– Уж не собираетесь ли вы всю ее истратить на Рим? – спросил я. – Тут на всю Италию хватит.
Она бросила на меня странный взгляд, в котором я уловил какое-то лукавство.
– Большую часть я приберегаю для Сорренто.
– Сорренто? – Я был озадачен. – Значит, вы собираетесь в Сорренто?
Она улыбнулась:
– Вы не единственный, кто едет в отпуск. Вы когда-нибудь были в Сорренто?
– Нет. Так далеко на юг я еще не забирался.
– Я сняла виллу совсем рядом с Сорренто. Она славная и очень уединенная. Пару дней назад я летала в Неаполь и обо всем договорилась. Я даже условилась с одной женщиной из близлежащей деревни, чтобы она приходила и убирала.
Я вдруг почувствовал, что рассказывает она мне все это неспроста. Я бросил на нее быстрый взгляд.
– Прекрасно. Когда вы едете?
– Тогда же, когда и вы в Искию. – Она положила камеру на стол, подошла и села рядом со мной на кушетку. – И, как и вы, я еду одна. – Она посмотрела на меня.
– Послушайте… – начал было я, но она подняла руку, останавливая меня.
– Я знаю, что вы чувствуете. Я не ребенок. Я чувствую то же самое по отношению к вам, – сказала она. – Поедемте со мной в Сорренто. Все устроено. Я знаю, как вы относитесь к отцу и работе, но я обещаю, что вы будете в полной безопасности. Я сняла виллу на имя господина и госпожи Дуглас Шеррард. Вы будете господином Шеррардом, американским бизнесменом в отпуске. Там нас никто не знает. Разве вы не хотите провести месяц со мной вдвоем?
– Но мы не можем этого сделать, – возразил я, понимая, что препятствий этому нет. – Нельзя же вот так, очертя голову…
– Не перестраховывайтесь, милый. Ничего страшного. Я все спланировала очень тщательно. Я поеду на виллу в своей машине. Вы приедете на следующий день поездом. Местечко славное. Оно стоит на высоком холме над морем. До ближайшей виллы не меньше четверти мили. – Она вскочила на ноги и принесла карту, лежавшую на столе. – Я покажу вам, где это. Смотрите, вилла отмечена на карте. Она называется «Белла виста». При ней есть сад – апельсиновые и лимонные деревья и виноград. Она стоит особняком и понравится вам.
– Еще бы, Хелен, – признал я. – Я действительно хотел бы съездить туда. Но что с нами будет, когда этот месяц закончится?
Она засмеялась:
– Если вы боитесь, что я стану ждать от вас предложения руки и сердца, то вам нечего опасаться. Замуж я не собираюсь еще несколько лет. Я даже не знаю, люблю ли я вас, Эд, но определенно знаю, что хочу побыть с вами месяц наедине.
– Но мы не можем, Хелен. Это было бы ошибкой.
Она коснулась пальцами моего лица.
– Сделайте милость и уйдите сейчас, хорошо? – Она похлопала меня по щеке и отстранилась от меня. – Я только что вернулась из Неаполя и очень устала. Говорить больше не о чем. Я обещаю вам полную безопасность. Теперь все зависит от того, хотите вы провести со мной месяц или нет. Я обещаю, что не буду ставить никаких условий. Подумайте. Давайте больше не встречаться до двадцать девятого. Я буду встречать на вокзале в Сорренто поезд из Неаполя, прибывающий в три тридцать. Если вас не будет в поезде, я все пойму.
Она прошла в холл и приоткрыла входную дверь.
Я подошел к ней:
– Погодите, Хелен…
– Пожалуйста, Эд, давайте больше ничего не будем говорить. Либо вы будете в том поезде, либо вас там не будет. Вот и все. – Ее губы коснулись моих. – Спокойной ночи, милый.
В коридор я вышел, уже зная, что поеду тем поездом.
До отъезда в Сорренто оставалось пять дней. За это время еще многое надо было сделать, но я обнаружил, что мне трудно сосредоточиться.
Я был похож на подростка, с нетерпением ожидающего первого свидания. В моменты отрезвления – а их было мало – я говорил себе, что я спятил, если иду на такое, но утешал себя тем, что на Хелен можно положиться. Раз она сказала, что мне ничего не грозит, значит, так оно и есть. Я убеждал себя, что буду последним дураком, если откажусь от того, что она мне предлагает.
За два дня до моего отъезда в Рим прибыл Джек Максуэлл, чтобы заменить меня на время моего отсутствия. Я работал с ним в Нью-Йорке, он был умелым газетчиком, но звезд с неба не хватал, ограничиваясь колонкой новостей, на которые у него был нюх. Мне он не очень нравился. Он был слишком красив, слишком обходителен, слишком хорошо одет, и вообще всего в нем было «слишком».
По-моему, я нравился ему не больше, чем он мне. После того как мы провели пару часов в редакции, обсуждая предстоящую работу, я предложил ему вместе пообедать.
– Отлично, – согласился он. – Поглядим, что может предложить нам этот древний город. Предупреждаю тебя, Эд, я жду, что все будет по высшему разряду.
