Ознакомительная версия.
– Главное, чтобы почки не болели, – усмехнулся Одинцов.
– Зачем почки? Я же все сказал!
– Не все! Где Шершень?
– Да не знаю я!
– Как вы поддерживали связь?
– Он звонил мне…
– Куда звонил? У тебя телефона не было.
– Ну-у… – задумался Конюх.
– Ты ко мне на машине подъехал. Когда я тебя взял, эта машина уехала… Кто в машине был?
– Ну, Шершень.
– Шершень или ну, Шершень?
– Шершень!
– Ты у него дома прятался?
– Нет!
– А где?
– Ну, хату снял…
– Где?
– Ну, не помню уже…
– Ох, и темнишь ты, Конюх. Темнишь!.. Шершня сдать не боишься. Он тебя не достанет. А кто достанет? Лукомор?
– Какой Лукомор, начальник! – встрепенулся Конюх.
– Семенова?
– Не знаю такую! – И снова в голосе бандита была слышна фальшь.
– А Батыгина точно заказал Шершень? – наседал на него Максим.
– Точно!
– А Любу!
– Шершень, он!
– А Карцева тоже он заказал? Но не точно, да?
– Слушай, командир, давай завтра поговорим. Что-то мне совсем невмоготу, – с бледным видом сказал Конюх.
Похоже, он реально переутомился.
– Сейчас в камеру пойдешь. Только скажи, где ты хату снимал? Откуда Шершень тебя сегодня забрал?
– Не, не помню я… – захныкал бандит.
Сложив руки вместе, он просунул их между ног, пальцами едва не касаясь пола. Так он был похож на торчка во время ломки.
– Помнишь ты все, Антоша. Только сказать боишься. Кого ты боишься?
Конюх закрыл глаза и угрожающе качнулся на табурете. Он давал понять, что сейчас упадет, если его не оставят в покое.
– Ты меня бойся, урод! Я для тебя страшнее Лукомора! Если Любу не найдут, я тебе ад на тюрьме устрою!
Конюх еще раз качнулся и на этот раз свалился набок. Только головой о пол не ударился, потому что контролировал свое падение.
– Ты подумай до завтра. А завтра поговорим. И ты мне все расскажешь…
Конюх кивнул, открывая глаза. Он, казалось, готов был согласиться на любую гадость и подлость, лишь бы его оставили в покое.
Бартеньев жал руку изо всех сил, даже зубы стиснул, отчего его улыбка стала похожа на гримасу. Максим едва удержался от желания сжать руку в ответ. Хватка у него железная, как бы кости начальничку не переломать. И еще на глазах у подчиненных.
– Поздравляю! Такого монстра задержал!
– Зверя, – улыбнулся Ожогин. – Который сам на ловца наскочил…
– Наскочил! – кивнул Бартеньев. – И во всем признался!.. Так что извини, Макс!
Одинцов колко глянул на него.
– Ну, я, в принципе, знал, что ты ни в чем не виноват… – заелозил Паша.
Максим выразительно посмотрел на Ожогина, перевел взгляд на Кустарева и с извиняющимся видом кивком головы показал на дверь. Он хотел остаться с начальством с глазу на глаз. Ребята все поняли. Напрасно Паша удерживал их взглядом. На начальственный окрик он почему-то не решился.
– Макс, ты чего? – съежился Бартеньев.
– Во-первых, не Макс, а Максим Львович… А во-вторых, Конухов не во всем признался.
– Ну, может, и не во всем… Следователь его еще раз допросит, может, еще какие-то детали всплывут. Нам-то какое до этого дело? Ясно же, что не ты Карцева убил!
– Это хорошо, что тебе это ясно. Плохо, что меня убить пытались
– Да, это, конечно, плохо! – оправив на себе китель, с важным видом кивнул молодой майор. – Надо этого Кружилова искать…
– Надо. Конечно, надо… На нем все сходится. Батыгин, Карцев, я – звенья одной цепи.
– Да, я понимаю. Все вы имеете отношение к Любе, – совсем уже успокоился Бартеньев. И даже глянул на дверь, задавая Максиму вопрос: «Непонятно, зачем он ребят попросил?..»
– Деликатный момент, – сказал Одинцов.
– Деликатный, – согласился Паша.
– А ты его озвучиваешь.
– Так это все знают! – удивленно протянул Бартеньев.
– А если не все? А если я не хочу, чтобы об этом говорили?
– Макс, с тобой все в порядке? – забеспокоился начальник.
– Интимные тайны – серьезное дело, Паша. За интимные тайны убивают.
– Одинцов, ты это… Прекрати! – нервно дернулся майор.
Максим сделал вид, что не услышал его.
– Вот мы с тобой узнали одну такую тайну. И что? А то, что вчера меня пытались убить.
– Какая тайна, о чем ты?
– Семенову помнишь?
– Э-э… Ну, помню…
– Так сказать, левая рука Лукомора!
– И что?
