– Класс, шеф, – с трепетом в голосе произнес мистер Уни-атц. – Это же морской гад!
Впервые в жизни Саймон был вынужден согласиться со спонтанным выражением Хоппи Униатца.
Над поверхностью воды, отсвечивая металлическим блеском, медленно, лениво двигался некий таинственный призрак. В жесткости его омываемых водой очертаний не чувствовалось дыхания, но он двигался, и это главное. Вскоре из его недр поднялось нечто вроде усеченной овальной башни и принялось бороздить ею же взбитую волну.
Инстинктивно Саймон крутанул рулевое колесо, однако призрак исчез еще до того, как быстроходный «Метеор» успел развернуться. Волна, возникшая при погружении призрака, набежала на боевую рубку и поглотила ее в образовавшемся водовороте. На несколько секунд взгляд Саймона пленила единственная деталь, убедившая его в том, что это не сон: короткая, похожая на обрубок труба продолжала дрейф, оставляя за собой тонкий белесый след. Верхушка перископа пришла в движение, повернулась кругом, остановила свой зловещий механический взгляд на «Метеоре» и тотчас же исчезла. Последний след подводной лодки исчез на спокойной и гладкой поверхности моря.
Питер Квентин сделал глубокий вдох и потер глаза.
– Полагаю, вы все ее видели сами, – сказал он.
– Я видел, – заявил мистер Униатц. – Я мог бы задать ему жару, конечно, если бы вы не велели припрятать мою пушку.
Саймон ухмыльнулся.
– Единственное, что способно задать жару таким морским змеям, – это глубинная бомба, – сказал он. – И, боюсь, это та самая вещь, которую мы забыли прихватить с собой... Но заметил ли кто-либо из вас какие-нибудь опознавательные знаки на лодке?
Все молчали. Он притронулся к дросселю, и катер, подняв нос, устремился к берегу.
– Я тоже не заметил, – сказал Саймон.
Он сидел у руля спокойно, едва ли не расслабившись, но за этим внешним спокойствием его друзья безошибочно чувствовали напряжение. Оно невольно передалось Питеру и Патриции. Единственным человеком, неподвластным никаким беспокойствам, был Хоппи Униатц. И если вообще существовал какой-то способ вывести его из состояния тупого благодушия, так это удар кувалдой по башке.
Питер вновь взялся за бутылку.
– Мы уничтожили надпись на спасательном поясе, – нерешительно начал он. – Если бы мы все присягнули, что на субмарине – свастика, мы могли бы несколько изменить ход событий.
– Я тоже подумал об этом, – сказал Саймон. – Но эта затея могла провалиться. Твой паспорт вряд ли сослужит тебе добрую службу. Кроме того, мог быть обнаружен еще один спасательный пояс или какие-нибудь другие опознавательные знаки. Тогда бы мы все только испортили. Нас бы обвинили в причастности к плохо спланированному заговору и в попытке свалить все на Гитлера. Это слишком большой риск... К тому же это нисколько не прояснило бы ситуации с Джилбеком – Марчем.
– Ты все еще уверен, что эти события связаны между собой? – спросила Патриция.
Саймон снова крутанул руль, и высокая волна понесла их через узкий пролив в относительно спокойный Бискайский залив.
– Я не совсем уверен, – сказал он. – Но этой ночью я попытаюсь такую уверенность обрести.
Пока они мчались по волнам, план действий складывался в уме Саймона сам по себе, без каких-либо усилий с его стороны. Детали его были пока не вполне ясны, но основа уже имелась. Теперь он знал, как поступит с телом юноши, лежавшим на дне катера, и не усматривал в своем замысле ничего предосудительного. Труп больше не представлял собой какой-либо практической ценности, это был такой же безликий предмет, как, скажем, баранья нога, – товар, которым следовало распорядиться с наибольшей выгодой для себя. Саймон знал, что замысел его безрассуден, но ведь все его самые великолепные замыслы были именно такими. Мир размышлений и умозрительных построений имеет пределы, за которыми нет другого способа постичь связь между событиями, кроме энергичного действия.
У опор дамбы он сбавил скорость «Метеора» и начал причаливать его к насыпи из песка и гальки.
– Пат, дорогуша, – сказал он, – вы с Питером высаживайтесь, а я с Хоппи отправлюсь с визитом к нашему другу Марчу.
– Почему бы нам всем не поехать? – спросила она, не скрывая тревоги.
– Потому что такая большая компания слишком заметна. И потому что кто-то должен вернуться к Джилбекам и караулить дом на случай, если что-то там произойдет. И, наконец, потому, что в случае неудачи нам с Хоппи может потребоваться алиби. Уходите, ребята.
«Метеор» мягко уткнулся носом в насыпь. Питер Квентин выпрыгнул из катера первым и помог Патриции. Он недовольно обернулся.
