Я отодвинула тарелку. Особого аппетита у меня не было, и я съела только половину рыбы.
— Боюсь, что я веду себя как пуганая ворона. Бывают времена, когда я сожалею, что у меня нет пары ребятишек и я не живу обычной семейной жизнью среднего класса. Но ты знаешь, что это миф: очень мало кто живет, как в рекламных проспектах, в золотой гармонии, в богатстве и т.д. И я чувствую, что меня привлекает к себе миф, а не реальность. Иногда мне кажется, что я сделала не тот выбор... не знаю как сказать... Может, мне следовало сидеть дома, занимаясь домашними делами, может, я избрала неверный жизненный путь. Но если люди высказывают такое мнение, я готова их съесть с потрохами.
Ральф пожал мою руку.
— Я думаю, что ты замечательная женщина, Вик. Мне нравится твой жизненный стиль. Дик просто осел. Не стриги всех мужчин под одну гребенку.
Я улыбнулась и тоже пожала его руку.
— Я знаю. Но я хороший детектив, с уже устоявшейся репутацией. А эту работу нелегко сочетать с браком. Хотя в ней и бывают все время перерывы, когда я иду по горячим следам, я не могу думать о том, что кто-то сидит дома без ужина. И я не хочу, чтобы кто-то поднимал шум из-за того, что Эрл Смейссен избил меня.
Посмотрев на свою тарелку, Ральф задумчиво кивнул.
— Понятно. — Он усмехнулся. — Но ты можешь найти мужчину, который уже имеет детей, пожил семейной жизнью и будет стоять в стороне, восхищаясь твоими успехами.
Тим подошел принять наш заказ на десерт.
Я выбрала фирменное блюдо «Ахаба» — красиво оформленное мороженое с ликером. Я так и не доела рыбу, и мне уже надоело сидеть на строгой диете. Ральф присоединился к моему выбору.
— Но я боюсь, что связываться с Эрлом Смейссеном очень небезопасно, — добавил он после ухода Тима.
— Но ведь и разбирать претензии, требования возмещения убытков тоже небезопасно? — спросила я. — Могу себе представить, что время от времени тебе приходится иметь дело с мошенниками, которые не испытывают большой радости, когда их мошенничества разоблачают.
— Верно, — согласился он. — Но разоблачить мошенничество гораздо труднее, чем ты думаешь. Особенно когда произошел какой-нибудь несчастный случай. Есть множество продажных докторов, которые готовы удостоверить труднодиагностируемые увечья: например, растяжение позвоночника, не подтверждаемое рентгеном.
Я никогда не подвергался никакой опасности. Если ты знаешь, что претензии неосновательны, и они знают, что ты это знаешь, ты назначаешь возмещение убытков гораздо ниже того, которое назначил бы суд, если бы было возбуждено дело. Таким способом ты отделываешься от них — судебные процессы очень дорого обходятся страховой компании, потому что жюри всегда на стороне истца, так что с этим приходится мириться.
— И часто это практикуется? — спросила я.
— Все считают, что они могут бесплатно прокатиться за счет страховой компании; они не понимают, что в конечном итоге это приводит к повышению расценок. Но как часто нам причиняют ущерб? Не могу сказать. Когда я работал страховым агентом, то по моим прикидкам, одна из каждых двадцати или тридцати претензий была ложной. Но претензий так много, что ты не можешь оценить каждую из них, поэтому сосредоточиваешься лишь на крупных.
Тим принес неотразимо соблазнительное мороженое. Я съела его все, без остатка.
— На днях я нашла бланк о выплате пособия. Бланк компании «Аякс», но не подлинник, а копия. Любопытно было бы знать, действительный ли это документ.
— В самом деле? — изумленно спросил Ральф. — Где же ты его нашла? У себя на квартире?
— Нет, на квартире у молодого Тайера.
— Он у тебя с собой? Я хотел бы его видеть.
Я подняла сумку с пола, вытащила бланк из задернутого «молнией» отделения и дала Ральфу. Он тщательно его просмотрел.
— Выглядит как наш бланк. Любопытно, зачем его взял молодой Тайер. Такие документы не полагается забирать с собой. Он сложил бланк и убрал его в бумажник.
— Надо отнести его обратно в офис.
Я была не удивлена, а очень довольна, что у меня хватило предусмотрительности снять ксерокопию.
— Тебе знакома фамилия предъявителя? — спросила я.
Он вновь вытащил бланк и прочитал имя.
— Нет, я даже не могу его произнести. Но здесь предусматривается максимальное возмещение убытков, то есть компенсация за полную инвалидность — временную или постоянную. Это означает, что по этому делу должно быть объемистое досье. Почему он такой запачканный?
— Лежал на полу, — уклончиво ответила я.
Когда Тим принес счет, я настояла, чтобы половину заплатила я.
— Еще несколько таких обедов, и ты не сможешь выплачивать алименты или вносить квартирную плату.
В конце концов он уступил.
