— Что, этот китайский бармен описал меня?
— Он филиппинец. Он обозвал тебя старым толстяком, который не оставил чаевых.
— Кто дает чаевые барменам?
— Все.
— Ты серьезно? Я оставляю чаевые, когда сижу за столиком, но у барной стойки — никогда. Не думал, что кто-нибудь так делает.
— О, брось. Где ты пьешь, в «Барли Стоун»? В «Белой розе»?
Он посмотрел на меня.
— Ты в отличном настроении. Такой живой и энергичный.
— Что ж, я как раз на полпути к завершению одного дельца.
— О?
— Ты ведь знаешь, как это бывает, когда все встает на свои места и складывается в общую картину? Такой у меня сегодня удачный день.
— Мы говорим не об одном и том же деле, верно?
— Ты вообще ни о чем не говорил, — ответил я. — О каком деле ты... А, Томми? Господи, нет. Я не об этом говорю. В том деле ничего не сдвинулось.
— Я знаю.
Я вспомнил, как начался мой день.
— Он звонил мне этим утром, — сказал я. — Жаловался на тебя.
— Наверное, и сейчас жалуется.
— Он сказал, что ты оскорблял его.
— Да. Но это мне не очень-то помогло.
— Он попросил меня рассказать тебе, какой он хороший парень.
— Это правильно. Ну? Он действительно хороший парень?
— Нет. Он — настоящая задница. Но я могу быть предвзятым.
— Конечно. К тому же он твой клиент.
— Верно.
Джек выбрался из кресла, и мы вышли на улочку перед отелем. На тротуаре спорили водители такси и грузовичка, перевозящего цветы.
— Джек, зачем ты искал меня сегодня? — спросил я.
— Оказался поблизости и решил зайти.
— Ага.
— Вот черт. Я просто подумал, может, у тебя есть что-то новенькое.
— На Тиллари? На него ничего и не может найтись, а если бы я и нашел что-то, он — мой клиент.
— Я имею в виду, может, ты что-то нашел на тех испанских ребяток. — Он вздохнул. — Потому что я начинаю беспокоиться, что мы можем проиграть это дело в суде.
— Серьезно? Но они же признались в ограблении.
— Да, если они будут отвечать только на обвинение в ограблении, то на этом все и закончится. Но в прокуратуре хотят рассматривать это как дело об убийстве, и если дойдет до судебного процесса, то я могу все провалить.
— Но у тебя есть украденные вещи из того дома с совпавшими серийными номерами, есть их отпечатки пальцев, есть...
— Все это дерьмо. Ты же знаешь, как все происходит в суде. Неожиданно может оказаться, что эти украденные вещи не являются очевидным доказательством. Например, окажется, что найденная ворованная пишущая машинка не будет нужна, а будет нужна ворованная счетная машинка. И так далее. Что касается отпечатков пальцев, что ж, один из них был в этом доме три месяца назад, вытаскивал всякий хлам по указанию Тиллари. Вот вам и отпечатки, верно? Я понимаю, что смышленый адвокат может проделать огромные дыры в этом деле. И я подумал, вдруг ты нашел что-то хорошее? Я бы хотел это знать. И твоему клиенту это поможет — если мы посадим Круза и Херреру за решетку, верно?
— Думаю, да. Но у меня ничего нет.
— Совсем ничего?
— Ничего.
* * *
Все закончилось тем, что я привел его в «Армстронг» и купил нам выпивку. Я оставил Дэннису доллар на чай только для того, чтобы посмотреть на реакцию Джека. Потом я вернулся в отель. Оставил дежурному записку с просьбой разбудить меня и на всякий случай поставил будильник.
Приняв душ, я сел на край кровати и посмотрел в окно. Небо темнело, становясь кобальтово-синим, смеркалось очень быстро.
Я лег и, не ожидая того, заснул. Следующее, что я осознал, был звонок телефона. Я не стал брать трубку, и он зазвонил еще раз, потом к нему присоединился мой будильник. Я оделся, плеснул на лицо холодной воды и пошел отрабатывать свои деньги.
Когда я пришел в офис Скипа, они все еще ждали Кигена. Скип приспособил верх шкафа для бумаг под барную стойку, на нем было четыре или пять разных бутылок и ведерко со льдом. Пенопластовый ящик-холодильник, заполненный холодным пивом, стоял на полу. Я спросил, не осталось ли у них кофе. Касабиан ответил, что, наверное, на кухне найдется, и вернулся оттуда, неся в руках закрытый пластиковый термос с кофе, кружку, сливки и сахар. Я налил себе черный кофе, но не стал добавлять туда никакой выпивки — пока.
Едва я успел сделать один глоток, как раздался стук в дверь. Скип пошел открывать и вернулся вместе с Билли.
— Опоздавший Билли Киген, — сказал Бобби, а Касабиан налил пришедшему ирландское виски двенадцатилетней выдержки, которое тот обычно пил в «Армстронге».
