— А вон там Линкольн-центр, — сказал Чанс.
Я кивнул.
— Надо было поселить здесь Мэри Лу. Она любит ходить на концерты, а отсюда до Центра — рукой подать, можно и пешком. Но вся штука в том, что она привыкла жить в Вест-Сайде, а я настаивал, чтобы она переехала в Ист-Сайд. Иногда, знаете, надо менять обстановку. Вносить хоть какое-то разнообразие в их жизнь.
Меня не слишком интересовали психологические проблемы и тонкости работы сутенера. Я спросил:
— Она и раньше пыталась?
— Что? Покончить с собой?
— Да. Ну, вот же она пишет: «Надеюсь, на этот раз я приняла достаточную дозу»
— Нет, при мне этого не было. А я знаю ее вот уже два года.
— Что она имела в виду, написав: «... лезвие бритвы тупое»?
— Не знаю.
Я подошел к телу и осмотрел запястье той руки, которую она закинула за голову На коже отчетливо проступали тонкие горизонтальные шрамы. Идентичный шрам я обнаружил и на другой руке. Поднялся, перечитал записку.
— Ну, что там, приятель?
Я достал блокнот и переписал в него весь текст предсмертного послания, слово в слово. Затем стер отпечатки своих пальцев «Клинексом» и положил записку на место, на туалетный столик, прислонив к флакону с туалетной водой.
И спросил:
— А теперь расскажите, Чанс, что вы делали вчера ночью?
— Но я ведь уже говорил! Позвонил ей и забеспокоился. Сам не знаю, почему. И приехал сюда.
— Во сколько?
— Где-то после двух. Точно не помню.
— И сразу поднялись к ней?
— Да.
— Привратник вас видел?
— Да. Кивнули друг другу. Он меня знает. Думает, я живу здесь.
— Итак, он вас запомнил.
— Послушайте, приятель, ну откуда мне знать, что он помнит, а что — нет?
— Он работает только по уик-эндам или в пятницу тоже дежурил?
— Понятия не имею. А что?
— Если он работает каждую ночь, то должен помнить, что видел вас, а вот когда именно — вряд ли. Если же он работает только по субботам...
— Вас понял.
В маленькой кухне рядом с раковиной я увидел бутылку «Джорджи», в ней еще оставалось немного водки. Рядом валялась пустая картонка от апельсинового сока. В раковине стоял стакан с остатками жидкости, походившей на смесь этих двух напитков; от лужицы рвоты на ковре попахивало апельсином. Не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы соединить эти факты в одно целое. Таблетки снотворного, запитые алкоголем, действуют быстрее и эффективнее.
«Надеюсь, на этот раз я приняла достаточно...»
Я с трудом преодолел желание выплеснуть водку в раковину.
— И сколько вы здесь пробыли. Чанс?
— Не знаю. Как-то потерял представление о времени.
— На обратном пути говорили с привратником?
Он покачал головой.
— Нет. Я спустился в подвал, прошел через гараж и сел в машину.
— Выходит, он вас не видел?
— Никто не видел.
— Ну, а когда вы были здесь...
— Я же сказал, заглянул в ящики и шкафы. Почти ничего не трогал и не передвигал.
— Вы прочли записку.
— Да. Но в руки ее не брал.
— Звонили куда-нибудь?
— Только к себе в справочную. И еще вам. Но вас не было.
Да, меня не было. Я в это время ломал ноги чернокожему ублюдку в трех милях отсюда. Я спросил:
— И никаких междугородных звонков?
— Я же сказал, приятель, всего два звонка. Не междугородных. Да отсюда до вашей гостиницы рукой подать. Камень можно добросить. Так что, какой междугородный...
Я и сам мог вчера дойти сюда пешком, после собрания, после того, как позвонил и она опять не сняла трубку. Была ли Санни в то время еще жива? Я представил, как она лежит вот на этой постели и ждет. Ждет, пока подействуют таблетки, запитые водкой, а телефон все звонит и звонит. Она бы и на звонок в дверь тоже не прореагировала. Или все же открыла бы?..
Возможно. А может, она уже была без сознания. Но ведь я мог заподозрить что-то неладное, мог позвать управляющего или вышибить дверь и подоспеть вовремя, чтобы...
Как же! И еще спасти Клеопатру от укуса этого поганого аспида, родись я на несколько веков раньше.
Я спросил:
— Так, значит, у вас были ключи и от этой квартиры?
— У меня ключи от всех их квартир.
— И вы просто отперли дверь и вошли?
Он покачал головой.
— Нет, она заперлась на цепочку. Я как только увидел это, сразу понял — что-то не так. Дверь приотворилась дюйма на два-три, дальше цепочка не пускала. Значит, что-то случилось, — повторил он. — Сорвал цепочку и вошел. Ну, а дальше вы знаете. Увидел то, что мне меньше всего хотелось бы увидеть.
