— Кристи, давай оставим это, — спокойно сказал Бейфус. — С этим можно подождать.
— Я и кончаю, — ответил Френч. — Своим собственным методом. Этот тип еще не раскололся, и я жду, когда это произойдет. Не уверяй меня, Марлоу, что ты совсем непричастен к этому делу.
— Что вы хотите услышать от меня?
— Угадай.
— У вас сегодня кровожадное настроение, — ответил я. — Вы хотите расколоть меня пополам. Но вам и этого мало: вы хотите, чтобы я извинился перед вами.
— Это не помешает, — заметил он сквозь зубы.
— А как бы вы поступили на моем месте? — спросил я.
— Не могу представить себя упавшим так низко.
Кристи облизал губы. Он непроизвольно стал сжимать и разжимать правую руку.
— Успокойся, Кристи. Брось! — сказал Бейфус.
Френч не двинулся с места. Бейфус подошел и встал между нами.
— Отойди, Фред, — сказал Френч.
— Нет.
Френч сжал кулак и ударил Бейфуса в челюсть. Тот пошатнулся, согнулся и закашлялся. Он долго тряс головой, потом выпрямился и подмигнул мне.
— Новый вариант допроса третьей степени, — сказал он. — Копы вышибают друг у друга мозги, а допрашиваемый раскалывается от страха перед этим зрелищем.
Он потрогал челюсть, она уже начала опухать. Френч стоял молча.
Бейфус достал сигареты, вытряхнул одну и протянул пачку Френчу. Тот посмотрел на сигареты, потом на Бейфуса.
— Семнадцать лет такой жизни! — сказал Френч. — Даже жена ненавидит меня.
Он потрепал Бейфуса по щеке. Тот улыбнулся.
— Я ударил тебя, Фред? — спросил Френч.
— С чего ты взял, Кристи? — ответил тот.
— Сними с Марлоу наручники и отведи в машину, — приказал Френч. — Он арестован.
— О'кей.
Бейфус зашел ко мне сзади и снял наручники.
— Пошли, беби! — скомандовал он.
Я взглянул на Френча. Тот смотрел на меня, как на пустое место. Казалось, он совсем не видел меня. Я вышел из комнаты.
Я так никогда и не узнал имени этого полицейского. Он был низковат и худощав для копа, но все же был копом. Он служил в полицейском управлении и носил пистолет в кобуре на поясе.
Говорил он мало, но у него был приятный голос и теплая улыбка.
— Вы артистически играете, — заметил я.
Мы играли в двойной «конфильд», вернее, он играл. Я просто сидел за столом и наблюдал за движениями его маленьких изящных рук. Я смотрел, как он берет карту, как кладет ее, — все это он делал точно и красиво. Во время игры он задумчиво поджимал губы или насвистывал.
Улыбнувшись, он положил девять красных карт на десять черных.
— Чем вы занимаетесь в свободное время? — спросил я.
— Играю на рояле, — ответил он. — У меня есть концертный «Стейнвей». Играю в основном Моцарта и Баха. У меня немного старомодные вкусы. Большинство людей считают такую музыку скучной, я же нет.
— Блестящая игра, — повторил я.
— Вы не представляете себе, как трудно играть некоторые вещи Моцарта, — сказал он. — На слух они кажутся простыми, особенно в хорошем исполнении.
— Кто хорошо играет Моцарта? — спросил я.
— Шнабель.
— А Рубинштейн?
Он покачал головой.
— Слишком эмоциональное исполнение, а Моцарта не следует играть, вкладывая что-то от себя.
— Держу пари, что вам удается добиться от многих признания, — сказал я. — Вам нравится ваша работа?
Он улыбнулся и переложил еще одну карту. Было видно, что человек с удовольствием проделывает эти незначительные движения, легкие, как лебяжий пух.
Моцарт? Да, мне было понятно его пристрастие.
Было около шести утра, и небо за окном начало светлеть. Я сидел в той же комнате, что и днем. Конторка в углу была закрыта. На краю длинного стола лежал кем-то поднятый карандаш Мэглашена. Стол, за которым днем сидел Кристи Френч, был засыпан пеплом. Из пепельницы торчал сигаретный окурок. Мотылек кружился над лампочкой в стеклянном колпачке.
— Устали? — спросил мой партнер.
— Одурел.
— Не надо ввязываться в такие запутанные дела. Нет в этом смысла.
— Нет смысла в том, что убит человек?
— Вы никогда никого не убивали.
— Почему вы в этом уверены?
— Так подсказывает мне здравый смысл и большой опыт общения с людьми.
— Наверно, вы любите свою работу, — сказал я.
— Она позволяет мне днем играть на рояле. Я работаю ночами, вижу много любопытного.
Он взял туза.