Потом народ начал друг друга подкалывать. Но вскоре шутки стихли, и, не дав им возобновиться, я встал и сказал:
— Я хотел бы вам всем кое-что рассказать.
— О страховании жизни, — вставил Бобби Русландер. — Вы когда-нибудь думали об этом, ребята? Вы задумывались над этим?
— Мы со Скипом болтали прошлой ночью, — продолжал я, — и кое-что выяснили. Мы поняли, что уже видели прежде тех двух ребят в париках и с бородами. Пару недель назад именно они ограбили бар Моррисси.
— Но тогда на них были маски из платков, — заметил Бобби. — А в этот раз они носили парики, бороды и маски, как ты можешь утверждать, что это они?
— Это были они, — сказал Скип. — Поверь мне. Два выстрела в потолок, помнишь?
— Не понимаю, о чем ты говоришь, — ответил Бобби.
— Бобби и я видели их только на расстоянии этой ночью в понедельник. А ты их не видел вообще, верно, Джон? — сказал Билли. — Конечно, не видел, ты ведь был на другой стороне квартала. А у Моррисси ты был в ночь ограбления? Не помню, чтоб я тебя там видел.
Касабиан ответил, что никогда не был у Моррисси.
— Значит, у троих из нас не может быть никакого мнения по этому поводу, — продолжил Билли. — Если вы говорите, что это были те же парни, тогда отлично. Ну и что с того? Потому что, если я ничего не пропустил, мы по-прежнему не знаем, кто они.
— Мы знаем.
Все посмотрели на меня.
— Я вел себя очень самоуверенно прошлой ночью, говорил Скипу, что мы их поймаем. Уж теперь-то, когда мы знаем, что они провернули оба дела, вычислить их будет просто. Думаю, это были разговоры, навеянные выпитым бурбоном, но в них оказалось немало правды, а сегодня мне повезло. Я знаю, кто они. Скип и я были правы, оба дела провернули одни и те же люди, и я знаю, кто они.
— Куда мы сейчас пойдем? — спросил Бобби. — Что будем делать?
— Это позже, — ответил я. — Сначала я расскажу вам, кто они.
— Мы слушаем.
— Их зовут Гэри Этвуд и Ли Дэвид Катлер. Скип называл их Фрэнк и Джесси, как братьев Джеймс, возможно, он уловил их семейное сходство. Этвуд и Катлер — кузены. Этвуд живет в Вест-Виллидже, районе, где все названия — буквы, на 9-й авеню, между "В" и "С". Катлер живет у своей подружки. Она школьная учительница, а живет на Вашингтонских холмах. Зовут ее Рита Донеджиан.
— Армянка, — сказал Киген. — Может, она твоя кузина, Джон. Наша география все расширяется.
— Как ты их нашел? — спросил Касабиан. — Они и прежде этим занимались? Были подобные дела?
— Не думаю, что на них что-нибудь есть в полиции, — ответил я. — Но этого я не проверял, потому что мне это не представляется важным. У них могут быть членские карточки «Экуити».
— Что?
— Членские карточки профсоюза актеров «Экуити», — сказал я. — Они — актеры.
— Ты шутишь, — сказал Скип.
— Нет.
— Я полнейший тупица. Все сходится. Все чертовски подходит.
— Ты понимаешь?
— Конечно понимаю, — ответил он. — Вот откуда их акцент. Вот почему они казались ирландцами, когда грабили Моррисси. Они не произнесли ни звука, не делали ничего ирландского. Но это чувствовалось, потому что они играли.
Он обернулся и посмотрел на Бобби Русландера.
— Актеры. Я был ограблен чертовыми актеришками.
— Ты был ограблен всего лишь двумя актерами, — уточнил Бобби. — А не всей актерской братией.
— Актеры, — продолжал Скип. — Джон, мы заплатили пятьдесят тысяч долларов двум актерам.
— Но у них в руках были настоящие пушки, — напомнил ему Киген.
— Актеры. Нам нужно было заплатить им бутафорскими деньгами.
Я налил себе еще кофе из термоса и сказал:
— Не знаю, что навело меня на эту мысль. Но это лежало на поверхности. Когда для меня все прояснилось, я уже мог понять, откуда эти мысли возникли. Первое — это общее впечатление: было в них что-то, какое-то ощущение, что мы присутствуем на спектакле. У нас было два разных представления: то, что у Моррисси, отличалось от того, что мы наблюдали в понедельник ночью. Но как только мы выяснили, что это одни и те же парни, разница в их поведении стала заслуживать внимания.
— Но я не понимаю, как ты просчитал, что это именно актеры, — сказал Бобби. — Они просто притворялись.
— Было еще кое-что, — продолжал я. — Они двигались, как люди, профессионально знакомые с техникой движений. Скип заметил, что они могли бы быть танцорами, их движения словно были заранее продуманы. Была еще одна фраза, сказанная одним из них, она так не вязалась с ситуацией, что могла быть характерна только для них — для них, а не для их роли.
