, я стал пробираться через толпу танцующих к лестнице, ведущей на второй этаж. У ее подножия я обернулся и оглядел гостей, заполнивших зал. То ли по случайному совпадению, то ли потому, что миссис Квин узнала в клоуне с синим носом Шелла Скотта, но в ту же секунду она внезапно подошла к своему мужу. Он стоял ко мне спиной, а она встала так, чтобы я видел, как она показывает ему на свое ожерелье.
Итак, игра началась.
Кровь застучала у меня в висках, и, отвернувшись от них, я стал подниматься по лестнице. Не оглядываясь назад, я добрался до верхней площадки, чувствуя, как, независимо от моей воли, напряглись мышцы, прикрепленные к лопаткам и затылочной кости. На последней ступеньке я оглянулся, но, похоже, никто не обратил на меня внимания. Миссис Квин только что протянула мужу бриллиантовое ожерелье. Я свернул влево и быстрым шагом направился к кабинету Квина.
Дверь оказалась незапертой. Открыв ее, я вошел в черно-красную комнату, осторожно закрыл за собой дверь и замер на месте, прислонившись к ней. Что-то встревожило меня, что-то было не так, и несколько секунд я не мог понять, в чем дело. Потом сообразил: в комнате горели все лампы. Это было странно, ведь Квин не собирался заходить в эту комнату до окончания бала.
И тут я увидел клоуна. На какое-то мгновение мне показалось, что я сошел с ума, что увидел собственное отражение. Но у этого клоуна был красный нос и синие пуговицы на балахоне, прямо противоположные моим. Он неподвижно лежал на спине около стены. И посреди лба у него была дырочка, дырочка, из которой сочилось что-то мерзкое, красного и розовато-серого цвета. Сквозь эту дырочку из него ушла жизнь.
Эта картина так поразила меня, что на несколько секунд у меня помутился рассудок. Дело не в том, что я наткнулся на мертвое тело; я столько перевидал их на своем веку, что с избытком хватило бы для небольшого крематория. Но этот труп был моим двойником. За исключением дырки на лбу и того факта, что он был мертв.
Не в силах оторвать от него взгляда, я подошел ближе и, склонившись над ним, коснулся рукой его лица, покрытого белой краской, поверх которой был наложен слой грима или косметики, и еще не успевшего остыть. Нормальное состояние, если его недавно убили, но выглядел он ужасно: рот открыт, а нарисованные губы все еще кривятся в нелепой улыбке. Дырочку на лбу, очевидно, проделала маленькая пуля из пистолета 32-го калибра.
Я отошел от трупа, мои мыслительные способности хоть и очень медленно, но все же возвращались ко мне. Достав из кобуры свой кольт, я отступил к двери, через которую попал в комнату. Миссис Квин только что вручила своему мужу ожерелье, вспомнил я; он, должно быть, сейчас направляется сюда. Но если, войдя в комнату, он увидит труп, мне ни за что не проникнуть в сейф. У меня не было времени оттащить мертвеца подальше. В стене, около которой он лежал, я заметил закрытую дверь. Соседняя комната, должно быть, выходила на лестничную площадку, но я не знал, что в ней находится. Если сейчас кто-нибудь увидит, как я тащу труп или как-то странно веду себя, поднимутся крики и выстрелы, тогда через три секунды для меня останется только один выход — взлететь на небо. Или, подумал я мрачно, провалиться в преисподнюю. Моя маскировка была хороша только до тех пор, пока никто не обращал на меня внимания.
