— Что произошло? — спросил я коротко.
— Я не уберег, — проговорил Петрович виновато.
— Ночью домой возвращался, — отрывисто заговорил Бомбилин. — А тут в подъезде ждут. Человека три, а может, четыре. Арматурой били. Сволочи!
— Ты узнал кого-нибудь? — осведомился я.
— А чего узнавать! — усмехнулся он. — И так ясно, это Рукавишников подослал. Он у нас бандит! Силкин-то тот — ворюга!
— Сотрясение мозга у него! — не выдержав, запричитала женщина. — И ребра поломаны!
— Молчи! — прикрикнул на нее Бомбилин. — Нечего тут концерты устраивать! Я все равно не отступлюсь, — добавил он, и его лицо, неузнаваемое от бинтов и побоев, горело ненавистью. — Плохо они меня знают! Зря они это затеяли. Со мной не пройдет! Журналистам интервью я уже дал. Завтра в новостях обещали показать.
— Чем я могу помочь? — спросил я.
— Ничем, — отрезал он. — Для того тебя и позвал, чтобы поговорить.
— Я слушаю, — кивнул я. По его категоричной интонации я почувствовал, что он уже принял для себя какое-то важное решение, которое вряд ли мне понравится.
Петрович сморщился и завозился на своем стуле.
— Роман, а может, не надо? — жалобно попросил он.
— Надо! — оборвал его Бомбилин. Он отвернулся от меня и, неотрывно глядя в какую-то точку на потолке, заговорил, упрямо и резко. — Я вот тут думал-думал и понял. Ведь что бандиты, что вы, олигархи, все одно. Нет вам дела до народа!
Петрович осуждающе качал головой.
— Я не олигарх, — возразил я миролюбиво. Я видел, что Бомбилин на пределе и накручивает себя. До выборов оставалась всего неделя, и мне не нужны были осложнения.
— Ты-то, может, и не олигарх, — вскинулся Бомбилин. — А работаешь на олигархов! Так?! Значит, нету разницы.
Он помолчал, собираясь с духом.
— Короче, вот что, Андрей, — объявил он. — Разошлись наши дороги! Такое будет мое слово.
Петрович опустил голову и обхватил ее руками.
— В каком смысле разошлись? — терпеливо уточнил я.
— В прямом! — Бомбилин уставился на меня пронзительным взглядом. — Дальше я сам пойду. Не надо мне ни твоих указаниев, ни твоей помощи!
Я почувствовал, что закипаю.
— Разве я тебе что-то приказывал или запрещал? — сдерживаясь, осведомился я.
— А плевал я на твои приказы! — повысил он голос. — Не хочу от вас зависеть. Вот зачем вы меня в эти выборы засунули? Для каких своих целей? Кто я вам такой, что вы вдруг помочь решили? Не для забавы же! Или для забавы? Только получается, что вам — это все шуточки! А ребра мне ломают! И башку мне пробивают! Вы-то в стороне! И не говори мне про деньги! Выберут меня мэром — все вам отдам. До копейки!
— Да где ж ты найдешь столько! — всплеснула руками женщина, с ужасом слушавшая наш разговор. — Это ж какая прорва!
— Найду! — вновь прикрикнул на нее Бомбилин. — Где они все находят? Там и я найду!
Я отвернулся к окну, чтобы выиграть время и взять себя в руки.
— Ты уверен, что тебя выберут? — Я попытался говорить иронично, хотя во мне все клокотало.
— Выберут, — заявил он без колебаний. — Еще как выберут! А после этой истории — сто процентов! Народ только увидит меня в больнице, он их, гадов, разнесет к чертовой матери!
Я готов был его убить. Стереть в порошок. Это животное, которое я вытащил из помойки, ради которого я столько старался, целых два месяца, осмеливалось разговаривать со мной в таком тоне! Еще секунда, и я бы на него накинулся.
Собрав всю свою волю в кулак, я молча повернулся и пошел прочь. Уже у выхода я услышал, как кто-то меня окликает. Я обернулся. По коридору, прихрамывая, ко мне спешил Петрович.
— Говорил же я тебе, Андрей Дмитрич! — едва не плача, причитал он. — Чуяло мое сердце, что он что-нибудь выкинет под конец! Неблагодарный он, Рома! И время-то, главное, выбрал! Неделя осталась. Как теперь на него управу найти?!
Он вытер со лба капли пота и безнадежно покачал головой.
— Ну, — уныло произнес он. — Что делать будем?
Я посмотрел в его расстроенное лицо с обвисшими щеками.
— Не знаю, — признался я устало.
— Вот что ты теперь своим ребятам скажешь? — не унимался Петрович.
— Не знаю, — повторил я, горько усмехаясь. Одна только мысль о том, что мне придется рассказывать обо всем Храповицкому, Виктору и Васе, вгоняла меня в тоску. Мне сразу захотелось куда-нибудь уехать.
