– Очень глупо, Берт. Зачем было сообщать мне о том, что Тоцци вломился ко мне в дом? Теперь, зная об этом, неужели я допущу повторения чего-нибудь подобного, как вы думаете? Лучший выстрел истрачен понапрасну.
Однако Гиббонс почувствовал в его голосе напряжение. Кинни изо всех сил старался сохранить налет высокомерия и, главное, превосходства.
– Ваша жена – крашеная блондинка, рост пять футов и один или два дюйма. Она курит «Трю» и принимает транквилизатор пласидил. Она пользуется колпачком и спермацетовой мазью.
– На меня, Берт, все это не производит ни малейшего впечатления. Это бессмысленно, это бесполезно, это акт отчаяния со стороны обреченного человека. Нет, со стороны двух обреченных людей.
Гиббонс стиснул кулаки. У него не оставалось другого выбора. Кинни надлежало подавить во что бы то ни стало.
– А ваша дочь Крисси не пользуется колпачком, – сухо заметил он. – И ничем не пользуется. Она только что обнаружила, что беременна.
Ему стало слышно, как отчаянно задышал Кинни. Поглядев ему в глаза. Гиббонс наконец сумел угадать за благообразной, респектабельной внешностью черты Стива Пагано, черты палача Гунна. Лицо Кинни сейчас точь-в-точь походило на морду хищно оскалившегося добермана перед прыжком на противника. Вот как на самом деле выглядит монстр, обезглавивший Ландо, Блэни и Новика.
Это откровение было мгновенным, и оно потрясло Гиббонса до мозга костей, хотя он был все-таки, рад тому, что наконец достиг своей цели. Он посмотрел Кинни прямо в глаза, чтобы запечатлеть в памяти этот образ, а затем повернулся спиной к зданию суда и пошел прочь. И как раз тогда и наступило одно из тех редких и странных мгновений в городской суете, когда по дороге не едут ни легковушки, ни автобусы, ни грузовики и когда слышны собственные шаги по тротуару. Гиббонс возвращался в свою контору.
* * *
Один был на первой позиции, другой – на третьей, и Гэри Картер – на подаче. Счет был 2:1. Тоцци пытался увлечься телетрансляцией матча; телевизор стоял в гостиной, а сам он был на кухне и доставал продукты из кладовки Гиббонса. Чертова дешевка, а не игрок! Так уже давно никто не играет.
Тоцци не был бейсбольным фаном, но включил телевизор и начал смотреть на мемфисцев, едва войдя в квартиру. Он нервничал, и ему нужен был хоть какой-то шум. Ему вдруг чертовски захотелось, чтобы Картер промазал. Вообще ему необходимо было какое-то действие.
Он оставил на столе банку растворимого кофе и сунул две большие пластиковые бутылки кока-колы в холодильник. В коке страшно много кофеина, уверял его Гиббонс.
Жестянка с ветчиной, бобами и овощами отправилась в буфет вместе с большой бутылью подсолнечного масла. Хотя Тоцци по-прежнему скептически относился к теории Гиббонса насчет жирной пищи. Гиббонс утверждал, что в былое времечко, когда в Бюро куда менее формально подходили к многочасовым допросам, одним из излюбленных приемов следствия было скормить допрашиваемому возможно большее количество всякого дерьма, лишь бы пожирнее. Как только жирная пища начинала перерабатываться в желудке у подозреваемого, утверждал Гиб, его способность к сопротивлению резко шла на убыль. Подержи его несколько дней на жирной жареной пище да с неограниченным количеством мутного кофе, и язык у него развяжется. На взгляд Тоцци, все это отдавало не то черной магией, не то учебником по домоводству, но Гиббонс клялся ему, что когда-то этот метод доказывал свою эффективность применительно к самым крутым парням. А Гиббонс особенно ревностно заботился о том, чтобы Кинни был обработан проверенным на практике методом. Так что Тоцци и самому в ближайшие дни предстоял отнюдь не диетический рацион.
Правда, судя по всему, что Тоцци знал о Кинни, тот ни в чем признаваться не станет. Что, на взгляд Тоцци, было бы как раз замечательно. Если у Кинни не развяжется язык, Тоцци придется позаботиться о нем тем же способом, которым он уже управился с Винни Кламсом, лидером-конгрессменом и адвокатом Лефковицем. Тоцци не считал, что выйти на Варгу можно только через Кинни. Он мог представить себе, что Кинни решится на встречу и поднимется сюда, потому что тот наверняка знает, что неопровержимых улик против него нет. С точки зрения суда, разумеется. Но это и хорошо, потому что Тоцци вовсе не собирался оставлять Кинни в живых, будет он давать показания или нет. Гиббонс здесь не указ. Сейчас Тоцци тревожило только одно: заглотит ли Кинни наживку и приедет ли сюда. На взгляд Тоцци, все зависело от того, насколько унижен Кинни вторжением в его интимную жизнь и в какой степени это его взбесило. Но, увы, Кинни было не так-то просто вывести из себя. Он отличался редкостным хладнокровием. Сейчас Тоцци уже просто надеялся на то, что Гиббонс решится рассказать Кинни о его дочери.