— Получаете много признаний?
— Я не получаю признаний, — ответил он. — Мое дело — создать настроение.
— Почему вы так откровенны со мной?
Он улыбнулся и постучал по столу краем карты:
— Мы уже давно составили о вас мнение.
— Зачем же тогда меня задержали?
Он не ответил, а повернулся и посмотрел на стенные часы.
— Думаю, сейчас нам дадут поесть.
Он встал, подошел к двери, приоткрыл ее и что-то тихо проговорил. Потом вернулся, сел и посмотрел на карты.
— Бесполезно, — сказал он. — Еще три карты, и мы блокированы. Хотите сыграть вторую партию?
— Нет, я не люблю карт. Предпочитаю шахматы.
Он бросил на меня быстрый взгляд.
— Что же вы сразу не сказали? Я тоже предпочел бы сыграть в шахматы.
— Еще больше я предпочел бы выпить горячего кофе.
— Сейчас выпьете. Правда, я не обещаю, что это будет такой кофе, к которому вы привыкли.
— Это неважно… Ну, а если не я застрелил Стилгрейва, тогда кто?
— Думаю, что именно этот вопрос и беспокоит моих коллег.
— Они должны радоваться, что кто-то отправил его на тот свет.
— Вероятно, они рады, — сказал он. — Но им не нравится способ, которым это сделано.
— Лично я считаю, что работа была очень чистая.
Он смотрел на меня, держа в руке колоду карт, потом пустил их веером в другую руку. Карты летели с легким треском, казалось, одной струей.
— Вот если бы вы так же ловко управлялись с пистолетом… — начал я.
Поток карт остановился. Вместо них в его руке оказался пистолет, причем я не заметил, как он достал его. Столь же быстро оружие исчезло, и его место снова заняли карты.
— Вам бы работать в Лас-Вегасе, — заметил я.
Он перетасовал колоду, подрезал ее и сдал мне королевский флеш пиками.
— Со «Стейнвеем» работать спокойнее, — ответил он.
Открылась дверь, и вошел сотрудник в форме с подносом.
Мы съели консервированное мясо и запили его горячим, но слабым кофе. К тому времени, когда мы кончили есть, совсем рассвело.
Четверть девятого в комнату вошел Кристи Френч. Шляпа сидела у него на затылке, а под глазами были темные круги.
Я перевел взгляд с него на маленького человечка за столом, но его там уже не было, карт тоже. Он исчез, словно растворился в воздухе. Остался только стул, аккуратно придвинутый к столу, и пустые тарелки на подносе. На секунду у меня проползли по спине мурашки.
Кристи Френч обошел стол, уселся, отодвинул кресло и подпер рукой подбородок. Он смотрел на меня холодными немигающими глазами. Я снова вернулся в город копов.
— Окружной прокурор хочет видеть тебя в девять утра, — объявил он. — После этого, полагаю, ты можешь отправиться домой. Конечно, если он не прикажет тебя арестовать. Мне очень жаль, что тебе пришлось просидеть всю ночь в кресле.
— Все в порядке, — сказал я, — а небольшой моцион мне не повредит.
— Да, а я снова в повседневной рутине, — бросил он, глядя на грязные тарелки.
— Взяли Лагарди? — спросил я.
— Нет. Хотя выяснилось, что он действительно врач и практиковал в Кливленде.
Наши взгляды встретились.
— Мне не нравится, что в этом деле все так гладко сходится.
— То есть?
— Оррин Куэст хотел шантажировать Стилгрейва и чисто случайно наткнулся в Бэй-сити на человека, который знал, что из себя представляет Стилгрейв на самом деле. Слишком уж удачное совпадение.
— Ты кое-что забыл.
— Я так устал, что мог забыть даже свое собственное имя.
— Я тоже притомился, — промолвил Френч. — А забыл ты вот что: еще задолго до всего этого кто-то должен был сообщить Куэсту, кто такой Стилгрейв на самом деле. Ведь когда делался снимок, Стейн еще не был убит. Зачем же было делать снимок, если никто не знал, кто такой Стилгрейв?
— Полагаю, мисс Уэльд знала, — ответил я. — А Куэст ее брат.
— Ты что-то плохо соображаешь, приятель. — Френч устало улыбнулся. — Разве она стала бы помогать брату шантажировать своего дружка и самое себя?
— Согласен. Но, может быть, фотография была сделана чисто случайно. Его другая сестра — моя клиентка — говорила, что он увлекался съемкой скрытой камерой. Если бы он дольше прожил, вам пришлось бы арестовать его за шантаж.
— Или за убийство, — добавил Френч.
— Да?
— Мэглашен тогда нашел на Вайоминг-стрит тот нож для колки льда. Он просто утаил это от тебя.