в горло, прямо в выпирающий кадык. Его лицо посинело, как лакмусовая бумажка на уроке химии, и он рухнул лицом в песок. Я стоял над ним, с трудом переводя дыхание, а потом решил проверить, не слишком ли он пострадал, и сделал это единственным знакомым мне способом: из последних сил врезал ему ногой в голову.
Потом сел рядом и стал дожидаться приезда полиции.
25
Пятница, 10 августа 2001, раннее утро
– Почему ты мне не позвонил?
– А что бы это изменило?
Он придушенным шепотом повторил мои же вчерашние возмущенные слова:
– Для меня это изменило бы многое!
Я был слишком подавлен, чтобы улыбнуться. На фоне серенького рассвета мелькали голубые сполохи полицейских мигалок. Судмедэксперт в белом халате осторожно счищал грязь с маленькой человеческой кости, белевшей в корнях сосны. Мы с Кравицем стояли на краю свежевырытой ямы и смотрели вниз. К нам не без опаски подошла молоденькая сотрудница полиции. Она была в форме и в ярко-оранжевых босоножках на высокой платформе. Когда людей дергают посреди ночи, они иногда делают удивительные вещи. Я очень надеялся, что она работала под прикрытием на какой-нибудь вечеринке в стиле техно, иначе коллеги будут припоминать ей эти босоножки ближайшие лет десять.
– Подозреваемый доставлен в больницу, – сообщила она. – Врачи говорят, он еще несколько дней не сможет давать показания. У него сотрясение мозга средней тяжести.
– Жалко, что не сдох.
– Так точно, шеф.
– Забудь, что я это сказал.
– Это приказ?
Она легким движением потрепала меня по плечу, словно хотела показать: мы из одной команды. Я с трудом преодолел искушение объяснить ей, что она заблуждается. Она работала в полиции. Если ей случится попасть в трудное положение, у нее всегда под рукой волшебная палочка – ее рация. Достаточно нажать тревожную кнопку, и все патрульные машины в радиусе двадцати километров бросятся ей на помощь. К счастью, я нисколько не жалел, что лишен подобной привилегии.
– Шавид совсем озвереет.
– Пусть звереет.
– Серьезно. Он захочет с тобой рассчитаться. Это дело должно было стать его звездным часом. Последней ступенькой на пути к должности генерального инспектора полиции.
– Прям дрожу от страха.
Кто-то зажег фонарь, и нас залило белесым светом.
– Как ты догадался, что это Реувен?
– Не сразу. Но если остальных девочек убил кто-то другой, то очевидно, что он – наиболее вероятный кандидат на роль первого убийцы.
– Ты уверен, что он ничего не знает об остальных?
– Если бы ты был серийным убийцей и искал соучастника, ты выбрал бы Реувена?
Он не ответил. Его грызла другая мысль:
– Иначе говоря, по остальным убийствам мы не продвинулись ни на шаг?
– Нет.
– И время вышло, – дрогнувшим голосом произнес Кравиц. – Сегодня утром он ее убьет и захватит следующую жертву.
– Знаю.
Я жутко устал. Усталость сдавливала мне ребра и мешала дышать. Но Кравиц не был готов капитулировать.
– Может, это все же Яворский? Он живет в Лоде. Это недалеко отсюда.
– Тебе понадобится найти связь между ним и пропавшими девочками, а это непросто.
– Ты все еще не веришь, что это он?
– Нет.
– Я уже говорил тебе, что ты ужасно выглядишь?
– За последние три минуты ни разу.
К Кравицу подошел парень из криминалистической лаборатории – высокий, небритый, с не по уставу длинными волосами.
– Тут всего одно тело.
– Ты уверен?
– Нет. Специально морочу тебе голову.
– Придется перерыть весь двор.
– Моя смена заканчивается через четыре минуты.
– Это тебе так кажется.
Боль, до того сверлившая мозг, превратилась в грохот отбойного молотка, как будто в глубине моей черепной коробки сидел всеми забытый узник и колотил по прутьям решетки.
– Я пошел.
– Куда?
– Сообщу матери.
– Это наша работа.
– При чем здесь работа? Я должен сделать это сам.
Я развернулся и, ни с кем не простившись, чуть шатающейся походкой двинулся по узкой улочке. За забором одного дома стояли трое соседей, разбуженных яркими огнями и воем сирен, и взволнованно обсуждали происходящее. С другого двора выскочила поджарая ханаанская овчарка и принялась меня обнюхивать. За ней появился золотистый ретривер Аталии.
– Может, пойдешь со мной, Джошуа? – предложил я псу. – Ни тебе, ни мне не захочется рассказывать ей все это в одиночку.
Он заскулил и побежал вперед. Перед домом он остановился и, по-своему, по-собачьи, выражая недоумение, склонил голову набок.
Я понял, что дом пуст, еще до того, как нажал на звонок. Молчание покинутых домов похоже на сонную утреннюю тишину не больше, чем мертвец на спящего. На всякий случай я трижды надавил на звонок и подождал, подперев стену плечом. Для очистки совести обошел вокруг дома и заглянул на задний двор. Никого. Только слежавшийся песок и редкие травинки сорняков, напоминающие волосы онкологического больного после химиотерапии. Вернувшись к машине, я поднял с пола термос с кофе. Жаки давно уехал – скорее всего, торопился вернуть «Тойоту», пока никто не заметил ее исчезновения. Я допил холодный кофе и взял курс на Тель-Авив.
Когда я вошел в квартиру, уже почти рассвело. Агарь, свернувшись в комочек, лежала с открытыми глазами на диване. При виде меня она приподнялась, но, перехватив мой взгляд, замерла. Из ее горла против воли вырвался вой. Она попыталась встать, но ноги ее не слушались – они отказывались выполнять команды, отдаваемые мозгом.
– Ты ее не нашел?
– Нет.
– А где ты был?
– Я нашел второго убийцу. Но это долгая история.
– Второго убийцу?
– Вставай, я отвезу тебя домой.
– Я не хочу оставаться одна.
– Я побуду с тобой.
Я помог ей подняться, и мы пошли к выходу: она впереди, я на шаг позади, поддерживая ее под локоть, чтобы не упала.
– Постой.
Она остановилась.
– Повтори еще раз.
– Что?
Я отвел ее к дивану, попросил дойти до двери и снова последовал за ней.
– Ну конечно! Именно так!
– Что так?
– Когда хотят кого-то защитить, идут не впереди него, а сзади.
Я пошел в спальню. Кассета с пожара все еще находилась в видеомагнитофоне. Я включил запись. Мужчина в черном. Яворский, шагавший перед Яарой, больше меня не интересовал. Я полностью сосредоточился на девочке, следя за каждым ее движением. Вот она идет, вот спотыкается, мужчина подхватывает ее и что-то ей говорит. Она кивает. Экран закрывает женская спина.
Женская спина, черт возьми!
Я остановил картинку и принялся ее рассматривать. Потом вернулся в гостиную. Рухнул на диван и прижал ладони к вискам, но это не помогло привести в порядок сумбурно мечущиеся мысли. Поначалу я чувствовал только одно – беспомощность. Кейдар был прав, это уравнение с одним неизвестным. Спустя несколько минут факты
