Чертов ты засранец.
– Я перезвоню тебе, Тоцци, обещаю.
Крысеныш повесил трубку.
А Тоцци так и остался сидеть, уставившись на трубку и ощупывая швы на ране.
Когда будешь говорить с Томом Огастином, не забудь передать ему от меня привет и наилучшие пожелания, ублюдок.
Зазвонил телефон.
Тоцци тут же открыл глаза. Сердце сильно забилось. Он посмотрел на светящийся циферблат часов – 5.44. Светало. Затем взглянул на звенящий телефон на ночном столике. Какого черта, в такую рань.
Он снял трубку.
– Хэлло?
Ответа не последовало, но на том конце явно кто-то был.
Тоцци положил руку на голую грудь, как бы пытаясь успокоить бешено колотившееся сердце. Почему-то в голову пришла мысль, что кто-то умер. Затем пальцы нащупали швы на ране, и он вспомнил все происшедшее вчера вечером.
– Чуть ли не в полночь мне позвонил Марк Московиц. – Это был Огастин. – Он попросил меня прокомментировать ту чушь, которую, по его словам, ты ему наговорил. Мне удалось убедить его, что все это полнейший вздор и ему не стоит этим заниматься.
Тоцци откинулся на подушку и какое-то время просто лежал, полуприкрыв глаза и прислушиваясь к тишине в трубке. Он думал. Такая напряженная тишина устанавливается во время шахматной игры, когда партнеры обдумывают очередной ход.
– Я все тщательно взвесил, – к его удивлению, продолжал Огастин, – и готов предложить тебе сделку.
– А вы не боитесь, что телефон прослушивается? – наконец произнес Тоцци.
– Я точно знаю, что ни Мак-Клири, ни полиция его не прослушивают. Если же ты сам установил на этой линии записывающее устройство, то я уверен, ты немедленно все сотрешь после того, как услышишь мое предложение.
Самоуверенный, как всегда, чертов ублюдок.
– Похоже, вы очень в себе уверены.
Огастин рассмеялся.
– Это потому, что ты принадлежишь к тем, кто воображают себя героями, а у героев нет выбора – они всегда должны поступать, как надо. А это как раз то, что тебе и предстоит сделать.
Тоцци нахмурился. Что имеет в виду эта сволочь?
– Даже если я и герой, вам-то что с того?
– Это ранит меня. – Огастин усмехнулся, и его голос эхом отозвался на линии.
Мерзавец.
– Что же вы предлагаете? Что вам от меня надо?
– Ты знаешь что.
Огастин не собирался называть вещи своими именами. Неужели он действительно думает, что Тоцци записывает их разговор?
– Нет, Том, не знаю. Вам придется мне сказать.
– Ты знаешь, что мне нужно. Ковер. – Он произнес это без колебания. Или он сильно поглупел, или был абсолютно уверен, что обеспечил все тылы. Но поскольку в глупости заподозрить его было никак нельзя, Тоцци занервничал.
– У меня нет ковра, – ответил он.
– Тогда достань его.
– А что, если я не смогу?
– Сможешь.
– Почему вы так уверены?
– Ты герой. Ты сделаешь все ради правого дела.
Ради правого дела? Что, черт возьми, он имеет в виду?
– Я же говорю, Том, у меня его нет.
Огастин вздохнул.
– Ну ладно. Давай только предположим, что он у тебя. Гипотетически. Идет?
– Можете предполагать все, что вам угодно, но у меня его нет.
– Ну, допустим, он есть. Кто мешает тебе продолжить игру ради спортивного интереса? Это ведь никому не причинит вреда.
– Вы хотите сказать, такого вреда, как тот тесак, который жирный козел воткнул в меня вчера? Это вы имеете в виду? – Тоцци слишком быстро поднялся с подушки – его швы заныли.
– Не знаю, о каком жирном козле ты говоришь.
– Ну конечно же не знаете.
– Сарказм не к лицу героям, Майк.
– Тогда просто иди в задницу. Как насчет этого?
– Твоя прямота просто восхитительна.
Ирония, с которой говорил Огастин, прямо-таки сочилась из трубки.
– Но давай не будем отклоняться от предмета разговора. Мы предположили, что ковер все-таки у тебя. Ну так, чтобы повеселить тебя.
– Мне действительно очень смешно.
– Тогда, если ковер у тебя и ты принял мое предложение, я бы хотел, чтобы ты доставил его в нужное место в условленное время.
– Правда? И куда же?
– В один ресторанчик на Манхэттене. «Прекрасный остров» на Гранд-стрит в Малой Италии. Знаешь, где это?
Тоцци не спешил с ответом. Это был ресторан Саламандры, в том самом доме, где тот жил. Тоцци мысленно представил себе карту Сицилии на вывеске при входе – большой палец итальянского сапога, пинающего ее, как футбольный мяч.
– Эй, Майк! Ты куда пропал? Я не усыпил тебя разговорами?
– Нет, я слушаю.