Тоцци достал из холодильника пиво и сел на диван. Питчер на экране послал мяч, а Картер всего лишь проводил его взглядом. Мяч засчитали. Тоцци решил, что это неправильно. Картер вразвалочку пошел прочь. Теперь все базы были закрыты.
– Пошел бы ты к черту, Картер, – сказал Тоцци, открывая жестянку пива.
Ему хотелось увидеть настоящий гол.
* * *
Стоя у входа в подземный гараж-стоянку на Сентр-стрит, Гиббонс видел, как серебристый «вольво» Кинни блокирует въезд. Парень вел себя слишком нагло, и это настораживало Гиббонса. Он надеялся, что подобное поведение – следствие ярости, обуревающей сейчас Кинни, потому что в противном случае пришлось бы признать, что он разыгрывает из себя приманку, уже связавшись с Варгой и попросив у него подкрепления. А даже в таком пожарном порядке Варга наверняка в состоянии выставить нескольких бойцов.
Гиббонс осмотрелся по сторонам. Времени было примерно полшестого. Несколько важных чиновников ждали служебные машины, чтобы разъехаться по домам. Туда и сюда сновали судейские служащие. Мимо гаража проходило множество пешеходов. Любой из них мог оказаться наемным убийцей, и буквально каждый – стать случайной жертвой внезапно начавшейся перестрелки. Гиббонс держал правую руку свободной, чтобы в любое мгновение выхватить револьвер.
Машины прибывали одна за другой, и Гиббонс не переставая думал о том, в которой из них на заднем сиденье прибудет снайпер. Кинни наверняка пожалел, что в этом гараже не нужно подходить к машине самому: это создавало бы идеальные условия для покушения. В этом случае Кинни, возможно, и помощь бы не понадобилась.
Когда подали его зеленый «форд», Гиббонс проявил предельную предусмотрительность. Он обошел машину кругом и проверил заднее сиденье. Пусто. Пуэрториканец, работающий в гараже, должно быть, решил, будто Гиббонс проверяет, не украли ли у него чего-нибудь в машине. Он подал Гиббонсу квитанцию.
– Тринадцать семьдесят пять, – угрюмо сказал он. – И попрошу вас наличными.
Гиббонс уже приготовил двадцатку.
– Получите, – сказал он. – Я спешу. Сдачи не надо.
Пуэрториканец не возражал. А Гиббонсу сейчас только того и не хватало, чтобы возиться со сдачей. Прежде чем сесть в машину, он еще раз посмотрел на заднее сиденье. Он включил передачу правой рукой, левой взялся за руль, а правую сунул в карман с револьвером.
Он поехал вслед за серебристым «вольво» и остановился у светофора. В зеркале заднего обзора он увидел, что «вольво» перестроился и оказался в том же ряду, что и его «форд», но сзади, причем их разделяла еще одна машина. Когда дали зеленый свет. Гиббонс свернул на боковую улочку и поехал в сторону Черч-стрит. На Черч-стрит он повернул направо и помчался на север. Когда он пересекал Кэнел-стрит, движение стало поспокойней, и он перехватил руль другой рукой.
Тоцци перенастроил радио на ту станцию, которую слушал Гиббонс – на канал новостей, – затем выключил вовсе. Он подошел к окну в гостиной и бросил взгляд на темную аллею и ряд гаражей внизу. В одном из них держал машину Гиббонс. Гиббонс объяснил ему, что из квартиры не увидишь гаража, в котором он держит машину, потому что тот находится в дальнем конце аллеи, но Тоцци все равно смотрел в ту сторону. Он знал, что сейчас Гиббонс должен ехать домой. Он проедет по Линкольн-туннелю, свернет у первого выезда, проедет по Восточному бульвару Уихавкен – и тут же, через квартал зданий с садовыми участками над рекой, окажется у себя дома. Над крышами домов на противоположной стороне улицы Тоцци были видны небоскребы Манхэттена. Он перевел взгляд вправо – к сдвоенным башням Международного торгового центра. Оттуда до Манхэттенской конторы было всею десять минут ходьбы.
Он проследил за тем, как мемфисцы проиграли на десятой лунке, затем переключился на игру «Янки» с «Тиграми», только что начавшуюся в Детройте. Шедшая под веселую музычку, игра выдалась на диво скучной. Тоцци в конце концов выключи телевизор, настроил приемник на станцию, транслирующую классический рок-н-ролл, и принялся просматривать газеты. Он слушал, пока они не начали играть сюиту «Голубоглазая Джуди», и тогда выключил приемник. Как возненавидел он Кросби и Иэша в шестидесятые, так и ненавидит до сих пор.