– Считай, крутой авторитет. А братва не поймет, если авторитет с мужиками будет спать. Не поймет, если она будет легкодоступной девушкой… А мы с тобой этого авторитета в постели с лохом застукали. Мы с тобой, только ты и я… Я извинился тогда перед Семеновой, и что? Она сказала, что не прощает меня… Она сейчас выкручивается из позы… из ситуации, в которую мы ее с тобой поставили. И Конюх работает на нее. Как они там снюхались, я не пока не знаю, но Карцева заказала Семенова, а Конюх его исполнил. И меня она заказала. Он и меня пытался исполнить.
Одинцов говорил об этом с убежденностью, как будто был уверен в своей версии на все двести процентов. Но излагал он всего лишь предположение, в котором сомневался. Появилась у него вчера догадка, что Конюх мог работать на Семенову, но возникал вопрос: зачем все это? Из-за чего? Неужели эта женщина действительно хочет убрать всех, кто стал виновником и свидетелем ее позора? Но это несерьезно… Однако голос Максима звучал очень уверенно, и Бартеньев проникся грозящей ему опасностью. Ведь после Одинцова следующим на очереди свидетелем должен был стать он сам. Именно эту мысль Максим и пытался ему внушить. И напугать хотел – в наказание и выгоду из этого извлечь.
– Улавливаешь мысль, Паша?
– Ну, это еще не факт…
– Ситуация такая, что Конюх сначала работал на Кружилова. Батыгина пытались убить, Любу – похитить. На этом их сотрудничество и закончилось. Конюх переметнулся к Семеновой. Как, почему, зачем – ответов на эти вопросы пока нет. Но будут…
– Ответов нет, а Кружилов остается. Он и Батыгина заказал, и Любу… Кстати, где Суконцева?
Одинцов еще больше нахмурил брови. Плохи дела, нет нигде Любы. Ни у матери она не появлялась, ни у знакомых. Похитили ее. Теперь он в этом не сомневался.
– Соседка Кружилова видела. – Максим заходил сегодня к Оксане Ефимовне, показывал ей фотографию Кружилова. – Он вокруг кружил, высматривал…
– Ну вот видишь!
– Но Конюх Любу вчера не похищал. Я точно это знаю. Кружилов это…
– Значит, они заодно!
– Скорее, Кружилов и Семенова заодно… – покачал головой Максим.
– Думаешь?
– Предполагаю… В любом случае, Семенова на острие событий. Брать ее надо, пока она до тебя, Паша, не добралась. Вдруг из твоей табакерки черт выскочит? – мрачно усмехнулся Одинцов. – По твою душу.
– Я свою табакерку в гараж ставлю.
– Гараж тоже можно вскрыть. Заходишь в гараж, а там привет на всю голову.
– Семенова на это не решится! – разволновался Бартеньев.
– На меня решилась, и на тебя решится. Если уж отмашку не дала… Брать ее надо.
– Так в чем же дело?
– А улики?
– Так не колется Конюх.
– Надавить на него надо!
– Это само собой… Никуда Семенова от нас не денется, но пока суд да дело… Уехать тебе надо, Паша. Исчезнуть из города.
– Как это уехать! Я ни от кого бегать не собираюсь! – Бартеньев нервно схватился руками за лацканы пиджака.
Вроде хотел их оправить, но пальцы судорожно вцепились в материю.
– Так никто тебя в бега и не отпустит. В Карелию поедешь, места там дикие, но красивые.
– Какая, к черту, Карелия? – Разжав пальцы, Паша гневно глянул на Максима.
– Зона там, где Кружилов сидел. Надо узнать номер колонии, адрес, съездить туда, поговорить с начальством. На могилке у Кружилова побывать… Похоронили его, а он воскрес. Надо узнать, как это случилось. Я не исключаю, что начальство намеренно на подлог пошло.
– Зачем?
– А затем, что на Кружилова в зоне покушались. Он выжил, поэтому инцидент мог повториться. Чтобы не создавать прецедент, начальство колонии сымитировало его смерть и организовало перевод в другую колонию. Очень грамотный ход, если так было… А перевели Кружилова в Мордовию, в колонию, где мотал срок Конухов. И туда надо бы съездить. Надо узнать про Кружилова все – его натуру, характер, логику поведения. Нужно знать, чем он живет, как думает. Только так мы сможем его найти.
Одинцов и сам хотел съездить в Карелию, но, увы, у него не было на это времени. Кружилова нужно было искать здесь. И чем быстрей он возьмет его след, тем лучше.
– Ну, я не знаю, – замялся Бартеньев.
Он, в принципе, и не против был уехать из Бочарова от греха подальше, но его смущало, что задачу ставил подчиненный. Да и что это за начальник уголовного розыска такой, который бегает от преступников?
– Кого-нибудь другого можно послать.
– Я не знаю, тебе видней. Можешь меня отправить, – невозмутимо пожал плечами Одинцов.
– А ты хочешь ехать? – пристально посмотрел на него Бартеньев.
Он хотел знать, опасается ли Максим за свою жизнь.
Ознакомительная версия.