– А я подумал, уж не задремал ли ты.
– Я же сказал, что слушаю.
– Прекрасно, очень рад. По-видимому, ты не очень часто и не очень охотно это делаешь.
– Я вешаю трубку, Огастин, весь этот треп мне уже надоел.
– Нет, подожди. Ты не можешь этого сделать. Ведь ты герой, не забывай. Если же ты не выслушаешь меня, то потеряешь возможность проявить свой героизм.
– Мне надоели эти игры.
– Разве тебе не интересно узнать, когда ты должен доставить туда ковер? Разумеется, если предположить, что он у тебя.
Тоцци вздохнул.
– И когда же?
– Сегодня, в восемь утра. Если опоздаешь – сделка не состоится.
– Что еще за сделка?
– Сделка не состоится также, если ты принесешь с собой любого рода оружие. И пускай твой приятель Гиббонс еще немного поспит. Похоже, это ему необходимо.
О какой сделке он говорит?
– И не стоит кричать по этому поводу. Я говорю о сделке, которая будет способствовать утверждению твоего еще более героического и, я бы добавил, идиотского образа.
– Похоже, тебе самому надо выспаться, Огастин. Ты уже плохо соображаешь.
– В самом деле?
– Зачем мне отдавать ковер, даже если бы он у меня и был? Что ты можешь предложить мне взамен? Разумеется, нечто равноценное. Думаю, взамен ковра ты захочешь прекратить дело против меня?
– Нет, нет, нет. В этом нет ничего героического. Это был бы всего лишь вопрос самосохранения. Деяние довольно эгоистическое. Думай, герой. Думай о бескорыстном поступке. Ну хотя бы сквозь призму любви.
– Ты о чем?
– Собираешься скромничать? Мак-Клири видел, как ты захаживаешь к мисс Хэллоран. Поздно вечером приходишь, рано утром уходишь. Будешь отрицать?
– Это называется блефовать с пустыми руками. Если тебе нечего предложить взамен, оставь меня.
– Почему же? У меня есть кое-что. Можешь не сомневаться.
– И что же?
– Позвони своему адвокату и спроси ее.
Огастин повесил трубку, и Тоцци тут же представил себе ехидную улыбочку, с которой он произнес последние слова. Ублюдок.
В трубке послышались гудки, и Тоцци уронил трубку на грудь. Что имел в виду этот пирожок? О чем должна знать Лесли? Что она может знать? Нужно быть идиотом, чтобы втянуть в это дело и ее. Или он надеется, что может заставить ее молчать? А если Огастин уже говорил с ней, то почему Лесли ничего не сказала? Почему не позвонила? Может быть, Огастин разговаривал с ней перед тем, как позвонить сюда?
Тоцци подтянулся на локте, взял телефон и стал лихорадочно набирать ее номер. Затем осознал, что забыл набрать код района, и начал все сначала. После второго гудка она сняла трубку.
– Слушаю? – услышал Тоцци заспанный голос.
– Лесли, это я, Тоцци.
– Что ты хочешь? – спросила она, зевая. Очевидно, Огастин не звонил ей, иначе бы ее голос звучал по-другому. – Ты знаешь, который час? – В голосе ее послышалось неудовольствие. Хорошо, если он не разбудил Патрицию.
О Боже!
– Лесли, послушай. Сейчас же встань с постели.
– Что?
– Иди и проверь Патрицию.
– Что?
– Я сказал, встань и сходи в комнату своей дочери. Проверь, все ли в порядке.
– Но зачем? Что случилось? Майкл, скажи мне.
– Просто иди и сделай то, что я сказал. Быстрее.
Она уронила трубку на покрывало – стеганое, белое с черным. Тоцци хорошо представлял, как выглядит спальня, знал расположение всей квартиры. Сейчас она бежит по паркетному полу в комнату Патриции, на другом конце коридора, открывает дверь, заглядывает внутрь... Там темно, как у него сейчас. Его сердце снова забилось.
– Ее нет! Где она?! О Боже, Майкл! Мы должны что-то сделать. Повесь трубку. Я позвоню в полицию. – Лесли была в истерике.
– Нет-нет, послушай меня, Лесли, сначала успокойся. Мы ее вернем.
– Но, Майкл... – Она захлебывалась в рыданиях. Тоцци чувствовал, что она в панике. – Ее нет. Кто украл мою малышку?
– Послушай, некогда объяснять.
– Но...
– Никаких «но». Успокойся. И слушай меня внимательно. – Он посмотрел на часы – 5.57. У них осталось два часа и три минуты. – Через час я заеду за тобой. На скрещении Второй авеню и площади Святого Марка есть кафе, работающее круглосуточно. Оно называется «У Нестора». Жди меня там. Не выходи из дома через парадное. Иди черным ходом. Я подхвачу тебя у кафе в семь. Стой снаружи. Поняла?
– Да... – Лесли продолжала плакать. Тоцци засомневался, все ли она поняла.