Глава 4
Пэт Пендлтон выехала на Пятую авеню, затем свернула налево и вскоре закружила в путаном лабиринте небольших улочек, спускавшихся под всеми мыслимыми углами к Ист-Ривер. У одного из кирпичных домов она припарковала машину и вошла внутрь.
На втором этаже из распахнутой настежь двери доносился шум застолья. Там пели по-итальянски, нарядная невеста танцевала в центре толпы под ритмичные прихлопывания гостей. На третьем этаже все двери были закрыты, у одной из них парнишка в кожаной куртке прощался с молоденькой девочкой. Было видно, что расставаться они не спешили. На четвертом этаже никого не было. Около одной из дверей стояло несколько пустых бутылок. Возле нее и остановилась Пэт.
На ее стук дверь открыла неопрятная женщина в замызганном фартуке. По коридору распространился аромат тушеного мяса.
— Привет, — произнесла женщина, пропуская Патрисию внутрь.
Войдя, девушка присела к кухонному столу и спросила:
— Много народу?
— Да не то, чтобы. — С этими словами женщина выключила газ. В тишине было слышно ворчание мяса на жаровне.
— Харви здесь?
— Нету. Давно уже не было.
Пэт опустила глаза и принялась стягивать перчатки. Дорогая кожа смотрелась на исцарапанном столе довольно нелепо.
— Кофе? — спросила женщина.
— Да. Черный.
Женщина налила чашку из кофейника, стоявшего на плите, и поставила ее перед Пэт. Потом вернулась к плите и потянула за свисавшую с потолка цепь; открылась вентиляционная заслонка. Окон в кухне не было.
— Значит, Харви нет? — переспросила Пэт.
— Да уж сколько месяцев не видела. — Женщина достала сигарету и присела к столу. — А тебе-то он зачем?
— Ни за чем, так, спросила…
— Последний раз, когда я его видела, он в штопоре был. Совсем не в себе. — Женщина смачно почесала спину. — Видно, прибрали его…
— Грустно слышать, — сказала Пэт, отколупывая лак с ногтя.
Посидели молча. Потом за стеной кто-то включил магнитофон, послышался звук отодвигаемого стула, скрипнули пружины дивана.
— Зачем ты вернулась? — спросила женщина.
Пэт подняла глаза, между бровями появилась прямая складка.
— Так, слоняюсь…
— Ширнуться заскочила?
Пэт издала звук, похожий на усмешку.
— Нет, с этой дрянью покончено. Вон, с Харви-то что вышло…
— Это точно, — поддержала женщина, — это точно…
Дверь в комнату приоткрылась, и в щель просунулся парень, одетый в безрукавку на голое тело.
— Эйб маленькую просит, — сказал он. Потом перевел взгляд на Пэт, кивнул ей и, добавив: «Сто лет тебя не видел», скрылся в комнату.
Дверь он оставил открытой, и из щели потянуло сладковатым ароматом травки. Женщина встала, вытащила из шкафчика чайную ложку, пипетку, маленькую белую капсулу и прошла в комнату, притворив за собой дверь.
Пэт продолжала возиться с ногтем. Вдруг она резко встала и, едва не опрокинув чашку, на которую не обратила никакого внимания, направилась в комнату. Разминувшись с женщиной, возвращавшейся в кухню, Пэт подошла к столу. Два парня, сидевших поблизости, мерно кивали головами и постукивали пальцами по крышке стола в такт резкой музыке. В комнате находились еще два человека, в углу — куча разнообразной рухляди. В тусклом свете лампочки под потолком комната напоминала железнодорожный вокзал.
— Сядешь? — полуутвердительно-полувопросительно сказал парень, заглядывавший в кухню.
— Ага. Что новенького, Ред? — Пэт уселась на поручень его кресла и следила за тем, как он затягивается косячком. Он выпустил дым в сложенные вместе пригоршни, вдохнул его снова и с облегчением откинулся в кресле.
— Харви нет, — сказал он. Взглянув на Патрисию, он туманно улыбнулся.
— Знаю, — отозвалась Пэт.
Он плавно поднял руку с дымящейся сигаретой, отдал ее Патрисии и так же плавно опустил руку на ее бедро. Пэт затянулась и тоже вдохнула дым.
— Кто это на диване? — спросила она.
— Торговец из центра. Имени не знаю.
Пэт слегка повернулась на ручке кресла и стала поигрывать пальцами Реда, лежавшими на ее бедре.
— Мне сегодня что-то не по себе, Ред, — сказала она, возвращая сигарету. — Ты здесь один?
Второй парень сменил пленку в магнитофоне.
— Подожди чуток, — сказал Ред.
Пэт расстегнула куртку и сбросила ее на пол, передернув плечами. Потом снова взяла сигарету и затянулась. Ред наблюдал за ней все это время. Даже под свитером она выглядела соблазнительно.
