Вожди на этот раз не возглавляли процессию. Они выслали вперед охрану, которая должна была принять на себя возможный обстрел, а сами следовали на безопасном расстоянии под предлогом, что их деятельность слишком важна для этой страны, чтобы они подвергали себя прямой вражеской угрозе. Я сорвал чеку с двух гранат и зажал их в руках, высчитывая скорость приближавшейся колонны. Сотня футов отделяла каждую машину, я пропустил первые два грузовика, нагруженные солдатами, и бросил гранату.
Я немного ошибся в расчетах, но не в цели. Граната, мгновенно исчезнувшая в темноте, пролетела в лучах фар и пробила ветровое стекло. Водитель дико вращал руль, но не справился с управлением, и машина, съехав на мягкую обочину, медленно и тяжеловесно завалилась на бок.
Запал этой чертовой гранаты сработал не сразу, так что они почти успели выбраться наружу. Двери распахнулись вверх, внутри мигал свет, так что я мог рассмотреть и Карлоса Ортегу и Руссо Сабина, тщетно пытавшихся выкарабкаться. Только сейчас водитель наткнулся где-то в машине на гранату и завопил: «Граната, граната!» И тут она взорвалась.
Части тел Ортеги и Сабина взлетели в воздух из-под обломков в сопровождении оранжевых язычков пламени, послуживших им последним салютом.
Следовавшие за ними грузовики остановились и стали пятиться назад. Я бросил на дорогу вторую гранату и как сумасшедший побежал к «вольво». Я почти добежал, когда раздался взрыв, но не удосужился проверить нанесенный ущерб. Войска в ожидании следующей атаки остановились, и никто не обратил внимания на нашу машину, несшуюся в темноте прочь.
Я находил дорогу почти на ощупь и, только когда мы отъехали на достаточное расстояние, включил нижние фары, нажал на сцепление и вырвался на шоссе.
Лишь после этого я посмотрел на Виктора Сейбла, сидевшего на соседнем сиденье. Он был словно заморожен, с бледным, осунувшимся лицом.
— Расслабьтесь, — сказал я.
Звук моего голоса, казалось, вновь вернул его к жизни.
— Они...
— Мертвы, — ответил я и взглянул в зеркальце заднего обзора. Мы были одни на дороге. Я посмотрел на часы и ухмыльнулся. Мы вполне успевали.
Руки Сейбла были судорожно сжаты на коленях.
— Эти убийства, — проговорил он. — Все эти ужасные убийства...
— Приберегите ваше сочувствие, — посоветовал я. — Ведь они именно так пришли к власти.
«Вольво» плавно вписалась в изгиб, выровнялась и замедлила ход, как только я заметил перекресток, который меня интересовал. Ортега мог отдать приказ блокировать все перекрестки, и мне не хотелось рисковать. Объездной путь был длиннее, но вряд ли там стояли патрули, поэтому я свернул на пыльную дорогу, и мы снова затряслись по ухабам.
Впереди сигнальные огни аэродрома по-прежнему прощупывали небо длинными лучами, и я был почти уверен, что еду в правильном направлении. Я гнал время и сам себя загнал в ловушку, которую своими же руками и приготовил.
Сейбл заметил ее в тот же миг, что и я, хрипло вскрикнул и потянулся к рулю, но я успел отбросить его руку. Прямо посреди дороги валялся перевернувшийся старый «шевроле», который стоял на парковке отеля рядом с «вольво», окруженный обломками вагончика, несколько часов назад вытащенного мной на самую середину.
Я остановился, направил фары на кучу обломков, вылез из машины, держа наготове револьвер, и заглянул в «шевроле». Руль был свернут, кровь залила подушки, повсюду валялось разбитое стекло, но внутри никого не было. Дверь со стороны водителя была распахнута, и мне совсем не хотелось торчать здесь в свете фар, представляя легкую мишень для кого-нибудь, кто все еще мог прятаться в кустах, хотя, скорее всего, был уже далеко. Я снова залез в «вольво», объехал обломки и уже не съезжал с дороги, пока не увидел периметр аэродрома.
Отсюда можно было напрямую добраться до северного конца поля, поэтому я выключил фары, чтобы случайный луч маяка не обнаружил меня. Теперь ветер дул нам в спину, врываясь в окна бешеными порывами, сотрясавшими всю машину. Ураган Фрэнсис выпрямлял спину, готовясь к смертельному броску.
Луч сигнального маяка вовремя высветил темную массу на дороге, чтобы я успел затормозить. На нашем пути оказался трактор, который мы не могли объехать. Я выскочил из машины и сделал знак Сейблу следовать за мной.
Может, это было и к лучшему. В воротах, впереди нас, могли дежурить охранники, а времени у меня было в обрез для того, чтобы с боем прокладывать себе путь. Встав на капот трактора, мы легко перепрыгнули через ограду. Приземлившись, я обернулся и подхватил Сейбла, убедился, что с ним все в порядке, и мы вступили на щебеночное покрытие.
