— Наверное, он их убивал, — сказал он.
Я молчал.
— Наверное, он убил немало людей.
— А вы?
— Я никогда никого не убивал.
— Вы были соучастником убийства Левека. По закону вы так же виновны, как если бы сами ударили его ножом.
— Я даже не знал, что он собирается его убить! Конечно, он знал — и что случалось с теми мальчиками, тоже знал. Но я не стал спорить.
— Вы знали, что он собирается ограбить Левека, — сказал я. — Значит, вы соучастник преступления, и этого достаточно, чтобы на вас легла вся ответственность, если преступление закончится смертью потерпевшего. Вы были бы виновны в убийстве, даже если бы Левек умер от сердечного приступа. С точки зрения закона вы виновник его смерти.
Он несколько раз глубоко вдохнул. Потом уныло сказал:
— Ладно, это я знаю. То же самое можно сказать и про ту девицу, когда он вернулся, чтобы ее убить. Если только он на самом деле ее убил. Наверное, я виновен в изнасиловании. Правда, она не сопротивлялась, но и согласия в общем-то не давала. — Он поглядел на меня. — Я не буду оправдываться. Этому нет оправдания. И не буду говорить, что он меня загипнотизировал, хотя что-то в этом роде и было, правда, — они оба так все устроили, что… ну, заставляли меня делать все, что хотели.
— Как им это удалось, Ричард?
— Они просто…
— Как они заставили вас убить свою жену?
— О Господи! — простонал он и закрыл лицо руками.
Возможно, они планировали это с самого начала. Возможно, это все время стояло в их тайной повестке дня.
— Ты бы пошел и принял душ, — говорила Ольга. — Пора тебе возвращаться к своей женушке.
«К своей женушке», «к своей милой женушке», «к своей очаровательной женушке» — это всегда говорилось с иронией, с насмешкой. «Ты провел час в мире отважных, отчаянных, бесстрашных людей, а теперь можешь возвращаться в свой скучный черно-белый мир, к кукле Барби, с которой в нем живешь».
— Это свинство, что все деньги — ее, — сказал Стетнер еще в самом начале их знакомства. — Человек лишается всякой власти, когда у его женщины больше денег, чем у него.
На первых порах Термен боялся, что Стетнер заинтересуется Амандой в сексуальном плане. Стетнер позволил ему делить с собой Ольгу и мог потребовать такой же услуги от него. Это Термену не нравилось. Он не хотел смешивать обе свои жизни и почувствовал облегчение, убедившись, что Стетнер, очевидно, не хочет вовлекать Аманду в их отношения. Их первая встреча вчетвером оказалась неудачной, и потом еще два раза, когда обе пары обедали вместе, разговор не клеился.
Именно Стетнер и подал ему идею увеличить сумму страховки.
— У вас будет ребенок, ты должен его обеспечить. Надо бы включить в страховку и мать. Если что-нибудь с ней случится, тебе придется нанимать сиделку, потом гувернантку, у тебя будут большие расходы на протяжении многих лет.
А потом, когда страховка была оформлена, он сказал:
— Знаешь, Ричард, сейчас ты человек, у которого богатая жена. А если она умрет, ты сам станешь богатым человеком. Есть некоторая разница, как по-твоему?
Эта мысль крепла постепенно, исподволь.
— Не знаю, как это объяснить, — сказал Термен. — Все это было вроде игры. Мы говорили об этом в шутку, изобретали всякие немыслимые способы. «Жаль, что микроволновые печки такие маленькие, — говорил он. — Мы могли бы запихнуть туда Аманду, сунув ей в рот яблоко, и поджарить ее изнутри». Сейчас об этом и вспоминать отвратительно, но тогда это казалось забавным, потому что это было не взаправду — всего-навсего безобидная шутка. А он все продолжал шутить, и понемногу идея становилась все реальнее. «Мы сделаем это в будущую среду», — говорил Берген, мы выдумывали какой-нибудь дурацкий сценарий, похожий на комический триллер, и на том все кончалось. А во вторник Ольга говорила: «Да, мы совсем забыли, ведь завтра ты должен убить Аманду». Это была наша постоянная шутка. Когда я был с Амандой, когда их не было поблизости, я был нормальный человек, счастливый семьянин. Это звучит невероятно, да? Но это правда. Наверное, мне казалось, что в один прекрасный день Берген и Ольга исчезнут. Не знаю, как я себе это представлял, — то ли их поймают на какой-нибудь проделке, то ли просто они оставят меня в покое и уедут из страны, то ли еще не знаю что. Может быть, я рассчитывал, что они умрут. И тогда вся эта темная сторона моей жизни исчезнет, и мы с Амандой заживем счастливо.
