Через магазин и через двор мы пришли к его дому. Там собрались человек десять — двенадцать.
Его преподобие Диркс, истощенный высокий мужчина с длинным худым лицом и узкими губами, обратился ко мне с речью. Он называл меня братом, он объяснял, как дурен их город, и сказал, что он и его друзья готовы дать под присягой показания, необходимые для ареста разных людей, совершивших шестьдесят с чем-то преступлений за последние два года.
У него и список был — с фамилиями, датами и часами, и он зачитал мне этот список. Все, с кем я познакомился сегодня, кроме присутствующих, упоминались в списке хотя бы по разу, равно как и многие, с кем я еще не успел познакомиться. Преступления были разнообразные — от убийства до алкогольного опьянения и сквернословия.
— Если вы мне дадите список, я его изучу, — пообещал я. Список он мне дал, но обещаниями не позволил отделаться.
— Брат, час промедлить с наказанием зла — значит стать его соучастником. Ты побывал в доме греха, которым заправляет Барделл. Ты слышал, как оскверняли Субботу стуком бильярдных шаров. Ты обонял их дыхание, смердящее контрабандным ромом. Порази же их сейчас, брат. Да не скажут, что ты потакал злу с первого дня пребывания в Штопоре. Ступай в сии чистилища и исполни твой долг, как христианин и как представитель закона!
Он был священник; я не хотел смеяться.
Я поглядел на остальных. Они сидели — и мужчины, и женщины — на краешках стульев. На лицах у них было такое выражение, какое видишь у зрителей на боксерском матче перед ударом гонга.
Миссис Эклин, жена хозяина конюшни, женщина с костлявым лицом и костлявым телом, уставила на меня глаза, твердые как голыши:
— А эта бесстыжая распутница, женщина, которая называет себя сеньорой Геей… и три девки, которые выдают себя за ее дочерей! Плохой из вас заместитель шерифа, если вы оставите их хотя бы еще на одну ночь дома… чтобы они продолжали развращать мужчин округа Орилла!
Остальные энергично закивали.
Мисс Джейни, учительница с кислым лицом и фальшивыми зубами, тоже вставила замечание:
— А еще хуже этих… этих созданий — Клио Ландес! Хуже потому хотя бы, что эти… эти девки… — она потупилась, ухитрилась покраснеть, скосилась на священника, — эти девки хотя бы не скрывают, кто они такие. А о ней… кто знает, что за ней водится?
— Про нее не знаю, — начал Аддерли, но жена не дала ему закончить.
— Я знаю! — рявкнула она. Это была крупная усатая женщина, и корсет ее торчал шишками из-под черного блестящего платья. — Мисс Джейни совершенно права!
— А эта Клио Ландес значится в вашем списке? — спросил я, ибо действительно не помнил.
— Нет, брат, она не значится, — сокрушенно ответил его преподобие Диркс. — Но только потому, что она хитрее остальных. Без нее Штопор определенно станет чище. Эта женщина несомненно низкого морального уровня, без видимых средств существования и связана с худшими элементами.
— Рад был познакомиться с вами, друзья, — сказал я, складывая список и засовывая в карман. — И рад узнать, что вы меня поддержите.
Я двинулся к двери, надеясь улизнуть без дальнейших разговоров. Номер не прошел. За мной последовал священник.
— Ты поразишь их сейчас же, брат? Ты идешь священной войной на дом похоти и на притон азарта?
— Рад заручиться вашей поддержкой, — сказал я, — но никаких массовых арестов не будет — пока что во всяком случае. Ваш список я изучу и предприму то, что считаю нужным, но я не намерен сильно беспокоиться из-за мелких нарушений двухлетней давности. Я начинаю с нуля. Меня интересует то, что произойдет с этой минуты. До скорой встречи. — И я ушел.
Автомобиль ковбоев ждал меня перед магазином.
— Познакомился с лучшими людьми, — объяснил я, устраиваясь между Милк-Ривером и Баком Смоллом.
По загорелому лицу Милк-Ривера разбежались от глаз морщинки.
— Тогда ты знаешь, какая мы сволочь, — сказал он.
Данн повез нас по улице на юг, за городом свернул направо, в мелкую лощину, выстланную песком и камнями. Песок был глубок, а камни многочисленны; мы продвигались медленно. После полутора часов тряски, удушья и зноя мы выбрались из этой лощины и съехали в другую, пошире и позеленее.
Наконец из-за поворота показались строения ранчо X. А. Р. Под низким навесом, где уже стояла одна машина, мы вылезли. Из-за беленого дома к нам шел мускулистый, широкий в кости мужчина. Лицо у него было квадратное и темное. Короткие усики и маленькие, глубоко посаженные глаза — тоже темные. Это, как выяснилось, был Пири, управлявший ранчо вместо хозяина, который жил на Востоке.
