— Кто всем заправляет?
— Кто? Черт возьми, мэр, совет, ассоциация, республиканцы, демократы… Черт его знает кто еще!
— Я имею в виду — кто правит городом, папаша? Кто держит в руках все ниточки?
— Я уже сказал.
— Кто стоит за всем этим?
— А, конечно, конечно. Ну, например, возьмем бары и игорные дома. Они принадлежат «Линкастл Бизнес-Группе». Это вотчина Ленни Серво, его бизнес.
— Чем он владеет?
— Владеет? Черт возьми, да ничем. Он собирает мзду со всех этих мест и зарабатывает больше чем они. Нет, он не владеет ничем, но у него достаточно денег, чтобы дать взаймы человеку, который хочет открыть игорное заведение. Ленни не рискует. Он сидит вроде бы в сторонке и получает свои деньги.
Я глубоко затянулся, пока эта информация подыскивала для себя какую-нибудь полочку в моем мозгу.
— Судя по всему, он ловкий малый, — сказал я.
— Не то слово. Остальные пигмеи по сравнению с ним. Он даже позволяет себе заниматься благотворительностью, правда, если ему пообещают что-нибудь взамен. Ты, наверное, видел парк, который он «подарил» городу. А город отдал ему заболоченную землю по обеим берегам реки. Он осушил болото и устроил переправу. Загребает кучу денег. Действительно, превосходное место.
— Откуда он?
Старик пожал плечами.
— Кто его знает? Он появился лет шесть назад. Некоторое время у него был салун, потом он пошел в гору и… — Старик перестал глядеть в пол и встретился со мной взглядом. — Ты задаешь слишком много вопросов о городе, который должен покинуть, Джони.
— Я никуда не уезжаю.
— Можно мне спросить тебя?
— Давай.
— Ты убил Боба Минноу?
— Догадайся, — ответил я и не добавил больше ни слова.
На стене зажужжали часы. Снаружи захныкал ребенок, потом замолчал.
— Я не верил, что это ты, Джони. — Он улыбнулся и вздохнул, потом опять посмотрел на меня и потряс головой. — Никогда не верил, что это ты, мой мальчик, но теперь сомневаюсь.
Я подавил мерзкую усмешку, попытавшуюся искривить мои губы.
— Почему?
— У тебя нет нервов, вот почему. — Он смирился с тем, что, как он думал, должно произойти.
— Что изменило твое мнение?
Он в замешательстве посмотрел на меня. Потом медленно проговорил, делая паузы между словами:
— У того, кто вернулся, кишка должна быть покрепче, чем у убийцы старого Боба.
Я раздавил каблуком окурок.
— Никогда не пытайся понять человека, папаша. Это неблагодарное занятие.
— Нет… нет, я вовсе не об этом. Можешь мне рассказать, о чем вы беседовали с Линдсом?
— Линдс — крепко разозлившийся коп. Я полагаю, он вбил себе в башку, что должен пришить мне убийство. У него есть револьвер, из которого застрелили этого Боба Минноу, а на нем мои отпечатки. Так он говорит.
У папаши расширились глаза.
— Значит, ты не…
Я протянул ему ладони, чтобы он посмотрел на мои пальцы.
— Он не смог доказать этого, папаша. Он хотел, но даже если бы он наизусть знал каждый дюйм моего тела, он не смог бы доказать, что из револьвера стрелял я. Глупо, не правда ли?
— Джони, — у него перехватило дыхание, — это никогда не проходило!
Я засмеялся.
— На что спорим?
Он поднялся со стула, на лице было написано смущение и замешательство.
— Знаешь, мне надо выпить. У меня есть часа два до открытия кассы, так что поедем выпьем.
— Вот это другое дело.
Я открыл дверь и вышел, а он возился, убирая деньги в сейф. Женщина с ребенком гуляла по платформе, и зал ожидания был пуст.
Старик вышел, повесил на дверь замок, подергал его и натянул плащ.
Дешевая почтовая открытка торчала у него из кармана, и, когда он проходил мимо, я вытащил ее, бросил на асфальт и разыграл комедию, будто подбираю ее.
— Ты что-то потерял.
Он поблагодарил и сунул открытку обратно в карман. Я успел прочитать: «Николас Хендерсон, 391, Кеммер Плейс».
Он сел за руль своего старенького «Форда», а я втиснулся рядом с ним.
— Куда едем?
— Тут недалеко. Единственное место, где еще можно съесть приличный бифштекс. Есть и девочки, если интересуешься.
— Я всегда интересуюсь девочками, — засмеялся я.
У него так резко дернулась голова, что он почти потерял равновесие.
— Ты изменился.
