Было около двух часов ночи. Далеко, у обрыва, маячил силуэт часового, прохаживавшегося взад и вперед.
Превозмогая боль, Мехти поднялся на ноги. С минуту он постоял на месте, чтобы перевести дыхание. Ноги были слабыми и какими-то чужими. Мехти двинулся вперед маленькими, осторожными шажками. «Живуч!» — подумал он про себя. Чем дальше, тем тверже ставил он ноги. Вокруг шумел лес, слышался слабый треск веток, где-то устраивалась на ночлег лесная птица. Мехти показалось, что кто-то пристально глядит на него. Не оборачиваясь, он зашагал дальше среди низкорослых сосен. Однако ощущение того, что на него направлен чей-то взгляд, не проходило. Мехти не выдержал, оглянулся. Возле дикой раскидистой яблони стояла Анжелика. С секунду они молча смотрели друг на друга.
— Почему ты не спишь, Анжелика? — глухо спросил Мехти.
— Я встала проведать вас… Думала — может быть, вам что-нибудь нужно. Ну, воды… И перепугалась, не застав вас в повозке. Разве можно вам было вставать, Михайло? — укоризненно сказала она.
— Тсс, — Мехти приложил палец к губам. — Тихо! — и шепотом приказал: — А ну-ка, сейчас же спать!
— Я не маленькая, — вскинув голову, тихо ответила Анжелика, — я могу лечь и позже. А вот вам нельзя этого делать.
Впервые за все время Анжелика в разговоре с ним проявила непокорность… И он почувствовал, что не может сейчас ни приказывать ей, ни заставить ее подчиниться приказу.
— Хорошо, — согласился он, — иду… Иду спать…
И он повернул к повозке.
— Может быть, помочь вам? — спросила она.
— Нет, — ответил он. — Я сам… Я чувствую себя хорошо…
Она долго смотрела ему вслед.
А он думал о ее словах: «Я не маленькая». Вот так Анжелика! «Я не маленькая»… Почему она так сказала? Прежде она во всем подчинялась Мехти… И чувствовала себя перед ним маленькой. А теперь?.. Мехти не понимал, что произошло с Анжеликой. А она стала непокорной потому, что любила, и не знала, любят ли ее…
Утром к повозке, в которой лежал Мехти, подошел Вася.
— Тебе не холодно? — спросил он, заботливо поправив край стеганого сатинового одеяла.
— Жарко, — недовольно ответил Мехти. — Я завтра или послезавтра вообще встану.
Вася поспешил согласиться с ним. Он знал, что есть вещи, спорить о которых с Мехти все равно, что рыть иголкой колодец, и решил переменить тему:
— Куда это Сильвио запропастился?
— Иду, иду! — отозвался Сильвио.
Он тащил охапку сосновых веток, ему помогали Янко и еще два молоденьких партизана.
— Янко? — удивился Вася. — Как ты сюда попал?
— Я давно уж здесь, весь переход шел в строю! — гордо произнес Янко.
— В строю?
— Да, — подтвердил Янко. — Я пробрался к штабу, на старое место, когда все уже двинулись в путь. Меня увидел полковник и попросил стать в строй.
— Даже попросил?! Он что же, по-твоему, решил здесь детский сад открыть? — язвительно спросил Вася.
— Ей-богу, попросил! — повторил Янко.
Вид у него был гордый и независимый. Очевидно, полковник, не зная, куда его деть, действительно разрешил ему присоединиться к партизанам.
Партизанская жизнь представлялась Янко захватывающей книгой, полной интереснейших сказок, и ему дозарезу нужно было вписать в эту книгу главу о себе!
— Не сладко тебе тут придется, ох, не сладко! В трудное время ты к нам попал, — сурово и важно сказал Сильвио, раскладывая ветви возле повозки. — Ну-ка, сбегай за кипятком. Быстренько! — он подал свою кружку Янко, и тот побежал к кухне, а Сильвио пошел за новыми ветвями.
По дороге Янко увидел, что на пне сидел связанный по рукам и ногам Димо Крайнев. Его охранял партизан с автоматом на груди.
Воспользовавшись тем, что часовой отвернулся, Янко размахнулся и на ходу крепко стукнул Крайнева по затылку кружкой.
— У, гад, — с ненавистью прошептал он.
Сильвио, идущий следом, заметил это.
Когда они возвращались, — Янко с наполненной кружкой, а Сильвио с новой охапкой ветвей, — Сильвио строго сказал:
— Лежачего не бьют.