– Место, где обретается Марч, называется Лэндмарк-Айленд, – сказал он. – Это недалеко от якорной стоянки его яхты. Яхта у него такая большая и серая, с одной дымовой трубой, и называется «Марч хэер»[5]. Если вы не вернетесь через два часа, мы пойдем вас искать.
Саймон помахал им рукой, в то время как течение относило «Метеор» назад. Едва они успели выйти на водный простор, как Саймон включил мотор и развернул катер по широкой дуге. Позади медленно отшвартовывалось огромное пассажирское судно, казавшееся особенно большим на фоне мчавшихся по дамбе автомобилей. Судно пронзительно загудело, когда «Метеор» прошмыгнул у него под самым носом, и Саймон улыбнулся.
– Гуди до потери сознания, братец, – весело сказал он. – Тебе повезло, что ты не отправился в путь два часа назад.
Они двигались по заливу в южном направлении с той умеренной скоростью, при которой тихое бормотание движка не привлекало постороннего внимания. Мистер Униатц, усевшись на узкой планке палубы позади Саймона, попытался снова завести беседу.
– Босс, – сказал он, – мы пришьем этого парня, Марча?
– Посмотрим, – ответил Саймон. – А пока можешь снять с моряка мешок.
С поистине отеческой заботой отстаивал мистер Униатц свою оригинальную идею:
– Ему будет лучше в мешке, босс, там, в воде. Я сунул в мешок старый утюг, который нашел в гараже.
– Вынь его из мешка, – распорядился Саймон. – Мешок ты можешь выбросить вместе со старым утюгом, но морячок должен остаться. Действуй!
Он выключил двигатель, а Хоппи приступил к выполнению задания. Перед ними неясно вырисовывались очертания яхты «Марч хэер». Кроме якорных огней, были зажжены и другие, более мягкие, освещавшие палубу и надпалубные сооружения, свидетельствуя о наличии людей на борту, которые могут оказаться не вполне дружелюбными. Но для Саймона Темплера это была всего лишь интересная деталь.
Он испытывал блаженство от собственного бесстрашия, побуждавшее его к действию. Тем временем «Метеор» медленно подходил к яхте, стоявшей на якоре. Хоппи опустил в воду мешок, и катер слегка накренился.
– Ну и что нам теперь делать? – хрипло спросил мистер Униатц. – На нем нет ничего, кроме; нижнего белья.
Саймон поймал якорную цепь и, делая героические усилия, ловко удерживал «Метеор» от столкновения с яхтой, могущего привлечь внимание экипажа. Луна освещала корму яхты, а ее нос был погружен во мрак. Предстоящая работа начинала казаться Саймону не слишком утомительной.
– Я иду на корабль, – сказал он. – Ты остаешься здесь. Когда я сброшу тебе веревку, передашь труп.
* * *
В порядке эксперимента Саймон поиграл мышцами, ощупал манжету левого рукава, дабы убедиться, что финка с рукояткой из слоновой кости, не раз помогавшая ему в опасных ситуациях, находится на месте – в футлярчике на запястье. Над его головой круто вверх, к носу «Марч хэер» шла якорная цепь. Легко подпрыгнув, он ухватился за цепь и завис на ней над журчащим потоком, в то время как катер плавал под ним, насколько ему позволяла длина фалиня. Затем он с проворством обезьяны стал карабкаться по цепи наверх.
Он добрался до клюза и, качнувшись, уперся в него ногами. Осторожно маневрируя, ухватился пальцами одной руки за край дощатой обшивки палубы у самого носа яхты. Быстрым поворотом корпуса послал вверх вторую руку и ухватился ею за обшивку. Тотчас же, соблюдая осторожность, чтобы не выдать себя, подтянулся на руках.
Держа голову на уровне рук, он разглядел матроса в белых парусиновых брюках, облокотившегося на поручни на противоположной стороне носовой части судна. Саймон вновь опустился вниз и с безграничным упорством начал свой путь в направлении кормы, перебирая руками и удерживаясь лишь благодаря цепкости своих пальцев.
Когда он достиг уже почти середины яхты, он вновь подтянулся. В этом месте палубная надстройка предохраняла его от опасности быть застигнутым врасплох на тот случай, если человек в белом вдруг повернулся бы, а под этим углом зрения, кроме него, не было больше никого, кто мог бы его обнаружить. Через несколько секунд он уже ступил на палубу и притаился в тени.
С кормы доносились приглушенные голоса и позвякивание кусочков льда в стаканах, перемежавшиеся с негромкой музыкой радиоприемника. Стоя неподвижно у стены салона, Саймон какое-то время с завистью прислушивался к этим звукам и обнаружил, что горло у него пересохло от соленого воздуха и неразбавленного виски. Мелодичное позвякивание крошечных айсбергов в прохладительных напитках доводило его до исступления, но он понимал, что с этими удовольствиями нужно повременить. Крадучись как кошка, он направился обратно к носу яхты.