Я повел его в ресторан Альфредо, одно из римских заведений, славящихся неплохой кухней, и угостил его молочным поросенком, зажаренным на вертеле и набитым ливером, колбасным фаршем и травами.
После того как мы принялись за третью бутылку вина, он стал вести себя непринужденно и дружелюбно.
– Ты счастливый парень, Эд, – сказал он, принимая предложенную мной сигарету. – Ты, возможно, этого и не знаешь, но дома ты у нас любимчик. Хэммерсток очень высокого мнения о материалах, которые ты поставляешь. Скажу тебе по секрету, только никому ни слова. Через пару месяцев Хэммерсток отзовет тебя. Идея такая: я сменяю тебя здесь, а тебе достается иностранный отдел.
– Что-то не верится, – отозвался я, уставившись на него. – Ты шутишь.
– Такими вещами я бы шутить не стал.
Я попытался не выказать радости. Но не думаю, что мне это очень уж удалось. Получить иностранный отдел в главной редакции было пределом моих мечтаний. Это означало не только огромную прибавку к зарплате – в «Вестерн телегрэм» лучшей должности не было.
– На днях об этом объявят официально, – сообщил Максуэлл. – Старик уже дал «добро». Ты счастливчик.
Я с ним согласился.
– Тебе не жаль будет уезжать из Рима?
– Ничего, привыкну. – Я улыбнулся. – Ради такой работы можно бросить и Рим.
Максуэлл пожал плечами:
– Не знаю. Лично я бы не согласился. Работать совсем рядом со стариком – это похоже на каторгу. Я бы не выдержал. – Он расслабился и откинулся на спинку стула. – Да, поросенок-то ничего оказался. Пожалуй, Рим мне понравился. С ним не сравнится ни один город в мире.
Он сунул сигарету в рот, чиркнул спичкой и пустил дым мне в лицо.
– Кстати, как тут поживает буйная Хелен?
– Кто-кто?
– Хелен Чалмерс. Ты ведь ее нянька или что-то в этом роде, нет?
Я встревожился. Максуэлл обладал нюхом на скандал. Если у него возникнет хоть малейшее подозрение, что между Хелен и мною что-то есть, он будет копать до конца.
– Я был ее нянькой ровно один день, – небрежно бросил я. – С тех пор я ее почти не видел. Старик попросил меня встретить ее в аэропорту и отвезти в отель. Я полагаю, она занимается в университете.
Брови у него подпрыгнули.
– Она… что?
– Занимается в университете, – повторил я. – Слушает там какой-то курс по архитектуре.
– Хелен?! – Он подался вперед, уставился на меня и рассмеялся. – Смешнее я еще сроду ничего не слыхал. Хелен слушает курс архитектуры! Ну и ну! – Он откинулся на спинку стула и заржал. Мне понадобилось все мое самообладание, чтобы не вскочить со стула и не двинуть его по смазливой роже.
Отсмеявшись, он поймал мой взгляд. Возможно, он понял, что мне вовсе не смешно, потому что постарался сдержать себя и, как бы извиняясь, махнул рукой.
– Прости, Эд. – Он вытащил носовой платок и приложил к глазам. – Если бы ты знал Хелен, как знаю ее я… – И снова засмеялся.
– Послушай, чему смеяться? – возмутился я, и в моем голосе послышалась резкость. – В чем дело?
– Это действительно смешно. Только не рассказывай мне, будто она и тебя провела. До сих пор из всего штата «Телегрэм» единственный, кто ее не раскусил, – это старик. Только не говори мне, что ты в ней до сих пор не разобрался.
– Я ничего не понимаю. О чем ты?
– Ну, значит, ты действительно мало с ней общался. Я полагал, она втрескалась в тебя: она падка на крупных, здоровых мужчин. Только не рассказывай мне, что она заявилась в Рим в очках, в туфлях на плоских каблуках и со стянутыми назад волосами.
– Я по-прежнему ничего не понимаю, Джек. Что все это значит?
– Все это? – Он улыбнулся. – Похоже, ты счастливее, чем я считал, или несчастнее – это смотря как судить. Там, дома, о ней знают все ребята. У нее плохая репутация. Когда мы прослышали о том, что она отправляется в Рим, а старик хочет, чтобы ты за ней присматривал, мы все подумали, что твоя песенка спета. Она бегает за любым, кто носит брюки. И она даже не пыталась к тебе приставать? Ну, не заливай!
Я почувствовал, как меня бросило в жар, потом в холод.
– Это для меня нечто новое, – небрежно бросил я.
– Ну-ну. Она гроза мужчин. Ладно, я признаю, у нее все при всем: глазки типа «иди сюда», внешность, формы, при виде которых ожил бы и труп, но беда в том, что она может втравить парня в историю. Не будь Чалмерс самой крупной силой в газетном деле, вся пресса Нью-Йорка по меньшей мере раз в неделю давала бы о ней подвалы. Она избегает огласки только потому, что ни одна газета не хочет ссориться со стариком. Она вляпывается в любое дерьмо, какое только есть на свете. И только потому, что она оказалась замешанной в убийстве Менотти, она смылась из Нью-Йорка и примотала сюда.