— Но вы могли бы и уйти. Увидели, что дверь на цепочке, и спокойно отправились бы домой.
— Да, я тоже об этом подумал, — он не отрывал от меня глаз, и лицо его стало почти беззащитным. — Но знаете... Как только я увидел, что дверь на цепочке, сразу подумал: она покончила с собой! Не знаю, почему, но это было первое, что пришло в голову. Именно поэтому я и сорвал цепочку. Думал, может, она еще жива, может, удастся ее спасти!.. Но было слишком поздно.
Я подошел к двери, осмотрел замок и цепочку. Сама цепочка была цела, а гнездо выдрано и болталось на одном гвозде на дверной панели. Входя в квартиру, я этого не заметил.
— Так, значит, входя, вы сорвали гнездо?
— Да, я же сказал!
— Дверь не была закрыта на цепочку, когда вы вошли. Это потом вы ее заперли и сломали вот эту штуку, уже внутри.
— Но зачем мне было это делать?
— Да затем, чтобы дверь выглядела так, словно действительно была закрыта на цепочку.
— Но она и была закрыта! Куда это вы клоните, что-то не пойму, дружище?
— Просто хочу убедиться, что она действительно заперлась изнутри.
— Ну, а я что говорил?
— А квартиру вы проверили? Тут точно никого не было?
— Где здесь, по-вашему, можно спрятаться? Разве что в тостере.
Да, это было самоубийство в самом что ни на есть чистом виде. Вызывал сомнение лишь его слишком ранний визит в квартиру. Со времени ее смерти прошло уже часов двенадцать, а он до сих пор не сообщил в полицию.
Было над чем задуматься. Находились мы к северу от Шестидесятой, а это означало, что контролирует этот район полиция 20-го участка и на данную территорию юрисдикция Деркина не распространялась. Если это самоубийство, дело тут же закроют, если же судмедэкспертиза выявит иную причину смерти, тогда появление Чанса в квартире — а об этом, конечно же, узнают — может принести ему большие неприятности.
Я сказал:
— У нас есть несколько вариантов. Вы можете сказать, что безуспешно пытались дозвониться ей всю ночь и заволновались. Ключ у вас был. Связались со мной, и мы приехали сюда вместе. Вы отперли дверь, увидели ее и тут же позвонили в полицию.
— Правильно.
— Но все дело портит эта цепочка. Если вы ее не трогали, как же получилось, что она сорвана? И если сорвал ее кто-то другой, то кто это был и что здесь делал?
— Ну, а если, допустим, сказать, что это мы сорвали цепочку? Я покачал головой.
— Не получится. Допустим, они добудут четкие доказательства того, что ночью вы здесь все-таки побывали. Тогда меня уличат во лжи под присягой. Я могу, конечно, солгать, защищая вас и ваши интересы, но только не в таком деле. Только не тогда, когда речь идет о трупе в квартире. Нет, мне придется признаться, что цепочка уже была сорвана, когда мы пришли.
— Может, она уже несколько недель как сломана.
— Тоже не получится. Следы свежие. Вот видите этоместо, где гвоздь вырван из дерева? Вам ни в коем случае нельзя попадаться на лжи, допускать, чтобы в вашем изложении событий и фактов было хоть малейшее расхождение. А знаете, что, по-моему, вам следует сделать?
— Что?
— Сказать им правду. Да, вы пришли сюда, да, вышибли дверь, увидели, что она мертва, испугались и убежали. Поездили по городу, пытаясь успокоиться и собраться с мыслями. Хотели прежде, чем действовать дальше, посоветоваться со мной, но меня не застали. Звонили несколько раз и наконец дозвонились. И мы приехали сюда и вызвали полицию.
— Вы считаете, это самый лучший вариант?
— Думаю, да.
— И все из-за какой-то цепочки...
— Но в ней и заключается главная неувязка. Ладно, пусть бы ее даже не было, этой цепочки, все равно лучше сказать правду. Послушайте, Чанс, вы ведь ее не убивали. Она покончила с собой, так?
— Ну и что?
— А раз вы ее не убивали, то самое милое дело — это сказать правду. А вот если вы виноваты, тогда лучше вообще молчать. Позвонить адвокату и держать язык за зубами. А когда вины за тобой нет, лучше говорить правду. Куда как проще. К тому же это избавляет от возможности запутаться в показаниях. И вот что я еще вам скажу. Преступники — такой народ, лгут всю дорогу. Полицейские это знают прекрасно. И стоит им поймать человека хотя бы на одной мелкой лжи, как они вцепляются в него мертвой хваткой и не успокоятся, пока не раскрутят. Солгав, вы хотите избавить себя от беды. И иногда, как в данном случае, это может сработать. Потому как тут — чистой воды самоубийство. Так что, может, и сойдет с рук. Ну, а если не сойдет и вас прищучат, тогда наживете себе вдесятеро больше неприятностей.