Парень на диване повернулся и сел. Взгляд у него был какой-то размытый, на губах блуждала улыбка. Повинуясь нервному тику, уголки губ то вздергивались, то опускались вниз, поэтому улыбка выходила неестественная, пунктирная. Он поднялся с дивана и нетвердой походкой вышел из комнаты. Пока дверь была открыта, из находившейся за ней другой комнатушки послышалась возня. Дверь закрылась. Когда она открылась снова, вслед за вернувшимся парнем вошел другой в обнимку с худенькой девушкой с испуганными глазами. Девушка зябко куталась в пальто, парень нес под мышкой какую-то одежду, из кучи свисал нейлоновый чулок. Все трое скрылись за кухонной дверью.
— Все еще не по себе? — спросил Ред.
Пэт в ответ безмолвно шевельнула губами.
— Есть одно средство… — сказал Ред, после чего оба поднялись и направились в соседнюю комнату.
На кухне женщина доедала мясо, когда входная дверь приоткрылась и, крякнув, застыла на натянутой цепочке. Женщина собралась было подняться, но передумала и осталась сидеть.
— Открывай свою чертову дверь, — произнес грубый голос, и в щель просунулось дуло пистолета.
Женщина не шелохнулась.
— Кто это? — спросила она.
— Фингерс, красавица. — Пистолет дернулся вверх.
— Ты, сукин сын, — пробормотала женщина себе под нос и отперла дверь. В кухню втиснулся мужчина, засовывая на ходу пистолет в карман. Лицо его было бледным.
— Здорово, — ухмыльнулся он, — она здесь?
— Кто?
— Дочь босса.
Женщина отвернулась и принялась за мясо.
В первой комнате Фингерс Пэт не обнаружил, поэтому двинулся во вторую. Свет в ней был зажжен, Пэт расчесывала волосы.
— Здорово, — повторил Фингерс.
Пэт обернулась, сохранив, однако, спокойное выражение лица. Она откинулась назад и швырнула в мужчину маленьким гребешком. Тот увернулся и сказал:
— Отец тебя ждет.
Повисла пауза, потом раздался истошный крик Пэт:
— Не-е-е-ет!!
Фингерс ухмыльнулся.
— Нет! — повторила она уже спокойнее.
Ред поднялся с кровати и направился к Фингерсу, который вынул руки из карманов. Когда Ред приблизился, Фингерс с размаху ударил его кулаком в лицо. Ред отлетел обратно к кровати и лежал без движения, странно улыбаясь. От улыбки веяло чем-то потусторонним.
Пэт пожала плечами и позволила Фингерсу доставить себя обратно на Саттон-Плейс. Несмотря на раннее утро — было около четырех, — Пендлтон выглядел как обычно. Он сидел в библиотеке: спина прямая, как у египетского фараона, руки на столе.
Пэт перегнулась через стол и заглянула отцу прямо в глаза:
— Ну? Я вернулась. Все равно я уже все успела…
Пендлтон словно подобрался, но или он не понял, что имеет в виду дочь, или пытался не подать виду.
— Пожалуйста, Пэт, присядь. Пожалуйста. — Он попробовал улыбнуться, но попытка оказалась явно неудачной.
Она присела на край стола, болтая ногой в воздухе. Пендлтон поднялся и принялся расхаживать по комнате.
— Патрисия, пожалуйста, постарайся меня понять. Когда ты несчастна, это делает несчастным и меня тоже… Наша неспособность понять друг друга…
— Неспособность понять друг друга! Вся моя проклятая жизнь — неспособность понять то одно, то другое! С тех пор, как я себя помню…
— Пэтти, пожалуйста! Ты знаешь, что я должен быть тебе одновременно и отцом и матерью! Я всегда старался дать тебе все, что есть у других детей, и даже больше, я…
Она нервно засмеялась:
— Дети! Это кто же здесь ребенок? Это кто же здесь вообще когда-нибудь был ребенком?! — В ее голосе снова прорезались звонкие металлические нотки. — Мне больше двадцати одного года, меня уже вышвыривают с вечеринок, у меня есть отец, который шлет своих мерзких наймитов шпионить за мной… — Она вскочила со стола и теперь стояла перед Пендлтоном натянутая как струна, со сжатыми кулаками. — Что тебе нужно от меня? Чего ты добиваешься?! — Она сделала паузу, чтобы перевести дыхание.
— Драгоценная моя. — В голосе Пендлтона слышалась боль. — Все лучшее…
— Лучшее?! — Она почти рыдала. — Ты называешь лучшим имя, от которого воротит всех более или менее приличных людей? Тень которого стоит за каждой крупной мерзостью наших дней?! — Она взмахнула руками почти театрально. — Ну да, конечно, среди твоих корешков имя Пендлтон, наверное, обозначает что-то важное и даже священное! А для меня это — мерзость, гадость и куча дерьма мне в лицо!