Те самолеты, которые не были укрыты в ангарах, заглушенные и крепко привязанные, стояли в траве неподалеку от взлетной полосы, словно испуганные гигантские птицы, чуть дрожавшие под порывами ветра. В ряд красовались потрепанные «DC-3» и пара конвертированных «В-25» с военными эмблемами — реликты прошедшей войны, все еще в строю, символ власти, которая держала страну в повиновении.
Я приказал Сейблу подождать, подбежал к одному из «В-25» и вскарабкался наверх. Мне не пришлось долго искать то, что было нужно. Я отстегнул парашют, оставленный позади сиденья летчика, засунул его в холщовую сумку, которая валялась в углу, и вылез наружу.
Сейбл нервно ждал, повернувшись против ветра. Он с облегчением улыбнулся, увидев, как я появляюсь из темноты. Мне хотелось, чтобы руки были свободны, поэтому я отдал сумку ему.
— Держите это. И не вздумайте потерять.
Он с любопытством ощупал сумку, пытаясь понять, что там внутри.
— Что-то важное?
— Никогда не знаешь наверняка, — ответил я.
На востоке облака тускло заблестели, в них уже бушевали черные турбулентные потоки.
— Пора, — сказал я, и мы побежали последнюю четверть мили.
* * *
Все здания вокруг диспетчерской башни и административного комплекса были пусты. Даже аварийный экипаж был отправлен в безопасное место. Газолиновый трактор сдвинулся с места, его фары осветили ворота, и я увидел, как вооруженная охрана проверяет всех, кто находился в кабине, прежде чем пропустить.
Как только луч прожектора начинал шарить по полю, мы тут же ложились на землю, затем вскакивали, чтобы преодолеть очередные несколько метров, в надежде, что никто не увидит наши силуэты на фоне освещенных зданий. Каждый раз, падая на траву, я пытался рассмотреть очертания «квинера» на фоне бесформенных нагромождений теней.
И вдруг я увидел его, стоявшего под углом сорок пять градусов к направлению ветра, в самом конце взлетной полосы. Я схватил Виктора Сейбла за руку и побежал к нему. Мы были так близки к самолету, что я уже не чувствовал опасности. Но тут я снова ощутил то самое горячее пятно на спине и увидел, как Сейбл вдруг споткнулся и упал. Я схватил его за плечо, поднял на ноги и тут же сам упал, споткнувшись о то же самое.
Это был Джоуи Джолли. Его лоб был раскромсан ужасным ударом, низкий стон вырывался из сведенных болью губ, глаза были открыты. Он узнал меня, и губы шевельнулись, чтобы предупредить, но было уже поздно.
Голос произнес:
— Я ждал тебя, Морган.
Они стояли в тени под крылом старого «стинсона», Марти Стил держал Ким за руку, вывернув ее назад и прижав к виску Ким дуло пистолета.
Прожектор снова развернул свой луч, и в этом свете я разглядел его лицо, окровавленное и израненное в аварии на дороге, когда он врезался в поставленный мной вагончик. Но боль сделала кое-что еще. Она разгладила нарочито напряженные складки на лице, снова придав им узнаваемые черты, и я тут же понял, кто передо мной.
Я сказал:
— Привет, Деккер. Давно не виделись.
Его тон был почти дружелюбным.
— Больше нельзя было тянуть, Морган.
— Чего ты ждал все это время?
Я увидел его ухмылку.
— Я должен был быть уверен, старина. И удивлен, что ты это не предусмотрел. Теряешь старую хватку. Ведь ты был самым смышленым парнишкой в нашей группе.
— Постепенно кое-что начало до меня доходить.
Еще раз луч прожектора залил светом его лицо, и я разглядел дикое выражение безумия, то выражение, которое увидела Бернис Кейс, полное едва сдерживаемой ненависти и убийственной похоти.
Я сказал:
— Когда ты подстрелил Вайти Тэсса, я уже знал, что это мог быть только ты. Он не знал, что ты здесь, но, если бы увидел тебя, мог бы выдать.
— Ты должен думать о своей безопасности, когда ставки так высоки, Морган.
— А они так высоки, Деккер?
Он рассмеялся холодным и невеселым смешком:
— Ты прав, черт побери. Сорок миллионов — это высокие ставки, и все они мои. Когда тебя схватили за ту работу, что проделал я, я чуть не умер со смеху. Я воспользовался теми самыми приемами, которым ты обучил меня, и ты попался на это.
— Зачем, малыш?
Он больше не смеялся.
— Вы, тупые патриоты, этого не поймете. Вы не взрывались на вшивой мине. Вы не валялись в госпитале с крошечной пенсией и несколькими медалями в качестве благодарности от правительства. Ты знаешь, что происходит с проститутками, когда они видят мое лицо? Одну из них тут же стошнило. Наплевать. Я не мог больше выносить эту страну. Я убрался ко всем чертям, потом накопил денег и получил новое лицо, получил новое имя — и тогда вернулся, чтобы получить от доброй старой Америки все то, что я заслужил.