Как-то раз, правда, когда я лежал в постели, а она спала рядом, я начал представлять себе разные способы, как ее убить. Я не хотел об этом думать, но не мог избавиться от таких мыслей. Как задушить ее подушкой, как зарезать ножом — одна за другой мне представлялись разные кровавые картины. Мне пришлось пойти в другую комнату и выпить несколько рюмок. Я не боялся, что я что-нибудь такое сделаю. Просто мне стало не по себе от этих мыслей.
Около первого ноября я как-то между прочим сказал, что наши нижние соседи на шесть месяцев уезжают во Флориду. «Прекрасно, — сказал Берген. — Вот там мы Аманду и убьем. Самый подходящий случай для кражи со взломом, раз хозяева во Флориде. И очень удобно: идти ей будет недалеко, а в вашей квартире этого лучше не делать, ты же не хочешь, чтобы там толклись полицейские. От них только беспорядок, а кое-кто из них еще и на руку нечист».
Я думал, что это шутка. «А, вы идете в гости? Когда вы вернетесь, мы будем поджидать вас в квартире этого еврея, этажом ниже. Вы застанете нас как раз в момент взлома. Надеюсь, я еще не забыл, как взламывают двери. Должно быть, это как умение плавать: стоит один раз научиться, и потом всю жизнь не забудешь».
В тот вечер, когда мы пошли в гости, я уже не понимал, шутка это или нет. Мне очень трудно это объяснить. Я и понимал, и не понимал. Эти две стороны моей жизни были очень далеки друг от друга — я как будто не верил, что в одной из них может случиться что-то такое, что затронет другую. Я вроде бы и знал, что они будут там нас поджидать, но не мог в это поверить.
Когда мы ушли из гостей, я решил пройтись пешком, потому что хотел оттянуть время — боялся, что они действительно окажутся там, что на этот раз все случится взаправду. По дороге домой она заговорила о своем брате, как она беспокоится о его здоровье, и я зло пошутил по этому поводу. Мы поругались, и я решил: ладно, сука этакая, через час тебя уже не будет. Эта мысль меня как-то странно возбудила.
Когда мы поднимались по лестнице, я увидел, что дверь в квартиру Готшальков закрыта, и почувствовал облегчение, но потом я заметил, что дверная коробка треснула, а вокруг замка следы от ломика, и понял, что они там. Но я подумал, что если мы не будем шуметь, то сможем пройти мимо закрытой двери и подняться к себе в квартиру, а там окажемся в безопасности. Конечно, мы могли бы повернуть назад и спуститься вниз, но тогда это мне и в голову не пришло.
А когда мы дошли до лестничной площадки, дверь открылась — они нас ждали. Ольга была в кожаном костюме, который она иногда носит, а Берген — в длинном кожаном плаще. Вид у них был такой, словно они сошли со страниц комикса. Аманда сначала их не узнала. Она уставилась на них, не понимая, в чем дело, и не успела даже слова сказать, как Берген произнес: «Ты уже покойница, сука», и ударил ее по лицу. На руках у него были шоферские перчатки из тонкой кожи. Он сжал кулак и изо всех сил ударил ее в челюсть.
Потом Берген схватил ее и втащил в квартиру, зажав ей рот. Ольга заломила Аманде руки назад и надела на них наручники. Они заклеили ей рот, Ольга сбила ее с ног и ударила ногой в лицо, когда она упала.
Они раздели ее догола, перетащили в спальню и бросили на кровать. Берген изнасиловал ее, перевернул на живот и снова изнасиловал. Ольга ударила ее по лицу ломиком — я думаю, тогда она и потеряла сознание. Наверное, потом она все время была без сознания. Я очень на это надеюсь.
Они сказали мне, что я должен иметь с ней сношение. И это было самое страшное. Мне казалось, что будет противно, что меня стошнит, но поймите — я возбудился. У меня член стоял. Я не хотел иметь с ней сношение, не хотел, но мой член хотел. Господи, как мне отвратительно об этом вспоминать! Кончить я не мог. Я лежал на ней и никак не мог кончить, я очень хотел кончить, чтобы все это оказалось позади, но не мог.
Потом я стоял над ней, а Берген обмотал ей вокруг горла ее же колготки и заставил меня взяться за их концы. Он сказал, что я должен сам это сделать, а я просто стоял над ней. Ольга на коленях сосала меня, Берген руками в перчатках держал мои руки, а у меня в руках были концы колготок, и я не мог их отпустить, потому что Берген держал мои руки. Он развел руки в стороны, и мне пришлось тоже развести руки в стороны, а ее глаза неподвижно смотрели на меня, так, знаете, смотрели и смотрели. А Ольга, понимаете, все продолжала то же самое, а Берген держал мои руки очень крепко, и в воздухе пахло кровью, и кожей, и сексом.
И у меня наступил оргазм.
