– Разложим его в длину, перекинув через капот, – предложил он Лесли.
– Зачем ты это делаешь, Майкл?
– Просто доверяй мне.
Когда ковер был перекинут через капот, подобно огромной петле на пасти акулы, Тоцци принялся разворачивать его.
– Давай полностью развернем ковер, – сказал он.
Лесли была в замешательстве, но выполнила его распоряжение, и скоро ковер покрыл весь перед автомобиля и свесился на тротуара. Теперь морда акулы оказалась укрытой под замысловатым голубовато-бежевым орнаментом на темно-бордовом фоне.
Лесли стояла, обхватив себя руками, зубы у нее стучали.
– А что теперь?
– А теперь мы посмотрим, как сильно они хотят получить свой ковер.
– А что, если они выжидают, чтобы посмотреть, как сильно мы хотим вернуть Патрицию?
Тоцци показал рукой на ковер.
– Мы продемонстрировали им, что готовы к сделке. Что еще можно сделать?
– Слишком уж ты спокоен, – укоряюще сказала она.
– Если мы все будем волноваться, это не поможет освобождению Патриции.
Ему было приятно слышать, что он кажется спокойным. Он очень волновался, но старался не показать этого.
– Почему бы тебе не вернуться в машину? Ты совсем замерзла.
– Не хочу я сидеть в машине, – рассердилась она.
– Послушай, во-первых, тебя здесь вообще не должно быть. Огастин велел мне приехать одному. Иначе, он сказал, сделка будет ликвидирована. Так что лучше иди в машину.
«Ликвидирована». Это слово Огастина. Никто из его знакомых никогда бы так не сказал. Высокомерный сукин сын.
Лесли сердито посмотрела на него, но вернулась в машину. Тоцци перешел на ту сторону, где сидела она, и, облокотившись о крыло автомобиля, стал ждать, не спуская глаз с дома. Шторы на третьем этаже шевелились. Он скользнул взглядом по большой вывеске над рестораном и сосредоточился на парадном входе в жилое помещение.
Ну, давайте же.
Проходили минуты. Два огромных трейлера один за другим прогромыхали мимо. Парнишка-пуэрториканец наорал на него за то, что он припарковался во втором ряду. Тоцци, не обращая на него внимания, продолжал следить за домом. Три пожилые китаянки остановились и принялись рассматривать ковер. Тоцци показалось, что одна из них спросила, не продается ли он, однако ее английский был так плох, что он ничего не понял, но на всякий случай отрицательно покачал головой. Китаянки удалились. Когда они ушли, его вдруг поразила неожиданно наступившая тишина. На улице все стихло. Тоцци видел красный свет светофора за два квартала отсюда, слышал шум машин, доносившийся с параллельной улицы. На мгновение вся Гранд-стрит замерла. Только сердце Тоцци продолжало громко стучать.
Господи, ну давайте же.
Раздался автомобильный гудок. Тоцци взглянул на светофор – зеленый свет. Нетерпеливое такси обошло первую в ряду машину и промчалось вверх по Гранд-стрит. Когда же Тоцци снова перевел взгляд на подъезд дома, то увидел, что около двери стоит какой-то человек: невысокого роста старик, очень загорелый, худой и морщинистый, в черном костюме, без пальто, без галстука, в рубашке, застегнутой до самой шеи.
Тоцци уставился на него, гадая, какого черта Саламандра послал за ковром этого несчастного старикашку. Ясно же, что он не сможет его нести, даже с посторонней помощью. Но когда Тоцци увидел его пронзительные, колючие глаза, то сразу понял, кто был перед ним. Эмилио Зучетти – глава всей сицилийской мафии. Какого же дьявола?..
Тоцци выпрямился. Зучетти пристально смотрел на него. Просто стоял и смотрел. Все шторы на окнах третьего этажа были отдернуты. Теперь Тоцци мог видеть даже лица, а в одном из окон, как ему показалось, он заметил дуло пулемета.
Старик спустился с крыльца и направился в его сторону. Такого Тоцци никак не мог предусмотреть. Что бы это значило? Неужели сам глава семейства, крестный отец, вышел вести переговоры о ковре? Чушь какая-то, боссы не занимаются такого рода делами. В подобных ситуациях они никогда не действуют сами – отдают приказы с безопасного расстояния, оставляя всю грязную работу своим подручным. Сердце у Тоцци забилось сильнее. Он посмотрел на окна. Не похоже на ловушку. Пока Зучетти внизу, они не станут стрелять. Это было бы безумием.
Старик пересек тротуар и ступил на проезжую часть. Он не взглянул ни на Тоцци, ни на ковер. Он смотрел куда-то через дорогу. Обойдя машину Тоцци и абсолютно проигнорировав сорок килограммов героина, старик стоял, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, выжидая, когда проедут машины, чтобы можно было перейти улицу.