— Кстати, — сказал он, — прежде чем меня выкинут на улицу за неуплату квартирной платы, не хочешь ли ты взглянуть на мою квартиру?
Я рассмеялась:
— Да, конечно, Ральф. С удовольствием.
Будильник Ральфа зазвонил в шесть тридцать; я чуточку приоткрыла глаза, чтобы взглянуть на часы, и зарылась головой под подушки. Ральф попробовал сделать то же самое, я оказала ему сильное сопротивление. Но эта возня окончательно разбудила меня. Я села.
— Почему так рано? Разве ты должен быть в офисе в семь тридцать?
— Для меня это не рано, малышка; когда я жил в Даунерз-Гроув, я вставал каждый день в пять сорок пять, а здесь я просто блаженствую. К тому же я люблю утро — это лучшая часть дня.
Я застонала и снова легла.
— Должно быть, Бог очень любил утро, он сотворил их так много. А не мог бы ты принести мне кофе?
Он слез с кровати и поиграл мускулами.
— Пожалуйста, мисс Варшавски, мадам. Здесь обслуживают с улыбкой.
Я невольно рассмеялась:
— Я вижу, что ты с утра полон бодрости. Боюсь, что завтракать мне придется где-нибудь в другом месте.
Я спустила ноги с кровати. Это было четвертое утро после моей встречи с Эрлом и его подручными, и я почти не чувствовала никакой боли. Вот что значит постоянная тренировка. А стоит только расслабиться, и я потеряю форму.
— Я могу накормить тебя, — сказал Ральф. — Не очень сытно, но тост у меня есть.
— Сказать тебе честно, я хотела бы сегодня утром побегать перед едой. Я не тренировалась вот уже пять дней, а это очень быстро сказывается. К тому же у меня есть подопечная девочка, она сейчас у Лотти, и я должна ее проведать.
— Я возражаю только против того, чтобы ты устраивала оргии с мальчиками. Но, может, ты вернешься сюда вечером?
— Ммм. Пожалуй, нет. Сегодня вечером я должна присутствовать на совещании, а затем повидать Лотти и мою подружку. — Настойчивость Ральфа настораживала меня. Не хочет ли он держать меня под наблюдением или, может быть, просто он одинокий мужчина, тянущийся к первой женщине, которая приняла его ухаживание? Если Мастерс причастен к убийству Джона и Питера Тайеров, нельзя исключать возможность, что его помощник, который работает с ним три года, также замешан в этом деле.
— Ты встаешь так рано каждое утро? — спросила я.
— Если не болен.
— И в прошлый понедельник ты тоже встал рано?
Он посмотрел на меня с недоумением.
— Наверное. Почему ты спрашиваешь? Ах да, это то утро, когда был убит Питер... Так вот, в то утро, прежде чем пойти на работу, я зашел на квартиру к молодому Тайеру и держал его, пока Ярдли с ним расправлялся.
— А Ярдли пришел рано в то утро? — допытывалась я.
— Я же не его секретарь, черт возьми, — взорвался Ральф. — Он не всегда приходит в одно и то же время, у него бывают деловые завтраки и встречи, а я не сижу с хронометром, чтобы засечь время его прихода.
— О'кей, о'кей. Успокойся. Я знаю, ты считаешь, что Мастерс — сама честность. Если бы он делал что-нибудь противозаконное, он, конечно, обратился бы к тебе, своему верному сподручному, за помощью. Ты ведь не хотел бы, чтобы он прибег к услугам кого-нибудь другого, менее способного, чем ты?
Его лицо расслабилось, и он прыснул от смеха.
— Ты позволяешь себе просто возмутительные вещи. Будь ты мужчиной, я бы не спустил тебе такие оскорбления.
— Будь я мужчиной, я бы не лежала в твоей постели. — Я схватила его за руку и притянула к себе, и все же я продолжала думать, что он делал в понедельник утром.
Ральф, посвистывая, пошел принимать душ. Я раздвинула занавески и выглянула наружу. Воздух был бледно-желтого цвета. Даже в это раннее время солнце уже, видимо, припекало. Погода явно изменилась, вновь начиналась обычная летняя жарища. Я тоже приняла душ, оделась и села рядом с Ральфом за стол, чтобы выпить чашку кофе. Его квартира состояла из одной большой жилой комнаты, частично отгороженной под столовую. Кухня, вероятно, когда-то служила чуланом; плита, мойка и холодильник стояли впритык. Там даже негде было воткнуть стул и готовить можно было лишь стоя. Однако выглядела квартира неплохо. Перед дверью стояла большая софа, между окнами — большое кресло. Я где-то читала, что люди, живущие в комнатах с высокими, от потолка до пола, стеклами, отодвигают мебель от окон — они испытывают непроизвольный страх перед падением. Кресло отделяли от окон, занавешенных легкими шторами, целых два фута. Вся обивка и шторы были из ткани с одинаковым цветочным рисунком. Неплохая обстановка для меблированной квартиры. В семь тридцать Ральф встал.