— Пять лет — приличный срок, папаша. Достаточно, чтобы изменить человека, — сказал я совершенно естественно.
Он рывком тронул машину с места и круто развернулся.
— Да, тут ты прав, — согласился он.
Заведение, куда мы приехали, оказалось простой придорожной закусочной на шоссе. Обычная деревянная постройка, правда с шикарной, вывеской — «Бифштексы и котлеты Луи Динеро». Судя по числу припаркованных автомобилей, дела шли блестяще.
— Несколько далековато для котлеток, тебе не кажется?
— Ну и что?.. Зато это единственное место, где еще можно поесть. К тому же в его сети попадаются все возвращающиеся домой.
Мы вошли, когда маленький оркестрик заиграл румбу. Почти все присутствующие повернулись к дансингу и одобрительно засвистели. Папаша кивнул нескольким знакомым, выслушал горячее приветствие на итальянском от самого Луи и, замявшись, представил меня.
Было трудно поддерживать разговор и одновременно смотреть на блондинку, вертевшуюся у микрофона. Это была настоящая бутылочно-желтая блондинка в зеленом платье, сшитом как купальный халат и державшемся на единственной пуговке в середине. Как бы она ни поворачивалась, зрители все время могли видеть ее волнующе-загорелую ногу, которая янтарно вспыхивала в свете прожектора. Она запела и стала делать маленькие шажки, которые постепенно становились шире, обнажая тело, так что все прекратили жевать, опасаясь пропустить то, что должно было вот-вот произойти.
В песенке оказалось три куплета — слишком коротких, чтобы неизбежное случилось, и сокровенное так и осталось скрытым от похотливых взглядов современных танталов. Вместо того чтобы дать публике передохнуть, она снова начала рискованные манипуляции, теперь уже с верхней половиной платья, и в какой-то момент я подумал, что вот-вот она совсем избавится от него. Но и эта песенка закончилась слишком быстро. На девушку обрушился шквал аплодисментов, и она исчезла за занавесом позади оркестра.
— Вам понравилось? — спросил Луи.
Я сказал:
— Очень.
Он широко улыбнулся и самодовольно похлопал себя по животу.
— Венди была сегодня просто умопомрачительна. Она очень хороша. Когда-нибудь у нее будет громадный успех.
— Он бы давным-давно пришел к ней, не торчи она в этой забегаловке, — проворчал я.
— Что верно, то верно. Но ей здесь нравится, и она не хочет уходить. Я ей отлично плачу. Очень красивая девушка. Ну да ладно. Итак, Ник, вы с другом хотите закусить?
Папаша сказал:
— Конечно, я бы съел чего-нибудь. Дай нам парочку бифштексов, но сначала принеси выпить. Мы будем вон за тем столиком в углу.
Этот столик был глубоко задвинут в угол, прикрыт пальмой и какой-то драпировкой, так что никто и не подозревал о его существовании. Не успели мы сесть за стол, как нам принесли выпивку, и мы тут же осушили бокалы, чтобы официант захватил их и наполнил вновь.
— И часто ты здесь гуляешь, папаша?
— Человек иногда устает от супов и меблированных комнат.
— Хорошо устроился. Можно подумать, что у тебя собственная автобусная линия.
— Черт бы тебя побрал, Джони, для меня здесь недорого, потому что я на особом положении. Мой друг поставляет Луи продукты по довольно умеренным ценам, так что и Луи не дерет с меня три шкуры. Попробуй бифштекс — нечто божественное.
Он не шутил. Мясо оказалось изумительное. Я и не предполагал, что так голоден. Как только мои зубы вонзились в сочную мякоть, я перестал обращать внимание на что-либо вокруг, пока в центре тарелки не заблестела буква «Т». Тогда я закурил и откинулся на спинку стула, собираясь наслаждаться сигаретой и тихо переваривать пищу. В этот момент из-за пальмы появилась блондинка и направилась к нам. Я уставился на нее, забыв обо всем на свете, пока догоревшая спичка не обожгла мне пальцы.
Она надела другое платье, которое было ничуть не хуже того, зеленого. До меня наконец дошло, что дело вовсе не в платье, а в том, что находилось под ним.
— Хелло, Ник, — сказала она низким хрипловатым голосом и сморщила носик, глядя в мою сторону.
— Хай, Венди. Познакомься, это Джони.
Мне нравятся женщины, которые протягивают руку и жмут, как мужчины, — тогда вы можете узнать, из чего они сделаны. Эта была не размазней.
— Привет, Венди. Мне понравился твой номер.
Она рассмеялась глубоким грудным смехом.
— Не разочаровался?
— Ну, может быть, только чуть-чуть. В какой-то момент я надеялся… Однажды ниточки на пуговке все-таки лопнут, и тогда…