Тоцци не верил своим глазам. Тут какая-то хитрость. Чертов старик руководил его сознанием.
Зучетти ссутулился под напором сильного ветра и поднял воротник своего пиджака, его редкие волосы растрепались. Он пересек дорогу и подошел к белому обшарпанному фургону, который стоял там, когда они подъехали. Остановившись у двери со стороны пассажира, он указал на замок, молча приказывая, чтобы его открыли. Внутри кто-то был. Тоцци увидел фигуру водителя, поднявшегося со своего места, но лица разглядеть не мог. Суровый старик резким движением большого пальца руки велел водителю выйти и подойти к нему. Тоцци услышал, как открылась и с шумом захлопнулась скрипучая дверь машины, затем из-за бампера появился человек. Тоцци не поверил своим глазам. Это был Коротышка, неуловимый карлик с фотографий, тот, что всегда умудрялся повернуться к камере спиной, тот, которого они называли Малыш Немо.
Тип выглядел так, словно спал в одежде – волосы торчком, нос красный, а глаза воспаленные и испуганные. Он постоянно вытирал рукавом свои мокрые нос и лоб, его бил жуткий озноб, он обхватил себя руками, словно холод проникал до самых его костей. Возможно, у Немо был грипп, но Тоцци в этом сомневался. Он уже сталкивался с подобным явлением и тут же уловил, что Немо страдал не от гриппа – он был наркоманом и мучился от вынужденного воздержания.
– Что случилось, мистер Зучетти? Что случилось? – Немо лебезил и пресмыкался, словно раб на плантации.
Старик взирал на него с каменным лицом.
Улыбка исчезла с лица Немо, он схватился за живот и согнулся вдвое, словно его ударили кулаком. Это определенно была ломка.
– Мистер Зучетти, у меня тут... Вы знаете? – Глаза Немо бегали от фургона к ковру. – Мы можем обменяться.
– Заткнись. – Хозяин глазами указал Немо, чтобы тот отошел.
Немо затрусил в сторону, как нашкодившая собачонка.
Старик открыл дверь фургона и заглянул внутрь.
– Боже мой, – задыхаясь, произнесла Лесли.
Патриция. Все это время она находилась в фургоне, меньше чем в тридцати футах от них.
Зучетти поднял ребенка с пола и посадил на сиденье. Затем развязал серый шнур на ее руках и ногах и, утешая, потрепал по щечке, совсем как это делала бабушка Тоцци, когда он был маленьким. Старик гладил ее по голове, кивая и успокаивая, пока вытаскивал у нее изо рта кляп. Девочка была слишком напугана, чтобы произнести хоть слово, маленький ротик застыл в форме буквы "О". Тоцци сквозь лобовое стекло посмотрел на Лесли – сходство матери и дочери в состоянии ужаса было душераздирающим.
Старик подтянул Патрицию поближе, взял ее на руки и понес через улицу, ее светлые волосы, развеваясь, закрывали его лицо, когда он, переходя улицу, поворачивал голову.
Тоцци слышал, как он бормотал ей на ухо что-то успокаивающее. Тоцци весь напрягся, сердце его напряженно билось, внутри все сжималось – он был обескуражен, старый лис перевернул все с ног на голову. Точнее сказать, матерый волк предстал вдруг в обличье старого, доброго дедушки: Что-то за этим кроется. Но что?
Зучетти подошел к машине Тоцци со стороны водителя, открыл дверцу и бережно передал Патрицию в руки Лесли. Лицо Лесли сморщилось, и слезы потоком хлынули из глаз, когда девочка обняла ее за шею. Старик еще раз погладил Патрицию по головке, на его лице появилась удивительно добрая улыбка.
– Нельзя отнимать ребенка у матери. – Когда он поймал взгляд Лесли, его глаза наполнились слезами. – Никогда.
Лесли зажмурилась и кивнула ему в ответ.
Затем старик выпрямился, захлопнул дверцу, обошел машину спереди, не обращая внимания ни на Тоцци, ни на ковер, и направился обратно, к дому.
– Мистер Зучетти! Мистер Зучетти! – вопил Немо с противоположной стороны дороги. – Ковер, мистер Зучетти. Как насчет ковра?
Он был слишком напуган, чтобы нарушить приказ хозяина и сдвинуться с места, и отчаянно пытался криком привлечь его внимание.
Старик продолжал идти, не обращая на него внимания.
– Пожалуйста, мистер Зучетти. Ковер, ковер... Мне нужно... Я должен... – По его лицу катились слезы. – Пожалуйста! Тот, другой, наш святой покровитель, он сказал, чтобы мы забрали ковер. Он сказал, все будет, как надо. Для меня. Для всех, я хочу сказать – для каждого из нас. Пожалуйста, мистер Зучетти. Пожалуйста, скажите, что мне делать?