Янко и сам понимал, что поступил дурно, но разве тут удержишься?
Они шли мимо пня, на котором сидел Крайнев. Сильвио наткнулся на его вытянутые ноги, обозлился и больно пнул предателя сапогом.
— Расселся тут, сволочь! — выругался он.
Янко улыбнулся про себя непоследовательности своего покровителя, но не подал и виду.
Что касается Димо Крайнева, то он только оскалил в подобострастной улыбке редкие зубы. Трусливая, мелкая душонка, он был согласен на то, чтобы ему плевали в лицо, лили на голову помои, вываляли всего в дегте и перьях, но только бы оставили в живых! Втайне он надеялся на прощение партизан: ведь если бы его хотели отправить в лучший мир, то не стали бы таскать за собой, а прихлопнули в ту же ночь, когда удрал Карранти.
Сильвио и Янко, примяв ветви на земле возле повозки, обеспечили себя роскошными постелями.
Сильвио взял кружку у Янко, отхлебнул, потом отставил ее в сторону и принялся разжигать костер.
— Садись, ребята! Вот и новый наш дом! — с беспечностью бывалого солдата произнес он.
Два молодых партизана и Янко расположились на хвое.
— Только тихо, — предупредил Вася. — Михайло уснул, наверно.
— Да нет, я не сплю, — отозвался с повозки Мехти, — можете разговаривать.
Янко заворочался на хвое.
— Вася, — тихо позвал он. — Я хотел спросить, Вася, а что такое детский сад?
— А ты разве не знаешь?
— Нет, не слыхал.
— Ну, как тебе сказать… Детский сад — это дом для детей. Прежде чем пойти в школу, ребята ходят в детский сад — играют там, учат стихи… гуляют с воспитательницей. Кушают… В общем развиваются.
— Не слыхал, — повторил Янко, почесывая затылок.
— Вы здесь, брат, о многом не слышали! — сказал Вася. — А у нас в каждом селе такие сады есть: в городах — сотни, а в Москве… В Москве, знаешь, две тыщи таких садов. Две тыщи пятнадцать!
Мехти невольно улыбнулся. Вася, конечно, назвал число московских детских садов наобум, но почти не ошибся.
— Две тысячи пятнадцать? — присвистнул Сильвио.
— А ты думал?! На то она и Москва.
Янко приподнялся на локте:
— Москву я знаю. Там Сталин живет. У моего отца есть его карточка, он всегда ее с собой носит в кармане, на груди. Рассказывал мне отец про Москву… Большая она!
— Большая?! — насмешливо произнес Вася. — Скажи лучше, громадная! Там у нас улица есть, как двадцать виа Гегга, вместе взятых. Из одного конца в другой часами на автомобиле ехать будешь. Метро у нас — ни в одной сказке таких дворцов нет. Войдешь — мрамор, люстры, украшения, лестницы полированные. Встанешь на лестницу, а лестница сама тебя вниз несет: подойдет поезд — садись и кати себе, куда хочешь.
Мехти неподвижно лежал в повозке, с трудом сдерживая смех. Он знал, что Вася ни разу не был в Москве.
— А Сталина там можно увидеть? — спросил Янко.
— Конечно, можно. Ну, понятно, не каждый день… Занят он, по улицам ему некогда прогуливаться, а на праздник — Октябрьский или Первомайский — пожалуйста… Иди на Красную площадь, он всегда там. Рукой всем машет, смеется.
— Вот бы попасть туда, а? — мечтательно проговорил один из молодых партизан.
— А ты был, Вася? — задал коварный вопрос Сильвио.
Вася замялся.
— Нет, не был, — со вздохом выговорил он. — Не успел, ребята. Но еще буду!.. Вот отвоюемся, поеду туда учиться. На агронома!
— Обязательно, Вася. Теперь уже скоро! — тепло сказал Мехти.
Один из молодых партизан — горбоносый юноша-итальянец — грустно покачал головой.
— А мне не удастся учиться… Грамоте я обучился, а дальше — никак… Пришлось работать в кузнице, брату помогать, а потом брат умер, надо было кормить сестренок и мать. Мать — больная, сестренки совсем малые.
Вася шагнул к итальянцу и присел перед ним на корточки.
— Ты думаешь, тебе одному не придется учиться? И Янко, и Сильвио, и тысячи таких, как они, тоже останутся ни с чем!
— Это почему? — удивился Сильвио.
— И детских садов тут не будет, — продолжал Вася, — и вообще никакой жизни!..