Ему нужна хорошая смирная лошадка, — сказал Милк-Ривер, — и мы подумали, не продашь ли ты своего Ролло. Такого смирного конька я в жизни не видел.
Пири сбил высокое сомбреро на затылок, покачался с носков на пятки.
— Сколько думаешь заплатить за этого, значит, коня?
— Если он мне подойдет, — сказал я, — готов заплатить за него столько, сколько надо, чтобы его купить.
— Это неплохо, — сказал он. — А что, если кто-нибудь из вас, ребята, накинет на саврасого веревку да приведет его, чтобы человек посмотрел?
Смит и Данн отправились вдвоем, сделав вид, что им очень не хочется.
В скором времени ковбои вернулись — верхами, ведя между собой саврасого, уже взнузданного и под седлом. Я заметил, что ведут они его на веревках. Это была нескладная лошадка масти недозрелого лимона, понурая, с римским носом.
— Вот он, — сказал Пири. — Попробуй его, и поговорим о деньгах.
Я бросил окурок и подошел к савраске. Он печально скосил на меня один глаз, повел ухом и продолжал грустно смотреть на землю. Данн и Смит сняли с него веревки, и я сел в седло.
Пока обе лошадки не отошли, Ролло стоял подо мной смирно.
А потом показал, на что он способен.
Он поднялся прямо в воздух и повисел в нем, чтобы успеть повернуться кругом до возвращения на землю. Он встал на передние ноги, потом встал на задние, потом со всех четырех снова поднялся в воздух.
Начало мне не понравилось, но оно меня не удивило. Я понимал, что я агнец, отданный на заклание. Нынешний случай был третьим в моей жизни, и такое я могу пережить. В краю скотоводов городской человек рано или поздно должен очутиться верхом на несговорчивом животном. Я городской человек, но могу даже ехать на лошади, если лошадь согласна сотрудничать. Но если она не согласна — тогда она выиграла.
Ролло намеревался выиграть. Я был не настолько глуп, чтобы тратить силы на борьбу с ним.
Поэтому, когда он еще раз поменял точки опоры, я упал с него, расслабясь, чтобы не разбиться о землю.
Смит поймал желтого конька и держал его за повод, пока я отнимал колени от лба и поднимался на ноги.
Пири сидел на корточках и смотрел на меня нахмурясь. Милк-Ривер смотрел на Ролло с видом, который должен был означать крайнюю степень изумления.
— Слушай, что ты сделал коню, что он себя так ведет?
— Может, он просто шутит, — сказал я. — Попробую еще раз.
И снова Ролло стоял тихо и печально, пока я на нем не разместился. Затем возобновил конвульсии — и я приземлился в кустах на плечо и затылок.
Я встал, потирая левое плечо, ушибленное о камень. Смит держал саврасого. Лица у всех пятерых были серьезны и официальны — слишком серьезны и официальны.
— Может, ты ему не нравишься? — предположил Бак Смолл.
— Может быть, — согласился я, в третий раз забираясь на Ролло.
Лимонный дьявол вошел во вкус и прямо любовался своей работой. Он позволил мне пробыть на борту дольше, чем в прежние разы, — чтобы скинуть крепче.
Когда я грянулся оземь перед Пири и Милк-Ривером, мне стало нехорошо. Я не сразу смог подняться, а поднявшись, вынужден был постоять некоторое время, прежде чем почувствовал под собой землю.
— Подержите его минутку… — начал я. Передо мной возникла плечистая фигура Пири.
— Хватит, — сказал он. — Я не желаю тебе смерти.
— Уйди с дороги, — зарычал я. — Мне нравится. Еще хочу.
— На моего коня ты больше не сядешь, — зарычал он в ответ. — Он не привык к таким грубостям. Падаешь неаккуратно — повредишь мне коня.
Я попытался обойти его. Толстой рукой он преградил мне дорогу. Я заехал в темное лицо кулаком. Он попятился, но на ногах устоял. Я подошел к коню и сел в седло.
Ролло наконец поверил в меня. Мы были старые друзья. Он решил показать мне самое заветное. Он делал такие штуки, каких ни одна лошадь не смогла бы сделать.
Я приземлился в тех же кустах, что и прежде, и остался лежать.
Не знаю, сумел ли бы я встать, если бы захотел. Но я не хотел. Я закрыл глаза и успокоился. Если я не добился того, чего добивался, я готов признать поражение.
Смолл, Данн и Милк-Ривер внесли меня в дом и расправили на койке.
— Не думаю, что мне будет большая польза от этой лошади, — сказал я им: — Наверное, надо поискать другую.