Петрович огляделся по сторонам и поднялся на цыпочки, чтобы дотянуться до моего уха.
— Сымать его надо с выборов! — убежденно прошептал он.
— Как снимать? — рассеянно пробормотал я. — Он не согласится.
— А его и спрашивать не надо! — тем же горячим шепотом продолжал Петрович. — Мы все без него сделаем! Я уже придумал. Гляди, за все листовки, за все газеты мы же наличными платим, так?
— Так, — кивнул я, все еще не понимая.
— Я же деньги раздаю. — Глаза у Петровича заблестели. — Завтра вот, например, опять в типографию нести. А если об этом заранее сообщить хотя бы тому же Силкину или в избирком, и меня поймают за руку, то неважно, какая сумма будет, хоть сто рублей, Ромку непременно снимут! Потому что по закону платить можно только с официального счета! Дошло, наконец?!
До меня дошло. Это действительно был выход. В предложении Петровича, разумеется, были свои минусы, так как в гонке в этом случае оставались лишь двое серьезных соперников: Силкин и Рукавишников. И один из них обязательно побеждал. Не нуждаясь в нашей помощи. И тогда пришлось бы проститься с моим хитроумным планом обмена голосов на акции. Но я, по крайней мере, не вдаваясь в подробности постыдного для меня провала, смог бы объяснить Храповицкому, что случилось непредвиденное. Что нашего кандидата сняли по чьему-то доносу. В этом случае даже Виктор не нашел бы, в чем меня обвинить.
— Ну что, даешь добро? — Петрович даже подпрыгивал от нетерпения. — Нельзя тянуть! Вопрос надо решать прямо завтра. До выборов кот наплакал!
Я молчал, лихорадочно соображая. Соблазн был велик. И все-таки внутренний голос подсказывал мне, что от этого рокового шага лучше воздержаться.
Прежде всего мне претила идея доноса. То, что Бомбилин решился на предательство, не давало мне права поступать так же. В этом было нечто гадкое.
Но был еще один важный момент, не зависевший от моих эмоций. По всем социологическим опросам и по моим собственным ощущениям Бомбилин не мог подняться выше третьего места. Его избирателями были вечно раздраженные и всем недовольные люмпены. Которые в богатом и бандитском Нижне-Уральске составляли не самую сплоченную и не самую большую часть населения. Между тем, Бомбилин этого не понимал и был совершенно убежден в своей победе. Его занесло, и занесло неотвратимо.
В том, что Бомбилину предстоит жестокое падение с облаков, я не сомневался. Он не был готов к ожидавшему его удару. Но это единственное, что могло его отрезвить и что давало мне шанс выправить ситуацию.
— Андрей Дмитрич! — молил Петрович. — Ну пойми же ты! Нету у нас с тобой другого выхода!
Я все-таки решил рискнуть. Я с шумом выдохнул воздух.
— Нет, Петрович, — твердо сказал я, похлопав его по плечу. — Мы не станем его снимать!
Петрович опешил.
— С ума сошел! — ахнул он. — Но почему?!
— Доверься мне, — попросил я. — Надеюсь, я знаю, что делаю. Работай так, словно ничего не произошло.
И пожав ему руку, я вышел под его растерянное бормотание.
Вернувшись в Уральск, я, не заезжая домой, сразу поехал к Храповицкому. Мы созвонились по дороге, и он кратко сообщил мне, что ждет меня по «вопросу, не терпящему отлагательств». Обычных скандалов по поводу моего исчезновения он не устраивал, из чего следовало, что либо вопрос действительно серьезный, либо во время нашего разговора он был не один.
В среднем он звонил мне от шести до пятнадцати раз на дню, и даже, если я отбывал по его поручению, злился на то, что меня не оказывалось под рукой. Удивительно, как он еще не посадил меня на цепь.
Возле его дома я столкнулся с Савицким. Тот как раз направлялся к своей машине, но, увидев меня, остановился. Еще несколько лет назад Савицкий был полковником ФСБ, теперь он возглавлял нашу службу безопасности. Он, как всегда, бесстрастно глянул на меня из-под очков и пожал руку. Вызов его домой к Храповицкому, да еще в воскресенье, означал нечто совсем неординарное.
— Шеф распорядился завтра проверить все кабинеты на предмет прослушивания, — в своей сухой манере проговорил Савицкий. — В какое время вам будет удобнее? Ну, чтобы мои ребята вас не беспокоили?
— Безразлично, — ответил я, скрывая удивление. — Я редко сижу на месте. Да вы это и сами знаете.
Наши кабинеты и без того регулярно проверялись. Экстренные меры безопасности означали, что мы переходим на военное положение. С кем именно мы собираемся воевать, я пока не знал. Но расспрашивать Савицкого было бесполезно. Вытянуть из него информацию было столь же невозможно, как заставить Васю хранить секреты.
